Антон Грановский - Мастер гнева
Какая-то женщина громко заголосила и бросилась к мужику с проломленным черепом. Только сейчас Волчок заметил, что во двор выскочили другие общинники. Он перевел взгляд на пастора и сипло спросил:
– Что там происходит, отче?
Человек в рясе не ответил. Он подозвал голоногого сорванца в дырявом картузе и коротко приказал:
– Принеси мне Книгу!
Мальчишка, весь пунцовый от волнения, кивнул и опрометью бросился в дом.
Теперь хор кричащих голосов из овина слился с причитаниями и воплями женщин во дворе. В это мгновение мальчишка подбежал к пастору и передал ему толстую книгу в потертом, темном кожаном переплете. Пастор зашагал к овину и через несколько секунд скрылся в темном зеве дверного проема.
Некоторое время ничего не происходило, и крики не смолкали, затем из овина стали выбегать люди. Вскоре девять человек, окровавленные, стояли во дворе, хрипло дыша. Несмотря на текущую из ран кровь, никто из них не уходил. Все они готовы были прийти на помощь пастору, если такая просьба прозвучит.
Оружие все еще было при них, однако Волчок заметил, что от лопаты, которую держал в руках один из общинников, остался лишь обломок черенка, а острия вил, которые держал другой общинник, изогнулись под самыми немыслимыми углами, и с концов их капала кровь.
Из овина донесся нечеловеческий вой, столь пронзительный, высокий и долгий, что у Волчка сдавило сердце. Он посмотрел на общинников, ожидая, что они бросятся на помощь пастору, но никто из них не сдвинулся с места. Мужчины и женщины словно оцепенели, а на лицах их, обращенных к овину, застыло выражение ужаса.
И вдруг вой оборвался. Несколько секунд стояла полная тишина, а затем послышались негромкие шаги, и из темного провала дверного проема вышел пастор, живой и невредимый.
Руки его были черными, словно их покрыл толстый слой сажи. Книга, которую пастор держал в черных пальцах, дымилась.
– Кто-нибудь! – проговорил священник хриплым, словно надломленным голосом. – Принесите мне воды!
Несколько женщин тут же бросились исполнять его просьбу, и вскоре вода была принесена.
Пастор наклонился и подставил руки. Женщина принялась лить воду ему на руки, и он стал их мыть. Смешавшись с сажей, почерневшая вода падала на землю. Пастор мыл руки неторопливо и сосредоточенно, и пока он это делал, общинники хранили молчание, словно боялись нарушить важность момента.
Закончив мыть руки, пастор выпрямился, обвел общинников строгим взглядом и громко сказал:
– Кузнец Ганс отправился в лучший мир. Теперь все позади. Лекарь, окажи помощь всем, кто в ней нуждается!
5
– Меня зовут отец Нейреттер, – представился человек в рясе, усадив Егора за стол и усевшись напротив. – Я пастор и глава этой общины.
– Вы начальник тех людей, которые мучили меня? – негромко уточнил Волчок.
– Прости за это. Мы должны были убедиться, что ты не представляешь для нас угрозы.
Волчок кивнул, давая понять, что принимает извинения, и спросил:
– Что случилось с кузнецом Гансом?
Глаза пастора Нейреттера сверкнули, и он ответил глухим, предостерегающим голосом:
– Ты ведь слышал – в него вселился злой дух.
– Это в самом деле так?
– Да. Эльстарский лес, из которого ты пришел, называют Адским. Именно поэтому наши люди отнеслись к тебе настороженно.
– Они подумали, что я – злой дух?
– А ты их за это осуждаешь?
Волчок нахмурился и покачал головой:
– После того, что я увидел, – нет.
Взгляд пастора стал более благосклонным, словно он убедился, что имеет дело с адекватным человеком, и это принесло ему удовлетворение.
– Как тебя зовут? – спросил отец Нейреттер. – Ты назовешь мне свое имя?
– Меня зовут Волех.
– Как? – не расслышал пастор.
– Волех, – повторил Волчок имя своего далекого пращура, в чье тело он вселился.
Пастор прищурил карие глаза:
– Трудное имя. Ты не против, если я буду называть тебя Вольфганг? Это имя созвучно твоему, но мне и моим людям будет гораздо легче и привычнее его произносить.
– Я не против, – сказал Волчок.
– Значит, договорились. А теперь расскажи мне, Вольфганг, что же с тобой произошло?
– Я странник. Шел через лес. Собирался пройти его до темноты, но не успел. Ночью на меня напали дикие звери.
– Волки?
– Да. Кажется, волки. Была ночь, и я не разглядел почти ничего, кроме светящихся в темноте глаз.
Пастор посмотрел на Волчка с сомнением.
– Откуда ты родом, Вольфганг?
– Из… славянских земель.
– Это в самом деле так?
– Да. А что?
Пастор усмехнулся.
– Я никогда не видел славян, но наши воины говорят, что славяне кровожадны и злы и что лица у них так уродливы, что на них невозможно смотреть без содрогания.
– Значит, вам повезло встретить славянина с человеческим лицом, – заявил на это Волчок.
Пастор Нейреттер несколько секунд молчал, разглядывая Волчка, а затем улыбнулся и сказал:
– Понимаю, о чем ты думаешь. Мы – простые люди, никогда не надевавшие доспехов, – легковерны и склонны доверять каждому сообщению, которое не можем проверить сами. Даже когда сообщение это смахивает на полную дичь. Я вижу, ты такой же человек, как я, и верю тому, что ты славянин. Что же заставило тебя уйти так далеко от дома, Вольфганг?
– Страшная болезнь выкосила всю нашу деревню, – соврал Волчок. – Я остался один. Мимо деревни проходил караванный путь, по которому наши купцы возят в Германию подводы с рыбьим клеем и пенькой. Я пристал к одному из обозов. Помогал купцам перегружать товары, водил коней к водопою, разжигал костры от ночной стужи. Потом, скопив денег, отправился дальше и несколько месяцев был толмачом на большом торжке близ Вюрцбурга.
Волчок удивился тому, что может так легко и беззаботно лгать. Должно быть, этот кузнец Волех – отличный брехун.
Пастор с большим интересом выслушал рассказ Волчка, а когда тот замолчал, спросил:
– Чем ты занимался до того, как отправился в странствия?
– Я был кузнецом. Работал с железом.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла молодая девушка. Красивое лицо ее было таким же смуглым, как лицо пастора, а глаза – такими же серыми и спокойными. Темно-русые волосы подхвачены белой сеткой, расшитой голубым бисером. Бисерная нитка охватывала стройный стан. Верхнее платье из камчи имело широкие откидные рукава, нижнее было сшито из белого льна, и узкие рукава его плотно облегали тонкие руки девушки. На поясе у нее висел кинжал в деревянных ножнах, обтянутых коричневой кожей.
– Я слышала, что случилось с Гансом! – крикнула девушка с порога. – Бедный, бедный Ганс!
Пастор взглянул на девушку недовольным взглядом и спросил:
– Ты опять совершала конную прогулку без сопровождения, Габриэла?
– Я не катаюсь там, где опасно, папа.
– Габи, в наше время опасно везде, – с упреком возразил пастор.
Обратив, наконец, внимание на Волчка, девушка остановилась и уставилась на него широко открытыми глазами. Потом улыбнулась и с некоторым смущением проговорила:
– Папа, давай не будем выяснять отношения при посторонних. Простите нам нашу неучтивость, сударь. – Эти слова относились уже к Егору. – Значит, вы и есть тот самый человек, которого страж Отто нашел на границе Эльстарского леса?.. Что же вы молчите? – удивленно спросила девушка.
– Я… Простите, я просто растерялся. – Волчок заставил себя учтиво улыбнуться, хотя душа его пребывала в большом смятении. Дочь пастора напомнила ему другую девушку – ту, которую он встретил возле клуба «Догилефф». – Вы… так внезапно появились, – с трудом договорил Волчок.
«Выражение глаз, поворот головы, жесты… Все, как тогда у Ники!»
Габриэла хотела что-то сказать, но пастор остановил ее плавным, но властным жестом руки.
– Габи, оставь нашего гостя в покое. Он еще слишком слаб.
– Слаб? – Девушка на мгновение задумалась, а затем лицо ее просияло. – Я заварю ему целебную траву по рецепту безумной Греты! А заодно разогрею похлебку. У твоего гостя вид очень голодного человека, отец.
Габриэла развернулась и направилась к печи. Там она, не дав себе ни секунды на отдых, начала хлопотать по хозяйству, и Волчку стоило больших усилий не смотреть на нее.
Спустя полчаса Волчок и пастор сидели за столом и ели молочную похлебку, заедая ее черным, но беспримесным хлебом. Сама же Габриэла, выставив еду на стол, умчалась во двор по делам.
– Знатный у вас хлеб, отче, – сказал Егор.
– Да. Хлеб хороший. Паства старается приносить мне только такой хлеб. Поначалу я протестовал, но люди стали обижаться. – Пастор Нейреттер улыбнулся. – Они уверены – раз я пастор, наместник Бога на земле, то должен получать только лучшее.
– А вы с этим не согласны?
– Не думаю. У меня за спиной немало грехов, Вольфганг. Я ведь не всегда был пастором.
– А кем вы были раньше?
Пастор вздохнул, и Волчку показалось, что по лицу старика пробежала тень.
– Сейчас не стоит говорить об этом, Вольфганг. Кстати, как тебе похлебка?
