Сияние - Сергей Извольский
Прасковья Богдановна во время обрушения пролетов пыталась подняться на ноги, поэтому после приземления бетонного квадрата площадки рухнула на неприветливо жесткую поверхность еще раз. От удара у нее вышибло дух из груди, что-то хрустнуло в подломленной под туловищем руке и плече. Несмотря на сильную боль, некоторое время она лежала не в силах вздохнуть, подогнув колени к груди и в страхе закрыв голову невредимой рукой.
Рядом скрежетало осыпающимися камнями, завывало удаляющимся смерчем. В воздухе стояла пылевая завеса, которая освещалась сверканием молний, сияние которых пробивалось сквозь клубы пыли.
Далеко не сразу — с трудом, с глухим всхлипом Прасковья Богдановна вздохнула, после чего тут же закашлялась. Она сейчас не видела ничего перед собой — перед взором размытая серая муть, в слезящихся глазах сильное жжение: попало бетонной крошкой. Все тело ломило, в плече и левой руке пульсировала боль, саднила содранная в некоторых местах кожа, жгло засыпанные крошкой глаза. Понемногу Прасковья Богдановна все же проморгалась, приподнялась и сквозь слезы и жжение принялась осматриваться по сторонам.
Она лежала на упавшей, косо приземлившейся площадке среди нагромождения рухнувших стен. Попробовав встать, Прасковья Богдановна вскрикнула — левую ногу, как и руку, прострелило резко болью, так что она упала обратно. На спину, и так получилось, что в этот момент сквозь облако оседающей пыли увидела Павла Ивановича. Он сейчас стоял на краю уцелевшего лестничного пролета и держал в руках увесистый булыжник.
Павел Иванович был совершенно невредим. Глаза огромные, кожа на мокром от пота лице припорошена бетонной пылью. Взгляд безумный и направлен вниз, конкретно на Прасковью Богдановну. Она, выросшая на территории протектората и не понаслышке знающая, как люди могут решать кажущиеся неразрешимыми проблемы, сразу поняла в чем дело.
— Нет-нет-нет, Паша, пожалуйста, не надо, — негромко, давясь словами, начала она говорить. Пыталась этим сбить Павла Ивановича с порыва, просящим голосом пробовать давить на жалость.
Приподнявшись на локтях, со стоном боли, Прасковья Богдановна попыталась отползти, оттолкнувшись ногой. Каблук — так ее недавно подведший, сломался, нога резко выпрямилась, проехавшись по пыли. В этот момент Павел Иванович и скинул вниз булыжник.
С пронзительным криком Прасковья Богдановна оттолкнулась слушающейся рукой и в последний момент смогла откатиться в сторону. Булыжник упал совсем рядом, брызнувшие камешки больно ударили перекатившейся Прасковье Богдановне по шее и затылку.
Преодолевая сильную боль, сжав зубы и не оборачиваясь, на четвереньках она поползла прочь с бетонного квадрата площадки, пробираясь в нагромождении обломков сложившихся стен. Не оборачивалась, она двигалась так быстро, насколько хватало сил — понимая, что в следующий раз Павел Иванович может и не промахнуться.
Ползла небыстро — тормозила боль. Глаза слезились, горло рвал сухой кашель, рядом снова загудело вернувшимся магическим смерчем, встала стеной пыль. Прасковья Богдановна двигалась по каменному крошеву как слепой котенок. Спину неприятно морозило холодком страха, внутри поднималась паника — если Байков найдет подходящий камень, он его сейчас кинет. Снаряд Павел Иванович нашел, но и Прасковья Богдановна успела — она отползла на достаточное расстояние, так что следующий запущенный Байковым камень цели не достиг.
Услышав звук удара сзади, Прасковья Богдановна вздрогнула и упала со всхлипом — когда она дернулась, у нее после резкой вспышки боли подломилась опорная рука. Сжав зубы, Прасковья Богдановна сразу же попробовала подняться. Понимая, что на полпути принявший решение кардинально закрыть проблему Павел Иванович не остановится. Поэтому, собирая все силы, она все же встала на ноги.
Первые шаги дались немалым трудом, но она смогла, ковыляя прочь и выходя на открытое пространство. Поодаль творилось самое настоящее буйство стихии — кружились смерчи, сверкали молнии, вокруг амфитеатра земля вставала дыбом: бугрились дорожки и рвались в клочья изумрудные газоны. Очередной разрыв земли пришелся совсем неподалеку, дорожка по которой она шла подкинула ее словно встряхнутый сильной рукой ковер, так что Прасковья Богдановна снова упала. Боль в падении оказалась такой резкой, что она ненадолго потеряла сознание.
Очнувшись, Прасковья Богдановна неожиданно увидела перед собой босые ноги. Лежала она на боку, так что смогла поднять взгляд. И, сквозь слезящиеся глаза, рассмотрела стоящего прямо перед ней Дмитрия Новицкого. Это было очень неожиданно. Она даже не сразу поверила, что видит именно его, а не смотрит галлюцинации.
Взгляд Новицкого горел отблеском молний — глаза были полностью заполнены голубым сиянием. Подобное Прасковья Богдановна видела впервые, и без отрыва смотрела в столь нечеловеческие глаза. Но даже на фоне такого взгляда Прасковья Богдановна не могла не обратить внимание на то, что Новицкий совершенно обнажен.
Не говоря ни слова, он уже присел рядом с ней, положив руку на плечо успокаивающим жестом. Оценил повреждения, потрогал плечо, потом мягко потянул вверх, помогая подняться. Оказавшись на ногах, Прасковья Богдановна всхлипнула — не от боли, а от радости. Понимая, что избежала смерти, неожиданно для самой себя обняла своего ученика, разрыдавшись.
— Не переживайте, вы в безопасности, — произнес Новицкий.
Голос его звучал крайне необычно и странно. Спокойно, ровно и безо всяких эмоций.
— Я… я… меня… — никак не могла справиться с голосом Прасковья Богдановна.
— Все хорошо, — снова спокойно и ровно произнес Новицкий, погладив ее по голове.
Как раз в этот момент Прасковья Богдановна увидела Павла Ивановича. Он, в порванном и растрепанном мундире, гораздо более грязный чем совсем недавно, вышел из пылевого облака, заметно прихрамывая. Видимо, не очень удачно спустился с оставшегося на месте целым лестничного пролета.
— Павел Иванович, — все тем же ровным голосом произнес Новицкий.
— Он хочет меня убить! — наконец-таки смогла справиться с комом в горле Прасковья Богдановна.
От испуга она даже отпустила Новицкого, не замечая боли отскочив так, что юноша теперь оказался между ней и Байковым.
— Она врет! — моментально ответил Павел Иванович.
Говорил он уверенно и громко, но при этом замер на месте; поза его выдавала крайнее напряжение. Пару секунд сохранялась тишина. Прасковья Богдановна с трудом держалась на ногах — пришла забытая было от испуга боль. Новицкий же внимательно и холодно, совершенно без эмоций, смотрел на Павла Ивановича.
— Ваша машина на ближней стоянке? — показал вдруг Новицкий в сторону парковки, на которую имели право заезжать только работники школы и высокие гости.
— Да, — кивнул озадаченный Байков.
— За мной, — произнес Новицкий.
Обернувшись и подойдя, он
