Алекс Орлов - Охотники за головами
— Одну минуту.
Последовала пауза, в течение которой номер лицензии проверялся через базу данных.
— Все в порядке, господа, — сказали уже более уважительно. — Если можно, ответьте, пожалуйста, на пару дополнительных вопросов.
— Задавайте…
— Что именно вы хотите купить в салоне?
— Нам нужен новый робот. Старый мы, увы, потеряли.
— Какую именно машину вы хотели бы купить?
— Нас устроит «Канберра»…
— О, должно быть, ваши дела идут блестяще… Благодарим вас. Ваш посадочный вектор 4–5–3. Удачной покупки.
— Кто это был? — спросила у Форша Грэйс, она живо интересовалась всеми делами на корабле и сейчас внимательно следила за переговорами командира.
— Всего лишь полицейский компьютер… Иди надень выходную форму. Мы идем в магазин.
30
Майор Вертински выпил еще порцию коньяку и занюхал ее кусочком шоколада. Локвуд покачал головой:
— Разве можно пить коньяк таким образом, Марк? Ведь это же не джин военной поставки, сделанный из яблочных огрызков. Это — «Арарат». Кто знает, сколько веков шел до нас его рецепт. А ты — одним махом.
Бац, и все…
— А вот тут я с тобой не согласен, — возразил Вертински. — Существуют две школы пития — «восточная» и «западная»… Я по этому делу прочитал диссертацию…
— Чью диссертацию? — Язык Локвуда уже немного заплетался.
— Не свою, понятное дело. Стал бы я здесь в сапогах маршировать, если бы умел писать… Писать диссертации, я имею в виду…
— Ну так и что там «восточная» и «западная»? — напомнил Гэс Локвуд.
— Это ты о чем?
— Эй, Марк, тебе молоко пить надо, а не коньяк.
— Нет-нет, я вспомнил. Так вот, Гэс, «западная» школа пития — это воздействие на вкусовые и обонятельные рецепторы… А именно, — майор икнул и, наведя фокус на Локвуда, продолжил: — А именно эту школу ты и исповедуешь. Ты гоняешь коньяк во рту и говоришь, что все оч-чень хорошо… А я…
— А что же ты?
— Подожди, Гэс, не так быстро. Ага, ты гоняешь коньяк во рту и возбуждаешь свои рецепторы…
— Вкусовые, — заметил Локвуд.
— Согласен, — кивнул Вертински. — А я следую «восточной» школе…
— И в чем же разница?
— Все просто, Гэс, эта школа находится на востоке… Слушай, а чего мы хотели сегодня сделать?
— Позвонить на Лив-Гертон, чтобы переговорить с Веласкесом.
— Правильно.
— Ты говорил о «восточной» школе.
— Да, говорил и буду говорить… И никому не позволю… — майор съехал со стула и оказался на полу. — Давай выпьем, Гэс…
— Тебе уже хватит, Марк, ты и так уже похож на свинью…
— Правда?
— Правда…
— Ну, я тебе верю, Гэс… — Вертински попытался снова взобраться на стул, но у него это не получилось. Наконец Локвуд помог ему, и майор снова оказался на стуле.
— А «восточная» школа, — продолжил он как ни в чем не бывало, — учит нас чувствовать напитки пищеводом…
— Пищеводом вкус не почувствуешь, — возразил Локвуд.
— Согласен, — кивнул Вертински, — но воздействие напитка, изменение состояния человека лучше всего почувствуешь только пищеводом. Вкус ничто, состояние все…
— По-моему, это уже какая-то философия… — Гэс Локвуд попытался поймать вилкой последнюю маслину, но та оказалась довольно верткой. Тогда Гэс засунул в банку пальцы, и вскоре маслина была поймана.
— Сколько сейчас времени? — спросил Вертински.
— У тебя же есть часы…
— Да, действительно, — майор долго глядел на стрелки, прикидывая и так и эдак, но в конце концов произнес:
— Мне, кажется, пора…
— Ну тогда звони…
Сам не понимая как, но майор вспомнил номер своего земляка-связиста и непослушными пальцами стал тыкать в наборную панель. Вскоре произошло соединение. Незнакомый голос запросил пароль, но Вертински сказал:
— Мне нужен Биндвист…
— Капитан Биндвист?
— Да…
Последовала пауза, а затем Вертински услышал голос своего земляка:
— Слушаю, вас. Кто это?
— Привет, Гарри!
— Марк, ты, что ли?
— Нет, адмирал Фоккерблум…
— Да ты, никак, пьяный…
— Это не важно. Я по делу…
— По какому делу? — Голос Биндвиста то пропадал, то появлялся вновь — Лив-Гертон, действительно, был очень далеко.
— Я хотел узнать, как дела у Джефри Веласкеса…
— Какого Веласкеса?
— Ну ты даешь, Гарри. Капитан Джефри Веласкес уже давно должен был прибыть на ваш гребаный… этот Лив-Гертон.
— Ты, наверное, чего-то спьяну напутал. Никакого Веласкеса я не знаю, и последние три месяца к нам никого не присылали…
— Да? Ну тогда прощай… — майор положил трубку и замолчал. Затем поднял глаза на Локвуда и предложил: — Давай еще выпьем?
— Я так понял — его там нет? — спросил Гэс, трезвея,
— Нет и не было… Три месяца никаких новых назначений. Одно слово — Лив-Гертон. Тишь да благодать… — не дожидаясь Локвуда, Вертински налил себе и выпил.
— Может, его перевели в другое место? — предположил он, чтобы успокоить Локвуда.
— Нет, Марк. К нам в канцелярию уже пришло подтверждение, что Веласкес успешно служит на новом месте… Просто никому в голову не приходило, что у тебя там может оказаться земляк, который все тебе расскажет безо всякого пароля…
— Тут уже ничего не поделаешь, Гэс.
— Я этих сук на куски порву… — глядя перед собой, пообещал Локвуд
— Не надо, не заводи себя. Воевать с УСП невозможно. Тебя раздавят, как окопную вошь, Гэс. Оставь их в покое, и они тебя не тронут…
— Вот тут ты ошибаешься, Оноре. Они и за мной придут… Я это знаю.
Локвуд поднялся со стула и ощутил в голове необыкновенную ясность. Теперь он знал, что нужно делать. Он решил сопротивляться, и не потому, что боялся за свою жизнь.
Капитан Локвуд решил мстить тем, кто воюет против своих. Несмотря ни на какие высочайшие соображения, Локвуд расценивал такие игры как предательство.
— Эй, да куда же ты собрался?
— Пойду к Зельдовичу. Посмотрю ему в глаза и спрошу — куда он дел Джефа… — Локвуд сказал это таким тоном, что Вертински понял — разубеждать его бесполезно.
31
Координатор «восьмого особого отдаления», генерал Спайк Деньер, стоял перед зеркалом и внимательно изучал свои зубы.
Увы, они желтели от табака, и это было ужасно, тем не менее пользоваться сигарными имитаторами Деньер отказывался.
«Только живой, бодрящий табак возвращает мне силы…» — говорил он, когда кто-то досаждал ему беседами о здоровом образе жизни.
«Если бы это было так вредно, ни один врач не пил бы и не курил. А раз они это делают, значит, можно и нам — их пациентам. Я доверяю нашей медицине на все сто…»
Спайк продолжал смотреться в зеркало и вспоминал слова своей жены: «Спайк, тебе нужно заняться своим здоровьем. Ведь ты совсем не справляешься со своими супружескими обязанностями…»
Дейдра говорила это полушутя, но Деньер знал, что в этом плане у него с женой становится все больше проблем. Однако дело было не в здоровье и куреве. Причина была в другом…
В дверь постучали. Генерал крикнул «Войдите», и на пороге появился Юлиан.
Его шикарные волосы живописно лежали на плечах, а умелый макияж придавал лицу некую таинственность.
— Проходи, закрывай дверь… На ключ… — при последних словах голос Деньера дрогнул.
Юлиан привычно замкнул дверь и презрительно оттолкнул тележку с ведром и шваброй: он числился в управлении уборщиком. Затем, поигрывая бедрами, прошел к столу генерала и присел на его краешек.
Деньер обожал этого юношу. Он встречался с ним каждый день, и подчас у него не хватало сил для продолжения любовных утех, но ничего поделать с собой генерал не мог.
— О, Юлиан… — горячо зашептал Деньер и привлек любовника к себе.
— Мне надоело ходить с этой грязной тряпкой, Спайк… — захныкал тот
— Но, любовь моя, это же только для отвода глаз. Ты же ничего не делаешь.
— Все равно. Они косятся на меня, и я… смущаюсь.
— Кто «они»? — строго спросил Деньер.
— Все… Все мужчины в этом здании… Когда Юлиан вел себя подобным образом, Деньер знал, что ему нужны деньги.
— Ну-ну, любовь моя, может, мы тебе что-нибудь купим? — сюсюкая, предложил генерал.
— О да, Спайк! Я хочу новое боа!
— Ну хорошо. Сколько?
— Две тысячи… — скромно потупив глазки, признался Юлиан.
Генерал вздохнул, однако вытащил чековую книжку и выписал требуемую сумму.
— Зачем тебе столько барахла, счастье мое? — спросил Деньер. Он знал, что у его любовника огромнейший гардероб.
— О, для настоящей сценической жизни, Спайк, это не так много…
— Ох… — покачал головой Деньер. У его любовника был еще один пунктик — он обожал петь. Голос у Юлиана был слабенький, и он вместо пения орал, стараясь резонировать затылочной костью. Получалось отвратительно. В такие минуты Спайк его просто ненавидел.