Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)
Хлопнула дверь, раздался голос Мажуги:
– Ты, что ли, надысь приезжал? От Астаха?
– От него. – Приезжий обернулся. Теперь Йоля его получше разглядела: крепкий такой мужичок, в плотной куртке, перетянутой ремнями. – Что ж ты хозяину не отвечаешь? Он твоего слова ждет.
– Дела были, в Харьков ездил. И ответ мой твоему хозяину известен: семь золотых в сезон.
– А ведь Астах сказал, чтобы подумал ты. А когда Астах говорит подумать…
– То мне сразу хочется цену поднять, чтоб он видел, что я хорошо думаю, – отрезал Мажуга. – Значит, если Астах на семь не согласен, скажи ему: последнее слово – восемь. Жду его завтра с задатком. Если вместо него сюда снова ты заявишься, мой ответ будет – девять в сезон. Ну а послезавтра я, наверное, съеду на пару дней, так что пусть Астах с задатком не откладывает. Потом ведь еще дороже получится.
Произнося отповедь, Мажуга шагал к синему сендеру, теперь и он попал в ту часть двора, которая просматривалась сквозь решетку. Йоля видела, что хозяин фермы руку не убирает с рукояти кольта и держится настороже. Небось и охранник на вышке тоже в приезжих целит, если такое дело.
Стало быть, приезжий-то совсем глупый, если с ним так приходится.
Посланник процедил с угрозой:
– Астах явится. Раз уж ты этак повернул, явится он самолично.
– Тогда пусть поспешит. Потому что…
Чем закончилось дело с посланником Астаха, Йоле досмотреть не дали. Дверь распахнулась, появилась Ористида:
– Идем, замарашка, отмывать тебя будем.
Вслед за теткой Йоля прошла по коридору, свернула и оказалась в просторной комнате. Вдоль стен здесь тянулись трубы с вентилями, а пол был с заметным уклоном, который вел к горловине в углу. В другом углу расположилась здоровенная деревянная лохань. Было душно, пар поднимался над лоханью и клубился под потолком.
– Скидай лохмотья, – велела Ористида, – да лезь в воду.
Йоля подошла ближе и заглянула в лохань – в лицо пахнуло горячим. Лохань была наполовину заполнена водой, такой чистой, что каждую досочку на дне видать.
– Давай, давай, – поощрила Ористида. – Или за свои тряпки переживаешь? Не боись, оденем в чистое.
– А может, не надо?
Йоля вдруг заробела. Сроду в такую воду не окуналась. Как-то попала она с другими мальцами под водопад. В сезон дождей протекли перекрытия, и с поверхности полилась вода, размывая по пути все, что валялось среди руин старого Харькова. И такое там, видно, в воде растворилось, что у Йоли потом дней двадцать все, что попало под струю, чесалось и шелушилось. А может, дождь кислотный в тот раз небеса послали – кто ж разберет?
Из тех, кто с ней угодил под сток, все так же болели, едва не перемерли. И хотя она понимала, что не вода виновата, а отрава с поверхности, страх остался.
Конечно, сердитая тетка Ористида все поняла неправильно.
– Что? – скривила она губы. – Страшно мыться такой грязнуле? Не боись, от этого не помирают.
Йоля собралась с духом и попробовала воду пальцем:
– Горячо!
– Так только кажется. Сперва горячо, а как макнешься, хорошо будет, вылезать не захочешь. А, постой-ка. Давай ногу. Выше, выше задери, что мне – на карачках перед такой важной кралей ползать?
Йоля сперва не сообразила, о чем речь, но увидела в руках Ористиды знакомый ключ, подняла ногу на край лохани и подставила лодыжку. Тетка отстегнула оковы и кивнула:
– Давай теперя.
Тянуть дальше не было никакой возможности – уже ясно, что Ористида не отстанет, и Йоля, то и дело тяжко вздыхая, скинула башмаки и стала стягивать лохмотья. На влажном полу после нее оставались жирно-черные следы, а на лохани, куда ставила ногу, повис вязкий грязевой ком. Голой стоять перед Ористидой не хотелось, и Йоля, подвывая (горячо!), быстро погрузилась в воду. Чуть погодя ей пришлось признать правоту тетки – стало хорошо. Она улеглась, поджав ноги, закрыла глаза… и сама не заметила, как начала погружаться в дремоту. Проснулась от того, что в наполненной паром комнате раздались голоса. Йоля встрепенулась, дернулась, погрузилась с головой, над водой вскинулись ноги и плеснулись ворохом брызги. Ухватившись за борта лохани, она восстановила равновесие и, фыркая, высунула голову. Глаз девчонка так и не открыла, боялась воды по-прежнему. Но и не видя, узнала голоса. В помещение сунулся Игнаш, а Ористида его гнала:
– Уйди, Мажуга, не след тебе глядеть на нее. Помоем, переоденем, тогда любуйся.
Ржавый, уходя, буркнул:
– Чего я там не видел? Девчонка и девчонка… Мы ж пока Лушу растили, так, знаешь же, всякого нагляделись.
– Вот именно, пока растили. А эта взрослая. Не стыди девку, я в ее годах уже первого вынашивала, так что…
Дальше оба вышли из мыльни, и Йоля не слыхала, что там было, когда Ористида вынашивала первого. Зато, проморгавшись наконец, она увидела Лушу. Та сидела на табурете в углу и пялилась пустыми глазами. В руках держала вышивку – тряпочку, натянутую на деревянный обруч. Потом Луша опустила глаза и стала орудовать иглой, а там и Ористида вернулась.
Йоля встала в лохани, обхватив себя руками.
– Не стой столбом! – прикрикнула тетка. – Краник открой. Вон, сбоку, к углу смотрит. Вниз погляди, городская…
– Городская, – по-прежнему растягивая гласные, повторила Луша.
– Вот именно. Они, вишь, Лушенька, в городе дикие все.
Йоля наконец сообразила, что должна отвернуть краник в борту лохани и выпустить воду. Нагнувшись, поразилась: она стояла в грязи. Вода сделалась серо-буро-мутной. Йоля отвернула медное колесико, грязная струйка весело ударила в пол и устремилась к сливу в углу.
– Вытереться-то дадите? – буркнула Йоля. В другой раз она бы что-нибудь злое добавила, насчет того что городские не дикие, а на самом деле дикие сами селюки, но вид грязной воды ее очень поразил, вот и смолчала.
– Куда тебе вытираться? Стой там. Я щас.
Ористида развернула носок блестящей стальной трубы, тоже с медным краном, и пустила воду в лохань. Йоля завизжала – вода оказалась ледяной. Тетка, не обращая внимания на крик, вывернула к лохани вторую трубу, оттуда потекла горячая вода. Подогревали ее в баке за стеной, Йоля только сейчас сообразила, что слышит, как гудит пламя. В Харькове-то привыкла к реву вентиляторов, вот и не заметила шума.
– Щас сызнова макнешься, – объяснила Ористида, – потом опять воду сменим, и так покуда не увидим, какова ты на самом деле, без грязи. Вот и познакомимся. Мажуга велел тебя отмыть, так я ужо исполню.
Воду меняли еще два раза. Наконец Ористида сочла, что подопечная вполне отмыта, и протянула ей грубую холстину:
– Ну вот, уже получше стала, хоть на человека похожа, а то была прям зверь-мутафаг какой-то.
Вытирайся. После одежу примеришь. А старое тряпье проще сжечь. Даже механику на ветошки не понесу, еще обидится.
Йоля не стала перечить, натянула рубаху и портки, все свежее, светленькое. Обновы ей не понравились, но если смываться, то в таком сподручнее. Это только в харьковских подземельях черные лохмотья не выделялись, а здесь светлое лучше. Ну и вообще спорить не хотелось – после мытья Йоля расслабилась. Потому не стала противиться, когда Ористида снова защелкнула на лодыжке цепь. Для этого тетке пришлось нагнуться, так что Йоля без труда стянула булавку, заколотую у Ористиды на воротнике. Она давно на эту булавку глаз положила.
– Посиди, я сейчас обувку принесу, – велела Ористида.
Йоля, бренча цепью, присела на табурет рядом с молчаливой Лушей и заглянула в ее рукоделие. Странная девочка вышивала красной ниткой по белому узор из линий и треугольников, стежки ложились точно, будто их под линейку прочертили. Сперва Йоле показалось, что так оно и есть, но, как ни пялилась, нарисованных на полотне линий не разглядела.
– Ну и глаз у тебя! Наверное, ты и стреляешь здорово.
Луша подняла пустые глаза. Вряд ли она поняла, что означает похвала Йоли.
– Это приданое мне. Вот приедет суженый, увезет в свою хату, так и приданое уж готово будет. А ты тоже суженого ждешь?
– На кой мне суженный? Мне расширенный нужен! Вот такой, – Йоля показала руками, – не, вот такенный даже!
Пока Луша хлопала ресницами, явилась Ористида, принесла легкие кожаные сандалии:
– Обувай да пойдем.
– А пожрать не будет?
– Мажуга сказал, чтоб тебя не кормили, потому что все едино сблюешь. Что ж еду переводить зазря?
– Голодать в этом доме мне, значит? – попыталась возмутиться Йоля. Но особого напора в голос не вложила – не смогла, разморило после мытья. – Жадные вы все, сиротке куска жалеете!
– Принеси Йоле покушать, – вдруг попросила Луша.
– Ладно, принесу чегось, – решила тетка, – но немного. Иди пока за мной.
Йоля, уже привычно подобрав цепь, побрела следом. По пути свернули в большую светлую комнату. Выбеленные стены казались красными от лучей закатного солнца, которые били в окошко. В комнате были шкафы, сундуки и стол со стульями, все тяжелое, из досок сбито. В городе таких вещиц не держали, столько дерева расходовать – это ж неправильно!