Роман Злотников - Путь Князя (авторский сборник)

– А скажи-ка, милая девушка, – заговорил он, когда служанка поставила перед ним запотевший, только что с ледника, стакан, – кто это вон там, на площади?

– Это-то… – лицо служанки брезгливо скривилось, – Гуг-насильник да двое его дружков – Грам и Агорб. Раньше по подворотням кошельки отбирали да девок насильничали, а теперь гляньте – власть.

Всеслав понимающе кивнул. Все верно. Революции нужны слуги, отринувшие всю прежнюю мораль. Либо… никогда ее не принимавшие. Эти не станут думать и рассуждать, а будут лишь повиноваться и действовать. Особенно если им прикажут творить то, что и раньше они проделывали с удовольствием. Правда, тогда это считалось преступлением…

– Понятно. Но я спрашивал не об этих… А о том, кто висит на виселице.

– Да кто ж его знает, госп… то есть соратник, – едва не оговорилась она. И тут же бросила на Всеслава испуганный взгляд. Но он ничем не выдал, что заметил ее прокол. – Их, почитай, тут кажную неделю вешают, – слегка успокоившись, поведала она. – Вообще удивительно, что ноне один висит. А то – сразу по пятерке.

– А в чем была его вина-то? Неужто не огласили?

– Так это… знамо дело – рыцарь, – равнодушно бросила она и, окинув его вопрошающим взглядом, не нужно ли еще чего, повернулась и двинулась к другому столику.

Всеслав сделал глоток арчаты и задумчиво уставился на виселицу. Пожалуй… этому миру надо было немного помочь. Тем более что до того, как Всеслав окончательно восстановится и сможет его покинуть, у него еще было некоторое время. Ну и… он обещал старику разобраться с его проблемой. А ни в этом, ни в каком ином мире не было человека, который мог бы сказать, что Всеслав не сдержал своего слова. Ибо истинный человек не способен ни на какую ложь…

5

– Эй, ты чего это делаешь?

Рев, раздавшийся за его спиной, прозвучал на пару мгновений позже, чем он рассчитывал. Однако такое отступление от расчетов не имело для его планов никакого значения. Поэтому Всеслав не обернулся, продолжая упорно резать веревку, на которой висело уже начавшее вонять мертвое тело. А чего еще ожидать? Трупный запах – запах любой революции…

– Эй, тебе говорят!

В этот момент труп с жутким грохотом рухнул на помост.

– Это вы мне, уважаемый? – произнес Всеслав, опуская руки с тупым обломком кухонного ножа, который получасом ранее потребовал и получил в кабачке. Причем демонстративно. Показав всем, кто в тот момент там находился, что собирается есть свиную отбивную ножом и вилкой.

В технологических мирах многие, кто считает себя историками, любят описывать, как пировала в своих замках знать – обжираясь жареной дичью, разрываемой сальными пальцами, и бросая под стол обглоданные кости. Забывая при этом, что именно знать и создала то, что впоследствии назвали хорошими манерами. Каковые лишь заметно позже переняли и все остальные… Как, впрочем, и то, что пиры знати были делом не слишком частым. Ибо в те времена считалось недопустимым кормить гостей дичью, не добытой лично. И царские, королевские, княжеские охоты были не только развлечением, но и заготовкой продуктов для пира. А также проверкой и тренировкой воинского мастерства и умения управляться с лошадью. Самыми главными занятиями той знати, чьим долгом, зафиксированным и в обете, даваемом как при посвящении в рыцари, так и при вступлении в права владетеля домена или престола, было защищать и оберегать. И она вполне справлялась с этим. Не требуя для сего миллионных армий…

Но здесь пока еще не забыли об этом. И потому уставились на Всеслава со смешанными чувствами. Кто с ужасом. Кто с интересом. А кто и со злорадством. Ибо в то, что среди обслуги и посетителей кабачка не найдется ни одного, кто не бросится к новым хозяевам с доносом, что в таком-то месте появился очередной благородный, который к тому же ведет себя крайне вызывающе, не верил никто.

Но до того момента, как в кабачке должна была появиться стража, все еще оставалось некоторое время. И Всеслав употребил его со всей возможной пользой. Во-первых, съел отличную отбивную, а во-вторых, из непринужденного разговора выяснил кое-что об устройстве нынешней власти…

После революции городом заправлял так называемый Комитет общественного благоденствия. Во главе с бывшим епископом. Что, впрочем, было вполне объяснимо. Никогда революции не совершаются там, где церковь и знать достойно исполняют свое предназначение. А вот там, где люди, властвующие по праву или по духу, мельчают и превращаются в обывателей, просто обладающих большими возможностями потакать своим страстям и мелким желаниям, там жди бури… Вот только ее плодами, как правило, пользуются самые хищные, злобные и беспринципные представители рода человеческого, как раз и выплывающие наверх вот в такие мутные времена.

И этот бывший епископ тоже оказался из таких – обывателей с возможностями. Немало сделавший для того, чтобы при виде клира люди с отвращением отворачивались и плевались втихомолку. Такие в достаточном количестве встречались и в мире Всеслава. Как, например, папа Климент VI, решивший поправить истощенную неуемным сласто– и властолюбием пап казну престола святого Петра торговлей индульгенциями. В прейскуранте, в соответствии с которым и началась торговля, были пункты, просто приведшие в ужас тех, кто верно и честно нес людям слово Божие.

Изнасилование священником девушки – 2 ливра 8 су.

Прелюбодеяние священника с родственницами – 67 ливров 12 су.

Грех монахини с несколькими мужчинами – 131 ливр 15 су.

Разрешение священнику жить с родственницами – 76 ливров 1 су.

Грабеж, кража и поджог всем желающим – 131 ливр 7 су.

Простое убийство – 15 ливров 4 су (если в один день совершено несколько убийств, то оплата взимается лишь за одно)…

Епископ был уже заключен в церковную тюрьму и находился на грани отлучения, но тут удачно подвернулся государственный переворот… и пострадавший от прежнего режима злобных церковников и живодеров-аристократов вновь выплыл на поверхность, вернув себе власть и возможности…

Но сейчас его не было в городе. Что вполне соответствовало планам Всеслава. Впрочем, если бы он и был, то Всеславу требовалось бы просто придумать другой план…

Так что он спокойно доел свою отбивную. И, спокойно подхватив обломок ножа, вышел на площадь с виселицей…

– Тебе, урод! Ты что это такое сделал?

– Я? – Всеслав соскользнул с виселичного столба, на который взобрался, чтобы добраться до веревки. – Я снял это тело, потому что собираюсь похоронить его по-божески, а не оставить гнить здесь, распространяя трупную вонь и служа пищей падальщикам.