Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
– Раньше и я мечтал жить у моря, а сейчас бы и в пустыне жил. Лишь бы рядом с тобой, – сказал Чак и аккуратно переступил через останки фавийского солдата.
– Знаешь, у меня дядя живёт в посёлке Топчем, это на берегу Баталийского моря, на северо-западе Муринии. Там такой красивый берег, в основном песчаный, но иногда встречаются острые выступы горных пород, как будто маленькие скалы. Я в детстве часто гостила у него, так вот я часто по вечерам пропадала у этих маленьких скал, раньше они мне казались много больше. Я часами смотрела на море. Я мечтала, мечтала вырасти поскорей, найти мужа, хорошего и доброго, который бы обо мне заботился. Такого о которых писали в детских сказках. Мы бы поселились с ним у берега моря и каждый вечер провожали с ним солнце в путешествие за горизонт. А иногда бы и встречали его по утрам вновь. Ты бы так смог? – Китти упорно старалась не смотреть под ноги и по сторонам, дабы не сбить себя с мечтательной ноты.
– Не знаю. Рядом с тобой наверно смог.
– А ты помечтай. Представь как бы это было?
– В смысле?
– Оторвись от этой проклятой реальности. Представь, что мы вдвоём. Неужели ты не представлял нас вдвоём?
– Представлял.
– Так давай вместе представим. Я начну. У нас с тобой есть маленький коттедж на берегу моря. Стены его обиты деревянной рейкой и окрашены в голубой цвет. Окна большие, такие из которых можно видеть горизонт, море и небо. Давай, продолжай. – Китти улыбнулась и бросила на Чака нежный, мечтательный взор.
– Ну… Ну к дому пристроена терраса с навесом, на которой стоят шезлонги, два штуки. Зелёные.
– Почему зелёные?
– Ну… Ну мне нравиться зелёный. Он приятный цвет. Говорят успокаивает.
– А где мы?
– На берегу. Гуляем вдоль берега по мягкому песку пляжа.
– А что на мне одето?
– Ну пусть на тебе будет красивое нежно-розовое платье с белым горошком. На голове твоей широкополая шляпка с цветком, а в руке ты несёшь кожаные босоножки. А волосы твои распущены и развиваются на ветру. Люблю, когда твои волосы распущены, ты так гораздо красивее. – Чак начал входить в образ и даже попытался представить данный пейзаж. Было сложно. Его фантазия работала неочень, но он старался.
– Ну а ты идёшь босиком, в шортах и летней рубахе с коротким рукавом, на ней нанесён какой-нибудь яркий и бессмысленный рисунок. А на голове твоей пляжная, соломенная шляпа. А в руке бутылка холодного пива, такая ледяная, что покрылась испариной и холодит ладонь.
– А вот за пиво отдельное спасибо! – усмехнулся Чак.
– А идём мы к пирсу, где стоит наша яхта. Маленькая, скромная яхточка под треугольным парусом. Там есть всё, что нужно двоим, маленькая каюта и безграничная свобода направлений. Я бы отправилась в море и посмотрела на закат с борта, так хочется увидеть такое вновь. В море наблюдать закат вдвойне красивей.
– Ты уже ходила на яхте?
– Ни разу. Я ходила в море на огромном крейсере, когда мы плыли в Берк.
– А в Берке красиво?
– Там чудные пляжи, мягкий климат и очень дружелюбные люди. Горы там, словно из сказки, малиново-розовые, иногда мраморно-белые. Я видела там город, который сплошь произведение искусства, стены домов, там как картины на холсте. Вот было бы здорово, если после войны там организуют какой-нибудь курорт, эта страна идеально подходит для отдыха.
– Ты так говоришь, будто отдыхать туда ездила, – присев в укромном углу, сказал Чак и прикурил сигарету.
Китти села рядом и ткнув пальцем на хромую ногу сказала.
– Берк мне оставил о себе не только хорошую память. Эту грациозную походку я заработала там.
Они устроили небольшой привал. Выпили воды. Чак выкурил сигарету и их путь продолжился. Китти ему рассказала о своих приключениях в Берке. Зит поведал ей о событиях его жизни: о фронте, о службе в горохране и даже детстве. Неожиданно дорога привела их к порту и перед ними, синей громадой, выросла бухта.
Пред их глазами был порт, точнее его останки, видимо, воздушный флот не жалел снарядов для котивов. Все верфи, причалы и строения были разрушены, краны повалены, мостовую покрывал огромный слой грязи и гари, а воздухе словно снежинки витал пепел, всюду была серость режущая глаза. В гавани, лежали на мели три огромных линкера, один из них был разломан надвое и лежал на правом борту, устремив свои обугленные пушки в мрачное небо. Два других выгорели прямо в море и лежали на брюхе в паре сотне метров друг от друга, редкие волны гуляли по их палубам. Из разбитых баков вытекало горючее, море было серовато-чёрным с маслянистым сиянием, в нем плавали сотни трупов, тысячи обломков и колючих, будто ежи, мин. Даже чайки облетали эту гавань стороной. С моря доносился мерзкий аромат топлива, мазута и тухлятины. Смрад был похлеще любого отравляющего газа. При каждом вдохе к горлу подступала тошнота и хотелось закрыть глаза.
– Вот какое нынче море в наших городах. – Китти сказала это с такой грустью и печалью, что у Чака заломило сердце. – Надеюсь, хоть где-то осталось море, не тронутое нами.
– Надеюсь да, по крайне мере я очень хочу в это верить.
Они оба были разочарованы и подавлены, сначала видом пустого города, а теперь и гаванью. Зит со злостью поднял с набережной камень и с силой швырнул его в воду. Булыжник лениво плюхнулся в мерзкую жижу, лишь отдалённо напоминающую воду, всколыхнув её расходящимися кругами.
– Тут нет смысла искать лодку, тут нет ничего и никого кроме нас. Двух дураков, – не сводя взора с мрачного вида, сказавла Китти и по грязной щеке скатилась слеза.
Но Чак всё же осмотрел побережье, он долго разгуливал по нему, с надеждой вглядывался в даль. Он понимал, что шли они зря, нет в Генгаге никакого генерала Рувуля и спасения в целом. Это всего лишь один из сотен мёртвых городов, по которому прокатилась людская злоба. Ему не хотелось в это верить, всеми силами своей души сопротивлялся капитан, тому, что отрицать не было смысла. В Генгаге им делать нечего и пора из него уходить, так как уплыть не получиться, ни в Дарлию, ни на нейтральные
