Владимир Свержин - Страж Каменных Богов
Этот поединок вовсе не был игрой. Конечно, если бы Провидению угодно было направить хищную сталь на путь кровопролития, Арслану не довелось бы долго шагать этим путем. Посмей он хотя бы ранить преемника Пророка – не сносить ему головы. Но и то сказать, если вдруг Эргез почувствует, что ему поддаются, смерть наступит еще раньше.
Клинки звенели, встретясь, точно радостно сдвигаемые пиршественные чаши. Со стороны они казались блестящими струями холодного металла, быстро перетекающими сверху вниз, снизу вверх, слева направо и обратно. Острейшая сталь взвивалась и падала, обвивала тела в жадном порыве дотянуться и пролить, точно алое вино из кубка, горячую кровь. Наконец Арслан ошибся всего на миг, так что и увидеть это было невозможно – лишь почувствовать кончиками пальцев, касающихся рукояти. Опытный в смертельной игре, Эргез заставил его увидеть небывшее, поверить неясному образу и, конечно, обмануться, открыв голову для атаки. Шамшир ньок-тенгера замер у щеки предводителя Несокрушимых.
– Ты хорошо держался, – похвалил Эргез.
– Я сделал, что мог, – скупо ответил партнер, чуть склонив голову.
– Ты всегда делаешь, что можешь. – Рысьи глаза наследника Аттилы недобро блеснули. – Или больше? Мне сказали, ты взял стремянным никчемного сына отступника?
– Это так, мой повелитель.
– Зачем? Разве ему плохо живется с псами?
– Я не хотел утруждать слух моего господина своими резонами… – У Арслана перехватило дыхание от дурного предчувствия и чуть заметно дрогнули уголки рта. Но он недаром поднялся над лучшими воинами державы. Умение сохранять видимое спокойствие, даже когда сердце рвалось из груди, спасало жизнь не хуже стального панциря.
– Говори, я слушаю.
– Он не только сын Атиля, но и внук Шерхана. Убьет отступник своего отца или нет, все равно его участь предрешена. Даже если он выполнит приказ, немыслимо отдать трон султана тому, кто предал веру, предал тех, кому служил, тому, кто пролил кровь своего отца. Если даже сегодня он поклянется в верности, завтра клятва его будет стоить не больше, чем лесное эхо. Как только Атиль получит шанс поднять оружие против тебя, он непременно им воспользуется.
Эргез молча кивнул, соглашаясь и давая знак продолжать.
– Внук Шерхана почти не помнит отца, большую часть жизни он провел здесь, на псарне, и уже хорошо знает, как может быть плохо. Теперь же сможет узнать, что бывает по-другому. Как хороша жизнь тех, кто верен, тех, кто знает, что истина нерушима и никакие соблазны не в силах поколебать или изменить ее. Пусть теперь он растет преданным тебе воином. Потом же, если Атиль и впрямь уничтожит наместника Крыши Мира, тот, имя которому закон и справедливость, – он недвусмысленно поглядел на ньок-тенгера, – покарает отступника, но, воздавая должное, возведет на трон его потомка, говоря, что чужд мести и печется лишь о судьбе народа своего.
– Возвести на трон полукровку?! Ты ведь не забыл, что мать его и по сей день поклоняется каменному богу?
– Но сын ее отринет ложное учение, – парировал Арслан. – И тем докажет силу истинной веры. Для горцев же он всегда будет сыном жрицы, и это лишит их возможности поднять мятеж.
– Силу веры доказывают оружием, а не уловками, – покачал головой Эргез. – Но ты хитрец: посадить на трон мальчишку, а тебя, стало быть, оставить при нем наставником, пока он не войдет в полную силу? Придумано неглупо. Однако ты будешь более чем глуп, если хоть на миг решишь, что я не разгадаю твоего замысла. Я вижу тебя насквозь, глубже, чем насквозь, еще и на две ладони под землю!
Но быть по сему. Когда все уладится, ты будешь наставником при юном султане Крыши Мира. Но лишь попробуй хитрить со мной… – Ньок-тенгер чуть повернул запястье и потянул замерший у щеки Несокрушимого шамшир. Острая сталь вспорола кожу, оставляя после себя глубокую окровавленную царапину.
– Моя верность известна тебе. – Арслан даже не поморщился, так и остался стоять живым воплощением несокрушимого воинского духа.
– Сегодня же возьмешь людей и отправишься по следам Шерхана. Не дай ему затеряться в горах. Там он легко может укрыться и взбунтовать своих дикарей. Захлопни перед ним Врата Барсов и проследи, чтобы Атиль выполнил всю черную работу вместо нас. Только помни: Лешага мне нужен живым.
Бурый шел по тропе, привычно касаясь руками висящего на груди автомата. После долгого сна он чувствовал себя превосходно, казалось, мог шагать так сутками напролет, разрывать канаты или, схватив за рога дикого быка, в мгновение ока поставить его на колени. Прежде в Трактире, на рыночной площади, Миха не раз на спор демонстрировал этот трюк, и, надо сказать, не слишком напрягался. Одобрительный гомон толпы радовал его ничуть не меньше, чем выигрыш. От таких выступлений получалась еще одна немалая польза: какой же караванщик упустит случай нанять такого силача? О тех днях Бурый вспоминал с улыбкой.
Он вообще любил улыбаться, широко и светло, вызывая ответные улыбки. Не то что вечно угрюмый побратим. А вот надо же, где-то умудрился Леха найти такую красивую девушку!
И, как теперь выяснилось, не просто красивую. Эта загадка почему-то не давала ему покоя. Не то чтобы ревность или, упаси Ноллан, зависть: как можно завидовать побратиму? Просто хотелось понять, как так вышло. На нем-то самом и в Трактире, и в любом селении, где останавливались караваны, девчонки висели гроздьями. Но Лешага-то, Лешага?
На привале он попытался было разговорить друга, но тот лишь отмахнулся и зыркнул сычом. Это сильно удивило Бурого. Не то чтобы Леха не смотрел так прежде, но только не на него. В ответ он лишь покачал головой да развел руками.
Многое изменилось с того злополучного боя меж Пустых Холмов. Кто бы подумал тогда, что пройдет совсем немного времени, и за побратимом, с которым он съел не один пуд соли, будет таскаться какое-то чешуйчатое страшилище и станет звать его Учителем? Кто бы поверил, что рядом с Лехой вдруг появится женщина, не чающая души в его молчаливом неулыбчивом побратиме? А сам Леха, окруженный стаей диких лесных псов, решится невесть зачем идти сражаться против огромных полчищ свирепых врагов, причем без малейшей выгоды для себя?..
Правда, на этот вопрос Лешага все же дал ответ, не то чтобы красноречивый, но, как водится, четкий.
– Они убили Старого Бирюка, – жестко отрезал Леха и кивнул на Асиму: – Вон, она видела, у нее на коленях он и умер. А еще в той стороне Шаолинь. Потом, когда победим, найдем. Библиотекарь дал мне карту. Мы идем туда, а враги стоят у нас на пути.
– Но можно ведь не лезть на рожон! – возразил Миха. – Мы уже взяли немало жизней в отместку за Учителя. И сможем взять куда больше, оставаясь незамеченными. А кроме того, если мы пришли мстить за Учителя, зачем все они? – он указал на отдыхавший в тот момент на привале отряд. – Ну, псы – понятно, ну, Асима, он ей брат, хоть и названный. А все прочие? Подранка Тимура и вовсе следовало бы прикончить, а не тащить с собой, Песнопевца если не убить, то оставить где-нибудь в лесу, пусть выбирается, как сумеет. Женщине, а уж тем более любимой женщине, в таком деле и вовсе не место. Ну и с чешуйчатого твоего непонятно какой толк. У тебя же целая стая псов.
И снова Леха не удостоил его ответом. Не считать же таковым короткое, точно щелчок, «так надо»? Не получив достойных разъяснений, Бурый продолжал терзаться досадой и поэтому чуть приотстал, чтобы переговорить с едущей в хвосте колонны Асимой.
Не то чтобы она была медлительна, как прочие старухи, по недосмотру всевидящего неба пережившие годы своей бодрости. Нет, Асима держалась прямо, сноровисто оглядывала местность, нет ли где засады. Ехала или шла, почти не уставая, от привала до привала, в любой миг готовая открыть прицельный огонь. А то, что старуха бьет без промаха, Миха уже имел возможность убедиться. Замыкать колонну – дело непростое, ведь именно отсюда чаще всего норовит ударить враг. Но Асима вполне годилась для него.
Они двигались по длинному каменному ущелью, где порою коней приходилось вести в поводу. Заросшие лесом склоны древнего разлома могли послужить отличной позицией для стрелков. И хотя послания Тимура гарантировали путникам сравнительно безопасный проход, мало ли какой сброд шатается по лесным чащам:
Раздольников здесь вроде истребили, но, может, где еще и остались? Неприятные стычки возможны и, что совсем плохо, могут стать фатальными. Отряд слишком мал для хорошей схватки. Миха про себя признал, что названная сестра Бирюка прекрасно знает, что делает, и, стоит врагу хоть чем-то обозначить свое присутствие, ее автомат тут же скажет противнику веское прощальное слово.
Со времени своего недавнего плена, который сам он с усмешкой именовал отдыхом, Бурый чувствовал непонятную привязанность к этой мудрой и доброй женщине. Он помнил, как там, на Базе, она поила его водой, врачевала раны, как разговаривала с ним долгими вечерами. Когда Бурый узнал, что она названная сестра Учителя, мысль о побеге возникла сама собой, и уж тут-то Асима сделала все, что возможно, и еще чуток. Михе казалось, что она знает и умеет не меньше Старого Бирюка, а может, даже больше, зато с ней можно поговорить по душам, не то что с Учителем. И оттого бывшего стража злило плохо скрытое пренебрежение, которое демонстрировал по отношению к ней Лешага. «Как же он не понимает, – думал Миха, – что мы должны слушать ее, как слушали Старого Бирюка? Перенимать мудрость, следовать советам, а не лезть, как мы сейчас, в пасть к голодному зверю, надеясь, что тот подавится!»
