Роман Злотников - Маневры неудачников

— На кого он работает?

— Ни на кого, — сказал Джерри. — Он идейный борец, а главная его идея заключается в том, что он должен принести в мир как можно больше хаоса и разрушения.

Следующие пятнадцать минут я отчаянно врал и изворачивался, выстраивая стройную версию о том, где мог услышать имя этого идейного борца, при этом ни разу не упомянув имя генерала Визерса в частности и присутствие на станции бригады СБА вообще. Не знаю, насколько мне поверил Джерри, но, когда я выходил из кабинета, вид у начальника службы безопасности и исполняющего обязанности главного администратора станции был задумчивее, чем обычно.

Ситуация стала напоминать мне Белиз трехлетней давности, когда один городок умудрился собрать представителей всех ведущих разведок мира, и они чуть ли не за руку друг с другом здоровались, но при этом никто понятия не имел, что происходит и ради чего они вообще здесь собрались. За вежливыми улыбками и дружескими похлопываниями по плечу крылась ежесекундная готовность впиться друг другу в глотки, как только ситуация станет хотя бы чуть-чуть яснее. Малейшего толчка было бы достаточно, чтобы находящаяся в хрупком равновесии ситуация превратилась в настоящую бойню.

Здесь и сейчас происходило что-то похожее.

СБА, Феникс, кленнонцы, вот-вот сюда прибудут военные Альянса… Либо Асад крайне неудачно выбрал время и место проведения операции по улаживанию своих внутрисемейных разногласий, либо он пошел по пути генерала Визерса и не рассказал мне и трети того, что знает и что задумал. Подобное отношение со стороны сильных мира сего начинало меня угнетать.

Когда я вернулся со смены, Азим ждал меня в моих апартаментах, удобно устроившись в кресле, а на небольшом столике перед ним был разложен весьма внушительный арсенал, наверняка доставивший ему пару проблем при прохождении таможни. Я же в очередной раз убедился, что используемые на станции электронные замки годятся только на что, чтобы останавливать хулиганствующую молодежь.

Телосложением Азим напоминал кленнонца-акселерата, а уровнем излучаемой угрозы — молодого самца гризли, которому под хвост угодила порция дроби, предназначенной для охоты на уток. Я сам был очевидцем событий, когда этот человек уложил боевую особь скаари в рукопашном бою, хотя военные инструкторы Альянса утверждали, что такое в принципе невозможно.

— Я разочарован, — заявил Азим. — Ты знаешь, что в помещении кто-то есть, но тем не менее входишь в него без оружия в руках.

— Я знал, что это ты.

— Верю, — сказал Азим. — Но ты слишком полагаешься на свое чувство опасности. Если оно однажды вдруг перестанет работать, тебя будет ждать серия очень неприятных сюрпризов.

— Я тоже очень рад тебя видеть, — сказал я.

— Закрой дверь.

— А смысл? Как показывает практика, в закрытом состоянии эта дверь неспособна никого остановить, так что имеет смысл пойти от обратного и оставить ее распахнутой настежь.

— Мне потребовалось несколько секунд, чтобы открыть замок. В условиях боя несколько секунд могут оказаться решающими. И чаще всего они таковыми и оказываются.

Я вздохнул и закрыл дверь, после чего мы с Азимом обнялись по левантийскому обычаю и он заявил, что мог бы убить меня уже три раза.

— Ты забыл первый урок, — сказал Азим. — Прошло всего полгода, а ты уже забыл.

Первый урок — всегда жди неприятностей. В теории это касается только военного времени, но «Черные драконы» все время на войне.

— Ничего я не забыл.

— Забыл, — сказал Азим. — Вдобавок ты сел спиной к двери.

— Это потому что я сел лицом к тебе, — объяснил я. — А дверь находится прямо перед тобой, и, если с ней начнет происходить то, что не должно происходить с обычной дверью, я прочитаю это по твоему лицу.

— Мне жаль, что ты до сих пор так несерьезно ко всему относишься, — сказал Азим. — Поэтому я был против, чтобы тебя использовали в этой операции.

Если быть совсем точным, он вообще был против этой операции и предлагал уладить проблему другим путем. Не столь элегантным, но куда более эффективным. Побочным эффектом от его плана могли оказаться полетевшие с плеч невинные головы, но у «черного дракона» есть только одна цель, и со средствами для ее достижения он обычно не привередничает.

— Есть что рассказать?

— Вчера вечером, двое, — сказал я. — Профессионалы среднего класса, вооружение стандартное, чипов личности и прочих документов не было, прибыли на станцию вчера, скорее всего, одним с тобой кораблем. Акция носила спонтанный характер, на четкое планирование им не хватило времени. Образцы тканей и фото сетчатки вот, — я протянул ему капсулу и носитель, — но, скорее всего, это ничего не даст. Они не производили впечатления дилетантов.

— Оперативно, но бездарно, — оценил Азим сноровку вчерашних спецов. — Где тела?

— В мусоросжигателе.

— Прах к праху, — сказал Азим. — Если вчера ты вел себя так же, как и сегодня, то тебе крупно повезло, что в мусоросжигателе их тела, а не твое.

— Ты тоже не особо торопился меня спасать.

— Если ты не можешь пережить без моей помощи один вечер и первую же попытку, то стоило ли вообще что-то затевать?

— Как видишь, мне удалось это пережить, — сказал я.

— Тогда на что ты жалуешься? Ты сам поддержал идею Асада, а я был против с самого начала. Это слишком сложный план, а чем сложнее план, тем больше вероятность, что все пойдет не так, как задумано.

— Ликвидировать четырех человек, из которых реальную опасность представляет только один, вне всякого сомнения, гораздо проще, чем вычислить того, кого на самом деле следует опасаться, — сказал я. — Между прочим, они все — его братья.

— Поверь, их такие соображения не останавливают, — сказал Азим. — Нам так и не удалось доказать причастность Салима или Джамшита к диверсии, которая вывела из строя маневровые двигатели катера на Новой Колумбии, хотя нет никаких сомнений, что это мог быть любой из них.

— Это не повод, чтобы убить обоих.

Азим пожал плечами.

Для него малейшее подозрение в намерении причинить вред Асаду ад-Дину было достаточным поводом для убийства. Если бы Асад придерживался таких взглядов, родственников калифа осталось бы на порядок меньше, чем сейчас.

Жизнь правителя Леванта была ежедневным хождением по заминированному проходу между двумя высотами, на каждой из которых сидел снайпер.

— Что ж, первый ход сделан, — сказал Азим. — Как думаешь, когда стоит ожидать следующего?

— В любой момент. — Я знал, что этот ответ понравится Азиму, и не ошибся. В его глазах мелькнула искорка одобрения.

— Я свяжусь с Асадом завтра, — сказал он. — Теперь пусть его бухгалтеры отслеживают финансовые потоки на Леванте, привлечение специалистов со стороны не могло не оставить там следа. Хотя было бы проще, если бы они задействовали кого-то из своих.

— Не настолько же они идиоты.

— Никогда не стоит недооценивать степень человеческой глупости, — сказал Азим. — Впрочем, переоценивать ее тоже не стоит. У нас четверо подозреваемых, из них два наиболее очевидных.

— Салим и Джамшит.

— Да, по-прежнему эти двое, — подтвердил Азим. — Трон уплывает у них из рук. Они уже готовы идти на крайние меры, а твое официальное усыновление должно было окончательно выбить их из равновесия.

— Кого-то из них оно и выбило.

— Все равно это глупо, — сказал Азим. — Проще ликвидировать их всех. И я не исключаю возможности, что в итоге именно так нам и придется поступить.

Азиму действительно не нравился этот план. Или он считал, что Асад слишком деликатничает и напрасно усложняет ситуацию, или… Или Азим тоже недостаточно информирован.

После смерти Мухаммеда ад-Дина Асад стал новым левантийским калифом и сделал все, чтобы укрепить свою власть. Нужные семьи были возвышены, нужные люди получили новые назначения, полностью обновился кабинет министров, и на ключевые посты были поставлены проверенные люди.

Однако у Мухаммеда было много сыновей, часть которых остались недовольны отцовским выбором.

В свою очередь, у Асада было четверо сыновей, но лишь один из них достиг возраста, в котором он может наследовать титул, и получалось, что между кем-то из недовольных братьев и властью стояли всего два человека. Обоих круглосуточно охраняли лучшие левантийские телохранители, но, как известно, нет ни одного человека, которого нельзя было бы убить.

Тогда Асад и решил усложнить родственникам задачу и ввел в уравнение неизвестный ранее фактор — меня.

По законам Калифата право крови в вопросах наследования не имело определяющей роли. Калиф мог официально усыновить любого человека со стороны, дать ему свою фамилию и назначить преемником, решение было вполне легитимным, а история знала прецеденты.