Панцирь - Андрей Гардеев
– Говорит сома. Мол Советница перед выходом накачала.
– Ты веришь?
Оракул посмотрел на него, потом на меня, скептически изогнул бровь.
– Нет. Сома такого не делает. Врёт.
Батар вступился:
– Обычный пацан. У него шок. Придумали ерунду какую-то.
– Ну-ну.
– Врёт мелкий дружок, да, – подтвердил Востр.
– Кряж, как тебе конструкт?
– Впечатляет.
– Силён?
– Нет, но будет.
– Скоро?
Тот пожал плечами.
– Уточни, кто для него Советница, – попросил я.
Опять Кряж перешёл на язык сборцев. Малой молчал.
– Переведи: если не скажет, бросим здесь и его, и бабу.
Кряж исполнил приказ.
– Мать, – таков был ответ.
– Так вот чего она все время как в задницу ужаленная, – засмеялся Востр, вставляя новый барабан в Опцион. – У нее спиногрыз. Еще и вонючий харчок Всетворца – оракул, прости уж Кряж.
– Прощаю.
– Мать-одиночка. Это весь дрянной характер объясняло.
– Как его звать? – спросил.
– Клио.
– Думаешь и в этом может врать?
– Не знаю. Спроси у Востра, у него модуль.
Я и забыл.
– Востр…
– Да Клио шкета зовут. Зачем ему по такой мелочи врать то?
– Спроси, что они делали.
Востр спросил.
– Убегали.
– Ладно. Идём дальше, хватит время тратить.
Перед тем как отправиться дальше, Батар раздавил прикладом концентрат-семечки, которые так и остались сращенными с руками кукол. Вгляделся: удивительно, но за время разговора, они успели прорасти в глубину мяса, почти до кости. Пытались спрятаться или повлиять на тело, погибшего носителя?
Батар и Востр тащили женщину.
Мы с Кряжем глядели по сторонам. На ходу я перезарядил Центурион, а Виверне опять суждено дожидаться помещения и передышки.
Клио шёл сбоку, ближе к Батару. Должно быть, из всей нашей шайки, Батар единственный, кто казался нормальным. А может Малой хотел быть ближе к матери, но в это я особо не верил. В Идоле было больше эмоций, чем в нём.
Какое-то время движения по Аллеям вокруг только ошалелые гражданские бегали. Порезанные, пожженные, побитые.
Две группы от нас что-то требовали, но Востр первых отогнал ругательствами, а вторых насилием: тому, кто вышел вперед, высоченному мужчине в рубахе и серебряной жилетке, прилетело в голову рукоятью револьвера.
Один раз и мне досталось: набросился толстяк-промышленник в мундире, перепачканном красными пятнами.
Он тряс меня, размазывая кровь с изрезанных ладоней по панцирю. Опухшее лицо его без маски пострадало от прямого удара. Сломан нос, заплыл глаз.
Я терпел.
Моды пытались работать. Чувствовал холод.
– Atola, жирник, – угрожающе сказал ему.
– Правильно не жирник, а жировик, – смеясь, поправил Востр.
Промышленник будто не услышал. Он не прекращал свою жалостливую болтовню, выпрашивал, потом орал, тыкал в грудь пальцем, а потом куда-то в сторону глубинных пещер. Так понимаю, обозначал что мы должны идти решить какую-то волнующую его проблему.
Я нацелил на нос червя Центурион и сделал знак ладонью отойти.
Повторил чётче:
– Atola.
Он опять не услышал. Отступать не стал: болтал, кричал, требовал. В результате, когда тон в очередной раз скакнул до особо истеричных ноток, пробудивших во мне тяжеловесное эхо раздражения, не выдержал – прострелил ему голову.
Он упал – стало хорошо.
Разглядывая черты лица, такие спокойные, сказал:
– Не понимаю.
– Чего? – спросил Востр.
– Я как-то не так ваше шанкарское слово произносил? Почему этот гуль не отошёл?
– В таких случаях надо говорить не atola, а asna, – объяснил Востр.
– А разница?
– Atola – восклицание, удивление напополам с возмущением… Asna – грубый посыл далеко и надолго.
– Понял.
– Но он всё равно бы не отошёл, друг Танцор.
– Почему?
– Промышленники – их никто не трогает.
– Неприкосновенные. Помню.
– От этого они думают всякое, и рассчитываю, друг Танцор, на определенный шаблон поведения, мол все будут перед ними на задних лапках как оролуги прыгать. Но оно, само собой, работает только когда закон есть.
Хмыкнул.
– Должно быть он удивился.
– Не хочешь узнать, что он так усердно пытался донести?
– Нет.
– А…
– А тебе пулю в голову не пустить?
– Нет…
