Роджер Желязны - Хроники Амбера. Том I
Пока мы пили, ели и говорили, я не забывал следить за неумолимо приближающимся грозовым фронтом. В конце концов он перевалил через хребет и начал медленно спускаться по склону.
Убирая остатки трапезы, Дева заметила направление моего взгляда и понимающе кивнула.
— Да, он идет. — Гостеприимная фея черно-белой долины попрятала все свое хозяйство, кроме бутылки и двух кубков, в корзину и села рядом со мной. — Выпьем за него?
— Я выпью с тобой, но только не за эту штуку.
— Как хочешь. — Она протянула мне наполненный кубок. — Все это давно утратило смысл.
Дева улыбнулась и тронула край моего кубка своим. Мы осушили кубки до дна.
— А теперь, — сказала она, беря меня за руку, — пошли в мой павильон, ничто не мешает нам приятно провести оставшиеся часы.
— Благодарю, — поклонился я. — При иных обстоятельствах подобное времяпрепровождение было бы в высшей степени изысканным десертом, вполне соответствующим великолепию обеда. Однако, к крайнему моему сожалению, сейчас мне надо спешить. Долг гонит, время поджимает. Я не могу забывать о своей миссии.
— Ладно, — пожала плечами Дева, — не хочешь — как хочешь, это не имеет особого значения. А про миссию твою я прекрасно знаю. Она тоже не имеет теперь особого значения.
— О? По правде говоря, я все время ждал, когда же ты пригласишь меня поразвлечься вдвоем. Прими я твое приглашение, оказался бы вскоре на каком-нибудь холодном склоне холма, один-одинешенек, бледный и унылый.
Дева звонко расхохоталась:
— Тогда уж и я, Корвин, признаюсь, что все твои подозрения справедливы. Именно это я и хотела с тобой сделать. А теперь — не хочу.
— С чего бы вдруг?
Она указала на неумолимо надвигающуюся линию распада:
— Теперь нет никакой необходимости тебя задерживать. Вот оно, очевидное доказательство полной победы Двора. Победную поступь Хаоса не остановит уже ничто и никто.
Я непроизвольно поежился. Дева снова взялась за бутылку.
— И все же я бы предпочла, чтобы ты не покидал меня в такой момент, — продолжала она, подавая мне наполненный кубок. — Он доберется сюда в считанные часы. Не лучше ли нам провести это последнее время, после которого вообще не будет времени, в дружеском общении? Можно даже не ходить в мой павильон.
Она тесно прильнула ко мне, я же понурил голову. А почему бы и нет, черт побери? Женщина и бутылка — не ты ли, помнится, говорил, что именно в такой компании и хотел бы встретить свой конец? И вино вот у нее — тут я сделал основательный глоток, — очень даже приличное. Да, вполне возможно, что она и права. И все же из ума не шла женщина, окрутившая меня на черной дороге, — тогда еще, когда я покидал Авалон. Сперва я бросился ей на помощь, затем быстренько капитулировал перед ее сверхъестественным очарованием, а в конечном итоге, когда маска была снята, увидел, что за этой маской нет ничего — абсолютно ничего. Жутковатое, должен вам признаться, впечатление. Но, извините уж за несвоевременную глубокомысленность, каждый из нас имеет обширнейший гардероб обличий, употребляемых в зависимости от обстоятельств. Базарные психологи год за годом гундосят про эти «я-для-других», и какая это гадость, и что нужно быть самим собой. Самим собой? Сколько раз попадались мне в жизни люди, очень даже привлекательные на первый взгляд, люди, которых я начинал люто ненавидеть, чуть копнувши их нутро. А иногда они вообще оказывались вроде этой псевдоженщины — безо всякого нутра, копай не копай. Сколько раз оказывалось, что маска значительно симпатичнее прячущегося под ней лица. А если так… Вполне возможно, что вот эта девушка, которую я успел нежно обнять за плечики, и не девушка никакая вовсе, а чудовище. Скорее всего именно так оно и есть. Ну а мы-то, все остальные — разве нет? Если уж сдаваться, есть гораздо менее приятные пути… По крайней мере, девушка мне нравилась.
Заметив, что я успел уже опустошить свой кубок, Дева услужливо потянулась за бутылкой. Я мягко остановил ее руку.
Она вопросительно вскинула глаза. Я печально улыбнулся:
— А ведь ты почти меня убедила.
И я безумные глаза закрыл, целуяnote 29. А потом вскочил в седло.
— Прощай, Дева.
Гроза сползала в долину, я уходил от нее на юг. Впереди виднелись горы, тропа вела прямо к ним. Небо так и осталось черно-белым, полосатым, полосы эти вроде как немного елозили. В целом освещение напоминало то ли утренние, то ли вечерние сумерки — хотя звезд на небе, даже на черных его участках, не было ни одной. Все тот же ветерок, все тот же неотвязный аромат — и тишина, и перекрученные скальные столбы, и серебристая листва, все еще поблескивающая каплями росы. Рваные клочья тумана. Я попытался внести изменения в природу этой Тени, но материал попался трудный, а я, несмотря на долгий привал, чуть не валился из седла от усталости. Так что ничего не вышло.
Я извлек силу из Камня и попытался поделиться ею со Звездой. Лошадь шла ровной, неторопливой трусцой, пока тропа не полезла вверх; теперь началось изнурительное карабканье к новому перевалу, более дикому и неприветливому, чем тот, которым мы проникли в долину. Я придержал Звезду и обернулся: мерцающая завеса неумолимо надвигающейся грозы закрыла уже добрую треть долины. Как там Дева со своим озером? Я покачал головой и продолжил путь.
На подступах к перевалу тропа стала заметно круче; теперь мы не ехали, а едва ползли. Вверху, над головой, небесные молочные реки приобрели красноватый оттенок, становившийся все ярче по мере нашего продвижения. К тому времени как мы достигли входа на перевал, весь мир словно окрасился кровью. В широком, заваленном разнокалиберными валунами ущелье на нас накинулся сильный, до костей пронизывающий ветер; чтобы удержаться в седле, пришлось навалиться на ветер грудью. Каждый шаг давался Звезде с огромным трудом, тем более что подъем, хотя теперь и пологий, продолжался; я все еще не мог различить, что ожидает нас за перевалом.
Резкий щелчок, донесшийся откуда-то слева, не вызвал у меня ни тревоги, ни подозрений — я просто оглянулся на звук, ничего не увидел, решил, что это громыхнул упавший сверху камень, и тут же забыл о случившемся. Однако Звезда взбрыкнула, испустила громкое жалобное ржание, резко свернула вправо и стала заваливаться на левый бок.
Я успел выпрыгнуть из седла и тут же увидел стрелу, торчавшую из тела лошади, чуть позади и пониже правой лопатки. Ударившись о камни, я несколько раз перекатился и затем взглянул вверх, в ту сторону, где должен был находиться противник.
Справа от тропы, на невысоком, метров в десять, уступе стоял человек с арбалетом. Он торопливо налегал на рычаг, готовясь к новому выстрелу.
Я понимал, что не сумею добраться до него достаточно быстро, не успею его остановить, а потому начал искать глазами подходящий камень. Обнаружив позади себя, у подножия высокой скалы, булыжник, и формами, и размерами напоминающий бейсбольный мяч, я поднял его и взвесил в руке, молясь всем богам и святым, чтобы ярость моя не повлияла на точность броска. На точность она не повлияла, зато придала этому броску дополнительную силу.
Камень попал человеку в левую руку; он издал отчаянный крик и уронил оружие. Арбалет прогромыхал по камням и остановил свое движение на правой стороне тропы, прямо напротив меня.
— Сволочь! — заорал я во весь голос. — Ты убил мою лошадь! Да я с тебя голову за это сниму!
Бегом пересекая тропу, я искал способ подняться вверх, на уступ. Подходящий путь обнаружился слева; я поспешил к нему и начал карабкаться по не очень крутой скальной стене. И в тот же почти момент я сумел, благодаря близости и новому углу зрения, рассмотреть этого человека, согнувшегося от боли чуть не пополам и растиравшего ушибленную руку. В кровавом свете, лившемся с неба, рыжие волосы Бранда казались почти алыми.
— Ну, Бранд, — сказал я, — жаль, что тебя давным-давно не убили.
Бранд выпрямился и некоторое время наблюдал, как я лезу по этой стене. Он даже не потянулся к своему клинку. В тот самый момент, когда я выбрался на уступ метрах в семи от него, он скрестил руки на груди и опустил голову.
Я обнажил Грейсвандир и двинулся вперед, готовый — признаюсь в этом безо всяких угрызений совести — убить своего драгоценного братца хоть в этой, хоть в любой другой позе. Красный свет сгустился, мы словно уже купались в крови. Дико завывал ветер, из долины, недавно мною покинутой, доносились пушечные залпы грома.
…Бранд тихо испарился, прямо у меня на глазах. Его контуры начали бледнеть, расплываться; в два прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, я не обнаружил ничего, кроме пустого места.
Мгновение я стоял, ругаясь последними словами и припоминая слухи, что этот тип сумел каким-то образом превратить себя в живой Козырь и теперь способен почти мгновенно перемещаться в любое место.
