Андрей Буторин - Север
На щеках и подбородке мужчины была такая же густая, как и у небесного духа, щетина. Только эта была черной, без единой седой искры, как и его растрепанная косматая шевелюра. Мертвеца, скорее, можно было назвать парнем – вряд ли ему исполнилось больше лет, чем самому Нанасу.
Одет он был во что-то, совсем не похожее на малицу. Наверное, нечто подобное небесный дух и называл шубой. Самое странное, что эту шубу явно сшили не из шкур, во всяком случае, не из оленьих. Она была темно-синего, как черничные ягоды, цвета, короткой, а полы ее скрепляли между собой черные кругляши, просунутые в узкие прорези. На ногах человека были надеты серые штаны из такой же шкуры, заправленные в совсем уж невообразимые черные каньги[9] с продетыми во множество отверстий узкими веревками, завязанными сверху. На подошвах были вырезаны угловатые узоры, и выглядели эти подошвы так, словно были сделаны из черного дерева или из камня. Пушистая рыжая шапка, наверняка из лисьего меха, валялась в стороне.
Нанас покачал головой, взялся за дротик и не без труда вытащил его из раны. Глазница трупа сразу наполнилась кровью, которая алым ручейком потекла по щеке, словно убитый парень оплакивал свою загубленную жизнь.
И только теперь до Нанаса дошло: он убил человека! Впервые в жизни он сделал так, что только что дышащий, думающий, видящий, слышащий и двигающийся человек вмиг перестал видеть, слышать, двигаться, дышать и думать.
В ушах у юноши опять зазвенело. Белое поле дороги вдруг стремительно понеслось на него и закрыло свет, погрузив все вокруг во тьму.
Очнулся он из-за быстрых, легких прикосновений к щекам, носу и лбу чего-то мокрого, шершавого и теплого. Раскрыв глаза, он увидел перед собой морду Сейда с высунутым розовым языком. Желтые глаза пса смотрели на него так необычно, что на несколько мгновений Нанас почувствовал себя маленьким мальчиком, упавшим и до крови рассадившим коленку; ему больно и страшно, но рядом мама, она приложила к ране целебную травку, поцеловала его в лоб, нежно погладила вихры, шепнула что-то ласковое, и боль вместе со страхом сразу ушла…
– Спасибо, – шепнул Нанас и лишь затем, оглядевшись, понял, что лежит, распластавшись, посреди дороги неподалеку от убитого им человека. Он медленно поднялся на ноги. Наверное, надо что-то сделать с покойником – если не похоронить нормально, то хотя бы зарыть в снег… Или, наоборот, не надо, ведь тогда убитого не смогут найти, а если оставить лежать так – его обязательно обнаружат соплеменники и похоронят как полагается. Сейд гавкнул и сделал пару прыжков в сторону нарт. Снова гавкнул и опять прыгнул. Он настойчиво призывал хозяина двигаться дальше.
И лишь теперь до Нанаса дошло, что соплеменники черноволосого парня могут быть совсем рядом, что они вот-вот обнаружат не только тело дорогого для них человека, но и преступника, который его убил!
И тогда… Понятно, что тогда. Они нагонят бестолкового замороженного саама, устроят на него охоту и умертвят, а потом набьют из его трупа чучело.
Нанас, обгоняя Сейда, ринулся к нартам, подхватив на бегу хорей. Вскочил в кережу, ткнул оленей, а когда нарты уже тронулись, застонал от отчаяния: никуда он не сбежит от мести соплеменников убитого! След полозьев рано или поздно приведет их к нему.
Глава 8
Буран
Нанаса начало трясти. И от страха, и от понимания того, что он только что сделал. Он убил человека! Немыслимо! Невозможно! Людей нельзя убивать, и не потому, что за это может последовать наказание, а просто потому что нельзя. Потому что жизнь – самое ценное, что есть на свете. Да, этот парень тоже собирался убить его. Наверное, собирался. Непонятно, что за плюющаяся огнем палка была в его руках, но уж вряд ли с ее помощью он хотел просто поиграть с Нанасом. Парень чувствовал: та огненная волна, что прошла рядом со щекой Нанаса после громового раската, вполне могла разнести ему голову, не отвлеки Сейд ездока колдовских нарт. И все равно, не нужно было его убивать. Почему он метнул дротик именно в голову, а не в руку, например, чтобы выбить из нее эту палку? Потому что некогда было размышлять или потому что услышал в своей голове приказ: «Убей его»? Кто мог ему приказать, кроме себя самого же? Юноше показалось тогда, что это был… Сейд. Но каким бы умным ни был его пес, разговаривать он все же не мог, тем более – мысленно. Да и не был Сейд настолько злым и жестоким, чтобы сказать такое, даже если бы он это умел. Конечно, можно еще свалить вину на злых духов… Только бросал-то дротик все же не дух, и не дух отрешенно смотрел в небо единственным глазом…
Может быть, духи завладевали теми, кто подходил чересчур близко к их обиталищу? И Нанасом овладел, да и в черноволосого парня вселился…
Но вот если Нанаса догонят соплеменники убитого, если прикончат в отместку его самого, винить духов не выйдет. Не станешь же этим свирепым людям объяснять, что саам тут ни причем… И когда они решат наказать убийцу, правда будет на их стороне.
Но умирать Нанасу не хотелось, хоть бы и ради восстановления справедливости. Очень-очень не хотелось! И оправдание малодушию тотчас нашлось – он ведь должен исполнить волю небесного духа, спасти девушку Надю. Так что умирать ему сейчас ну никак нельзя!
Между тем снег все усиливался, стал крепчать ветер. Вскоре бурлящая снежная пелена застила все вокруг. Нанас возликовал: их следы полностью заметет, так что можно не бояться никаких преследователей! Однако стоило все равно убраться подальше, иначе их быстро догонят безо всяких следов, особенно на столь быстроходных нартах. Об этих странных нартах Нанасу хотелось поразмышлять отдельно; вот чуяло его сердце, что они примерно из той же породы, что и у заоблачного пришельца, кто бы там на них ни ездил, люди или духи. Но сейчас было не до этого. Сейчас надо было подальше удрать, во-первых, и найти место для ночлега, во-вторых. Да только как это сделать?
Радость прошла очень быстро. Да, по следам их теперь не найдут. Но как теперь самим увидеть дорогу? Да что там дорогу – невозможно уже было понять, в какую сторону вообще нужно ехать. Колючим снегом больно секло лицо, так что Нанасу вновь пришлось затянуть капюшон, и теперь он едва видел перед собой лишь крупы оленей, смутно проступающие из свистящей белой пелены. Стало трудно дышать, словно метель отбирала весь воздух, позволяя вдохнуть лишь изредка, будто нарочно дразнясь.
Стало тревожно за Сейда: не потерялся бы, заметет – потом не отроешь. Впрочем, по такой пурге вполне может замести не то что собаку – самого хозяина вместе с оленями. Внезапно Нанас осознал, что эта нечаянная мысль вовсе не была преувеличением. Заметет, да еще как! И очень быстро. Нужно было срочно что-то делать. Но что? Взывать к небесному духу, чтобы тот прекратил свои шалости? Вряд ли тот будет что-то делать, даже если услышит жалкого человечка в такой кутерьме. Да и не он, скорее всего, вызвал этот буран, много их там, этих духов, даже нойд Силадан не знает всех поименно.
Так что выход был только один – искать укрытие, которым здесь может стать только лес. Забраться поглубже, спрятаться за ветвистые ели и ждать… Даже если заметет сверху, мощные еловые лапы выдержат вес снега, и под ними будет достаточно воздуха, чтобы дышать. Буран не бесконечный, когда-нибудь да закончится, тогда они и откопаются.
Но лес сначала тоже нужно было найти. Нанас и не полагал, что с этим могут быть особые трудности, ведь деревья росли по обеим сторонам от дороги. Однако сколько ни брели олени, спотыкаясь и увязая в снегу, а он все не начинался. Встречались порой невысокие редкие кусты – но и только. Юноша повертел головой, но с тем же успехом он мог бы проделать это и с закрытыми глазами. Разве что с открытыми было не столь темно, хотя снежная пелена определенно посерела – день клонился к вечеру. А ночь зимой наступает быстро, уж это Нанас знал хорошо. И как они будут выбираться из снежного плена в полной тьме – страшно было даже представить. Похоже, не удастся ему выполнить волю небесного духа…
Странно, но себя Нанасу почему-то жалко не было. По-настоящему жаль было Сейда, немножко – оленей, но куда сильнее, чем жалость, он сейчас ощущал обиду, или даже досаду. Ну как же так! Ему, Нанасу, единственному из его племени выпала такая честь, что к нему сошел с неба дух и дал поручение, а он оказался неспособным исполнить его волю! Он оказался слабаком, трусом, полной никчемностью. Он только и смог, что отнять чужую жизнь и бездарно профукать свою!.. Выходит, опять получается, что Силадан был насчет него прав? Получается, так. Он ни на что не годен. Он не сгодится даже в пищу диким зверям, потому что, когда снег растает, его мясо уже сгниет. Хотя, тьфу ты, мясо же не гниет в снегу! Эта мысленная оговорка, нелепая и глупая по сути, неожиданно стала последней каплей отчаяния Нанаса. Он зарыдал, согнувшись и обхватив руками голову, чтобы не слышать и не видеть ничего вокруг, хотя видеть и так было нечего, а сквозь продирающий до костей вой ветра нельзя было бы услышать и громов небесных, не то что его жалких рыданий. Юноша не почувствовал, как остановились олени, и очнулся лишь от внезапно навалившейся тяжести. С трудом подняв голову и разлепив обледеневшие ресницы, он увидел перед самым лицом оскаленную зубастую пасть и вжался в спинку кережи. И только в следующее мгновение понял, что перед ним запорошенная снегом, в сосульках смерзшейся шерсти морда Сейда. Пес в неслышимом лае разевал плоскую пасть и бешено сверкал на него желтыми глазами, которые, казалось, светились в полумраке. Наконец Нанас понял, что нарты не движутся. Он всмотрелся вперед, и ему почудилось, что серая, ревущая и мельтешащая тьма, которая окружила его почти непроглядным кольцом, выглядела там более плотной. Юноша догадался вытянуть хорей, который чудом не потерял до сих пор, и длинный шест уперся во что-то твердое. Выбравшись из кережи, Нанас сразу же провалился в сугроб по пояс. Скорее вплавь, чем ступая ногами, он обогнул рухнувших от усталости в снег оленей и добрался до темной ровной стены. В непрекращающемся буране и подступившей темноте было совершенно не видно, насколько она была высокой и длинной, и Нанас просто пополз вдоль нее, касаясь одной рукой, в надежде обнаружить дверь.
