Хрустальная башня - Артемис Мантикор
И вот теперь говорится о войне с этим миром. Если это игровой сервер Мельхиор, то сама идея такой войны пахнет шизофренией. Достаточно обесточить сервер, и воевать будет некому.
Но место, где я нахожусь, напоминает игру лишь наличием интерфейса.
Никогда не видел виртуальности, в которой настолько чёткая картинка и настолько точное отображение всех.. физиологических аспектов. Я слышу, как у меня стучит сердце, как булькает в животе. А если я перестану дышать, инстинкт самосохранения даст мне по башке. Как вирт-дизайнер я знаю сотни мелочей о том, как сравнить реальность и вымысел. И технологий, способных создать всё, что меня окружает, попросту нет.
Я внимательно посмотрел на Ласку. Её глаза были странными и немного пугали. Зрачок и радужка были чёрными, будто уголь, и сливались в один большой чёрный круг, размером чуть больше обычного человеческого.
Грудь её вздымалась от дыхания. Волосы были немного растрёпаны, а из-под чернильной чёлки выглядывал уголок шрама. Будто от ожога, по которому сверху когтями провёл дикий зверь.
— Ты ведь тоже один из них. Пленник, — сформулировал я все свои мысли в одной простой фразе.
Реакция была странной. Девушка поджала губы, сворачивая их в тонкую полоску. Отвела взгляд. Опустила голову в пол и вжала поглубже в плечи. Девушка сжалась, будто я дал её пощёчину, а теперь собираюсь ещё и наорать.
— Об этом не говорят, — тихо произнесла она. — Дурное это. Недоброе. Очень.
Наверное, я сейчас делаю ошибку, но:
— Почему? Если тебя это мучает, можешь не отвечать. Я просто пытаюсь понять всё. Но может, если ты поделишься с кем-то, тебе станет легче?
— Я.. помню своё прошлое, Син. Даже после стирания памяти всё равно многое помню. Даже то, что очень хочу забыть, — она подсознательно схватилась за изуродованную часть лица, взъерошив волосы. Затем бросила быстрый взгляд на меня и отшатнулась, поняв, что я успел её рассматриваю.
Сердце забилось чаще.
А ведь если б не шрам и попытка всеми силами скрывать лицо, она была бы нереально красивой.
Тонкие изогнутые брови, правильные черты лица, необычные глаза, смущённо поджатые губы, милый чуть вздёрнутый нос... Мне вдруг захотелось крепко её обнять, прижать к себе и сказать, что теперь всё будет хорошо.
Не до конца отдавая отчёт своим действиям, я потянул руку к Ласке и осторожно коснулся копны угольно-чёрных волос.
— Тебе не стоит прятаться, — тихо сказал я. — Ты правда очень милая. Хочешь, я исцелю твой шрам?
Вопреки моим ожиданиям, она не отшатнулась.
— Его нельзя исцелить. Он пришёл со мной оттуда. Чтобы я помнила. — произнесла она.
— Зачем? Если ты так боишься мира-темницы, то зачем хочешь сохранить его печать на своём лице?
— Чтобы помнить, — повторила она. — Когда меня будут бить, проклинать и ненавидеть, я буду улыбаться, потому что помню — это мой рай. А настоящий ад я уже прошла. Знаю, это прозвучит странно, но я люблю Мельхиор, мастера Тана и сражения с монстрами. Это лучше, чем быть частью мира темницы. Лучше пусть всё будет, как есть.
— Нет, — покачал я головой и ободряюще улыбнулся. — Теперь в этом мире есть я. И я никому не позволю тебя обидеть.
Интерлюдия. Шестирукая смерть.
Танатос с ухмылкой отошёл от зеркала. Картины боя с нежитью поблекли, и громадное окно в иной мир вновь стало отражать две фигуры — высокого седовласого волшебника с длинной бородой и темноволосого мужчины в чёрной робе с одетой поверх неё зелёной бронёй.
— Что скажешь, мой ученик? — спросил великий Ректор. — Всё ещё думаешь, что мой эксперимент был ошибкой?
— Пока что Терми и Фхайрен меня не очень впечатлили, — ответил магистр. — Сайрис интересен, признаю. Он быстро сориентировался. Два дня до этого он пытался быть лидером, но это не его роль. Ворон слишком эгоистичная птица. Скорее всего, он будет серым кардиналом этой группы.
— Я бы на твоём месте не списывал со счетов единственного в академии дракона. Но.. ты не сказал главного. Синаэль. Что скажешь о нём? — на лице у Ректора появилась добрая отеческая улыбка с самой капелькой насмешки.
— Вы ведь сами знаете, что я скажу, учитель. Хотите услышать, что опять были правы? — хмыкнул Танатос.
— Да, Тан, потешь старика. Помнишь себя в первые дни?
— Его с самого начала занимало лишь выживание группы. Это не просто командный игрок. Син — прирождённый лидер. Он сразу просчитал ситуацию, мгновенно перестроился под неудобного противника и умудрился сохранить группу. С первой же проверки. Пока что сказывается малый опыт и непонимание собственных возможностей, но зато он учёл все возможности окружения. А ведь его потенциал — слабейший из пятёрки. Это.. впечатляет. Кем он был раньше?
— Если так интересно, простым винтиком системы. Но это не важно. Мир-темница не ценит кадры — там их переизбыток. Им не нужны лидеры и стратеги. Именно поэтому однажды они падут. Они слишком недооценивают простых людей.
— Ну, предположим, этого лекаря я бы «простым» не назвал, — возразил Танатос.
— И тем не менее в том мире это было так, мой ученик. Ему просто не дали себя проявить. Как и многим другим, его потенциал заглушили. Системе не нужны новые лидеры, ей нужны исполнители.
— Кстати, наставник. Он вспоминал вас. Говорил, что вы ему что-то обещали, и с его настойчивостью он явно будет это искать. Похоже, вы были правы, и после второго стирания памяти к нему вернулась часть воспоминаний ещё до первого.
— Хм. А вот это уже нехорошо. Но пока не критично, — нахмурился старец.
— Так может, стереть его снова? — предложил Тан.
Старик надолго задумался. Минуты на полторы, не меньше. За это время он отошёл от своего ученика, прошёлся вдоль заваленных свитками столов с непонятными устройствами, задумчиво покрутил средним пальцем глобус с узкой полоской обитаемых земель Надземья, и лишь затем ответил своему ученику:
— Нет, Тан. Нельзя. Кто знает, что всплывёт в памяти в следующий раз, и не пробудит ли он раньше срока то, что мы запечатали в телах твоей пятёрки. Сильные потрясения вредны для сдерживающей печати. Нет, — повторил старик, — пока что пусть всё будет так, как есть. Стереть память
