Повстанец II - Alexey Off
— Свои, — крикнул я и вышел на свет коридора, в конце которого находилась скрытая огневая точка, сооруженная из подручной мебели и мешков с песком. Все серьезно, разве что пулемета не хватает. К сожалению, не так много у нас таких серьезных пушек.
По инструкции показал распальцовку из нескольких знаков, хотя, конечно, бойцы меня сразу узнали. «Помахали» рукой в ответ. Не зря у них теперь по утрам военные ликбезы.
Кролл и второй боец, которого, как оказалось звали Свэн, вытянулись по струнке. Если не ошибаюсь, последний был энхансером второго ранга из Второго набора.
Первый набор — Сэм и остальные. Иными словами, пленные пираты с корабля Аннет.
Второй набор — пираты с базы Накула.
Третий набор — подчиненные барона Филча, которые еще проходят маринование в казематах.
— Как служба? Бдите? — осмотрел я временные оборонительные сооружения и остался доволен.
Говорить, что я их подслушивал, разумеется, не стал.
— Так точно, командир Двейн! — отдали честь бойцы.
— Вольно. Ничего подозрительного не слышали?
— Никак нет, командир! — они вопросительно на меня посмотрели, а Кролл даже неофициальным тоном тихо спросил. — Случилось чего?
Кролла можно было назвать одним из моих приближенных, которому многое я готов спустить с рук. Я культивировал в бойцах то, что чем больше у них заслуг, тем больше у них свободы при выполнении приказов. Выстраивал более доверительные отношения, хотя и с военным уклоном.
Против «уставной военщины» как таковой я был против еще и потому, что в истории она уже не раз показывала свою неэффективность в «неуставных» и чрезвычайных условиях. Заплачено было не только кровью, но и множеством жизней достойных людей, которых просто не научили переключаться из режима «тугого солдафона» в режим «выживания» и боевой эффективности. Мне нужно не «мясо», а настоящие воины.
— Да нет, — ответил я. — Просто не спится. Ощущение, будто в ночи кто-то бродит неподалеку и пытается совершить диверсию без моего ведома.
Кролл и Свэн непонимающе переглянулись.
— Не берегите в голову… С трех до пяти самое опасное время. Будьте бдительны в этот промежуток. Как поняли? — понизил голос я.
— Есть! — снова вытянулись они.
Кивнул и тихой походкой пошлепал дальше проверять посты.
* * *
Утром после традиционного погружения в медитативное состояние, которое иногда заменяло мне сон, я снова занялся «виртуальным самолечением» — брожение по глобалнету.
Меня заинтересовала излишняя чуткость Ларавель. Выглядело так, словно она заранее могла угадать мое настроение и подстроиться в нужный момент. Иногда она казалась слишком идеальной. Но ведь так не бывает или все же бывает?..
Не то чтобы это плохо, но мне хотелось выяснить и подтвердить свои пока туманные предположения, прежде чем я спрошу напрямую. Не хотелось рушить нашу «романтическую игру» в «сам угадай что». Мы оба казались друг другу загадками, что добавляло нашим отношениям некой… изюминки что ли.
В любом случае, я бы согласился принять ее такой, какая она есть… Но до тех пор, пока она не будет нарушать границы дозволенного. Манипулятивность в любом виде я не приемлю. А ведь некие ростки уже заложены, словно мины замедленного действия…
* * *
С Чараком у нас уже вошло в привычку иногда завтракать вместе, пить чай и беседовать на различные темы. Особенно когда все утилитарное оговорено и выдалась свободная минутка. Жил индус при надежной охране по соседству.
Мне нравилась его компания. Ему, наверное, тоже. На Джайраме, по научным регалиям, какую сферу не возьми, пока никого нет «просвещеннее» него. Соответственно, и собеседника по уму найти ему сложновато. Чарак был довольно сильным интровертом, погруженным в себя и свои знания. А поскольку применить их на практике он пока не мог…
Вот и сейчас, пользуясь случаем, я решил поднять довольно животрепещущий вопрос, затрагивающий в том числе и Ларавель, о котором в глобалнете слишком много информации с диаметрально противоположными точками зрения.
Глава 7
Отхлебнул ламбук-кабура — местной рисовой каши с кусочками фруктов… Или фруктовое пюре с кусочками каши — тут так просто не определишь. Пропорции равные. И наконец задал свой вопрос:
— Вот скажи, Чар… — привлек я его внимание. — В чем коренное отличие звелингов от людей? Только ли дело в мутациях?
Чарак отпил чай.
— Это обширная тема, Двейн. Что бы я не сказал — это будет проекцией знания, а не самим знанием, — загадочно ответил он. — С моей точки зрения, главная особенность звелингов: приспособленность, или другими словами — выживаемость индивидуальной особи у них выкручена на максимум. Как этого добились ученые-генетики XXII века до сих пор не ясно…
— То есть они получается следующая ступень эволюции человека как вида? — пришла мне неожиданная мысль в голову.
— Не совсем. Не самая популярная точка зрения, Двейн. Особенно в западной научной среде…
— И в свете возрождения арийско-британской доктрины, — хохотнул я. — Сколько ей? Века три, и ведь откопали же где-то…
Потомок «исторических», а не «мифологических» ариев печально кивнул:
— Отвечая на твой предыдущий вопрос… Сказать, что звелинги — новое человечество, можно… Но с оговорками.
Многие действительно выделяют их в отдельную, более высокую ветвь эволюции человека. Как в свое время было деление на кроманьонцев, неандертальцев и их предков, которые бродили по земле в одно и то же время с ними.
Но другие с этим в корне не согласны, поскольку плодовитость звелингов оставляет желать лучшего. Иными словами, почти по всем показателям, кроме деторождения, звелинги, в кавычках, «лучше» людей, более приспособлены к меняющимся условиям среды, быстрее взрослеют, усваивают жизненно важную информацию. Но вместе с этим — в научной среде именно фертильность считается одним из основных динамических показателей выживаемости вида в целом.
Если представить, что современный «человек-энхансерус» полностью вымрет, и на Земле останется только «человек-звелинг-энхансерус», то звелинг последует за своим более древним сородичем всего в течение нескольких поколений.
— Тогда, получается, они тупиковая ветвь развития? — засомневался я.
— Можно и так сказать, если рассматривать с позиции новейшей эволюционной теории. И если наука не найдет решение их самой главной проблемы. Фертильности.
Чтобы ты понимал, Двейн, масштабы проблемы: вероятность зачать ребенка между двумя людьми-звелингами — в районе пяти процентов, а между женщиной-звелингом и мужчиной-хомосапиенсом — уже около двадцати процентов. И это — в масштабах целой жизни. Им очень трудно найти подходящего в генетическом плане партнера.
— А как же
