Владимир Пекальчук - Долина смертных теней
– Слушай, времени поговорить наедине раньше не было, – негромко сказал Влад, – но сейчас-то ты хотя бы можешь объяснить, в чем дело? Если бы ты просто бросил работу по найму, я бы понял – все бросают рано или поздно, если доживают. Но ты столько времени угрохал, чтобы сделать нас командой. Два года назад мы были никем – просто пушечным мясом. За год ты сколотил из нас команду, за второй мы набрались опыта и сработались. И когда мы наконец стали одной из лучших маленьких команд, ты все бросаешь. Это уже странно само по себе. И если бы ты просто объяснил причину – было бы понятней. А затем ты решаешь найти себе контракт смертника… Вот я и думаю, что тут не так? На кой черт оно тебе?
– Скажем так, дружище. Когда я начал натаскивать вас, я надеялся стать когда-нибудь богатым. Очень богатым. Год спустя я заболел, а теперь мне остается жить всего ничего. Я просто пытаюсь продать подороже то, что скоро потеряю даром. Свою жизнь. Тебя устроит такой ответ?
– Вот оно что, – мрачно вздохнул Ворон, – теперь я тебя понимаю, хоть и не скажу, что мне стало легче. Чем же ты болен-то?
– Рак, – солгал Макс.
– И ты собрался заработать денег для своей новой подружки? Понимаю. Может быть, и я так же поступил бы.
– А что ты теперь делать намерен? – полюбопытствовал Шрайк.
– Да не знаю пока. Стикс и Серый примкнули к Сатане, но, сдается мне, он не так хорош, как ты. С другой стороны, я тоже начал понемногу верить в себя самого. Ищу теперь вот работенку для опытного специалиста, пусть рисковую, но чтоб много платили. Или, может быть, постоянное место в охране. В общем, мне любой из этих вариантов подходит: я твердо решил, что настало время перемен для меня. Завтра пойду к местным заправилам, а сегодня как следует залью за воротник.
– Ты ж смотри, называй этих, хе-хе, заправил как положено: мэр, советник и так далее. Тут официоз строгий, знаешь ли.
– Я знаю, – кивнул Ворон, – просто сдается мне, они такие же мэры, как Иван Николаевич с Завода – председатель.
– Не ровняй их. Неважно, как должность называть. Иван Николаевич хотя бы честный мужик, а эти… Хотя тут тоже есть один неплохой человек. Святослав Иванович Звягинцев, главный в научных кругах и собственно в самом университете.
– Ага, я слыхал. Директор университета. Люди, которые там учились, ему прям дифирамбы поют.
– Ректор, – поправил Макс, – его должность называется ректор. Просто раньше директоров университетов вот так называли – без первого слога в слове. Я к нему собственно и обращусь – это человек с незапятнанной репутацией, и в его распоряжении достаточно средств. И он честен – это все знают. А ты, общаясь с мэром и его лизоблюдами, держи ухо востро.
– Ага, – кивнул Ворон, – ну лады тогда. Вечером, возможно, свидимся в гостинице, но не уверен, что я к тому времени еще буду вменяем.
Он ухмыльнулся и помахал своему лидеру на прощанье. Макс проследил, как его старый товарищ исчезает в двери первого попавшегося кабака, и на душе вдруг стало тоскливо. Страшна не смерть – страшно умирать в одиночестве. Умирать впустую, бессмысленно, сгинуть в сумраке ледяной пустыни, осознавая всю бесполезность и изначальную обреченность своей попытки. И вот первый вестник смерти уже расправил над Максом свои черные крылья. Одиночество. Последний его друг ушел своей дорогой, и теперь попутчиками наемника будут только отчаяние, безнадежность и ярость. Ярость последней, бескомпромиссной и беспощадной схватки, из которой ему навряд ли удастся выйти победителем.
И в этом – вся человеческая натура, подумалось Максу. Только ярость некоторых представителей человеческого рода и их готовность сражаться до конца, до последнего вздоха, даже в самых безнадежных ситуациях – вот та сила, с которой лютая стужа и страшный вирус пока не в силах справиться.
Он двинулся в сторону массивного здания университета. Если повезет застать Звягинцева еще сегодня – это выльется в экономию нескольких часов.
Звягинцев сверился с бумагами:
– Всего пять человек по состоянию на сегодняшнее утро. И я ни на грамм не удивлюсь, если до завтра кто-то из них опять передумает. Игнатий Петрович, где обещанная вами команда? Я думаю, вы понимаете, что я не отпущу экспедицию всего с пятью охранниками!
Собеседник старого ученого, грузный человек лет пятидесяти, одетый в хороший пиджак-тройку и нарядные лакированные туфли, поерзал в кресле, которое для его располневшей фигуры было маловато. Старый заучка-сухарь наверняка умышленно приготовил для него такое, чтобы поскорей спровадить.
Мэр города и ректор университета давно были на ножах. Ученый слишком много ресурсов и времени тратил на бесполезные, непрактичные исследования и подготовку специалистов, городу совершенно не нужных, объясняя такое нецелевое использование ресурсов перспективами всего человечества и прочим бредом. И в придачу к этому Игнатий Петрович ничего не мог с этим поделать: заменить старого ректора просто некем. Весь университет держится на нем, открытие эрзац-вакцины без него бы не произошло. А ведь именно эта вакцина – главный продукт экспорта города.
Впрочем, старый мэр всегда был честен по отношению к самому себе: он тоже дал Звягинцеву повод ненавидеть свою персону. Именно его стараниями технология производства препарата не вышла за пределы города, сделав Игнатия Петровича очень богатым и распространив его авторитет далеко за пределы Университета, хотя старый ученый желал повсеместного производства вакцины и по возможности подешевле.
Как бы там ни было – ни один из них не мог обойтись без другого. Ученому нужны ресурсы и условия для научной деятельности. Ему, Игнатию Петровичу, нужны результаты этой деятельности.
– У нас еще одна заминка, Святослав Иванович, – нехотя сказал мэр. – Уже не пять, а четыре. Сегодня вернулся мой помощник и сообщил неприятную новость: сукин сын Пустынник отказался.
– Как отказался? – в недоумении посмотрел на собеседника Звягинцев.
– Вот так. Он просто не захотел никуда идти, даже не дослушав.
– Видимо, ему надоело работать задаром, – констатировал ректор. – Я вас предупреждал, что это рано или поздно случится. Но вы пожадничали давать ему адекватное выполняемой работе количество патронов – и вот, пожалуйста.
– Ну так надо было ему доплачивать из своей мошны, – огрызнулся мэр.
– Вы забываете, что патронов нужного ему калибра у меня как раз и нет, – парировал Звягинцев.
Игнатий Петрович примирительно махнул рукой:
– Теперь уже какая разница… Не в патронах дело. Он себе подружку нашел.
Ректор поправил очки на носу:
– Боюсь, я не улавливаю связи между подружкой и отказом работать…
Зато Игнатий Петрович уловил с ходу, когда аккурат после обеда заявился Семен с неприятной вестью, а в конце передал привет от Ольги. Той самой Ольги.
При одном воспоминании о ней мэр едва не заскрежетал зубами. Эта строптивая девчонка, семь лет назад посмевшая сказать ему «нет», слово, которого Игнатий Петрович уже очень давно не слышал, предпочла голод, холод и прочие опасности большой дороги обеспеченной и комфортной жизни.
В последнем разговоре, когда он пригрозил, что не будет Ольге спокойной жизни в городе иначе, как в качестве его любовницы, та ответила, что расквитается с ним, и в тот же день покинула Университет, забрав с собой только оставшийся после смерти ее отца автомат. С тех пор утекло немало воды, Игнатий Петрович уже давно выбросил ее из головы, и вот тут-то, семь лет спустя, эта сука отомстила ему, попросту украв у него Пустынника – прежде безотказного и послушного работника.
Нет сомнений в том, что теперь этот недоумок Пустынник точно знает, что его использовали, и наверняка Ольга расписала все это в особо мрачных тонах. И, может быть, очень скоро приберет безмозглого сталкера к рукам. Хотя, наверное, уже прибрала, раз он сказал «мы обойдемся».
Но больше всего Игнатий Петрович был зол на себя. Жадность и самое обычное упование на «и так сойдет» – вот его ошибки. И недальновидность. Он разве не знал, что Пустынник одинок? Знал. Стоило подсунуть ему какую-нибудь хорошо выдрессированную девку – и дело было бы в шляпе. Да только кто ж мог подумать, что вот так вот все выйдет? А теперь пересеклись где-то в ледяной пустыне пути голодного до женщин недоумка-сталкера и редкой суки, у которой талант вить из мужиков веревки в крови, – и привет. Золотой поток бесценных документов и данных, который сам плыл в руки, прервался.
Игнатий Петрович задушил бы Ольгу собственными руками, если б мог. Еще семь лет назад задушил бы, знай он наперед, что случится. Но теперь уже поздно. Она, поди, опытная головорезка, не зря же прозвище Рысь дали, а за спиной у Пустынника ей тем более не страшен ни Игнатий Петрович, ни его люди: никто из них не согласится иметь дело с ненормальным психом Пустынником. Да и толку: убить Ольгу – значит сделать сталкера своим врагом, что недопустимо. Вот если бы втихаря, несчастный случай организовать или как-то так… Но и Ольга тоже наверняка готова к таким штучкам.
