Позывной "Хоттабыч" (СИ) - "lanpirot"

Глава 8

Меня болезненным рывком вырвало из воспоминаний, навеянных «мозговым штурмом» оснаба, словно рыбешку из привычной среды обитания, подсеченную умелым ловцом. Я хватанул воздух раскрытым ртом и сморщился от боли в груди. Твою мать! «Позитивных» ощущений от «поездки» в прошлое совсем не было: сплошные кровь, боль и страдания. Болезненная пульсация в груди постепенно стихала, кровавый туман, стоящий перед глазами, рассосался, и я смог оглядеться.

— Командир? — шепнул я сухими, потрескавшимися губами. — Кино понравилось?

Но ответа не последовало. Я, как сумел, навел «резкость» единственного видящего глаза.

— Твою мать! Командир! Ты чего? — Оснаб, привалившийся к стене бился в конвульсиях, раздирая себе грудь ногтями. Тягучая слюна, пузырящаяся в уголках его губ, стекала по подбородку и капала на деревянную лавку, отшлифованную до блеска тысячами жоп. Ноги подергивались, а раскрытые остекленевшие глаза, выцветшие до белесого состояния радужки, невидяще пялились в противоположную стену. — Охрана!!! — истошно заверещал я, окончательно срывая голос. — На помощь! Человеку плохо!

Дверь резко бухнула об стену, и в камеру ворвалось двое вооруженных автоматами Федорова солдатиков. Один из них резво взял меня на мушку, а второй кинулся к трясущемуся в припадке Петрову.

— Товарищ офицер?! Что с вами?! Товарищ офицер… — Солдатик прикоснулся к плечу оснаба, отчего тот съехал по стене и ощутимо хрястнулся лбом о край лавки. Хорошо, хоть до крови кожу не рассадил!

— Не видишь, дебил, — громко засипев, «вскипел» я, брызжа слюной — плохо ему! За врачом беги, дятел! За Медиком–педиком, или кем там еще!

— Андрюха, держи контрика на мушке! — бросил товарищу солдатик, смещаясь в сторону двери. — Если что — стреляй в башку! Не раздумывай! Я ща… — И он скрылся в коридоре, грохоча подкованными кирзачами по каменному полу каземата.

— Не дергайся, сука! Пристрелю! — зловещим шепотом пообещал мне солдатик, передергивая затвор.

— Да куда мне, болезному, с подводной лодки–то деться? — Я устало уперся макушкой в прохладные прутья решетки. Сил трепыхаться не осталось никаких. Да и все, что мог, я уже сделал.

Буквально через пару–тройку минут в камеру ворвался тяжело дышащий майор, толкающий перед собой растерянного старшего лейтенанта, а последним вполз в каземат побагровевший генерал–лейтенант в расстегнутом кителе.

— Егоров! Лечи! — выкрикнул Засядько, подталкивая старшего лейтенанта к подергивающемуся Петрову, к этому времени почти что сползшего с лавки на пол.

— Откинется товарищ оснаб — все под трибунал пойдем! — предупредил Медведев оперативников. — Это ж надо было додуматься оставить его одного с этим… Сенькой! — Он кинул полный злобы взгляд в мою сторону. — Держи его сынок под прицелом, не выпускай! — предупредил Никифор Васильевич солдатика. — Если дернется — вали сразу и наглухо! Это приказ!

— Слушаюсь, товарищ генерал–лейтенант! — не моргнув глазом, отрапортовал рядовой, явно окая.

Тертый, собака, из Вологды, небось? Курок спустит, особо не задумываясь. А генерал–то, генерал? Ишь, как раздухарился! Рожа кровью налилась, хоть прикуривай от нее! Видно не хило жопу припекло — того и гляди апоплексический удар хватит. Ну, а мне, в общем–то, откровенно посрать на все его угрозы. Я и так, и так не жилец. Жаль командира, если помрет — ему еще жить и жить! Аж сколько страна и служба потеряет, лишившись такого ценного во всех смыслах кадра. А без него у меня и вовсе нет никакого будущего…

Тем временем Егоров с майором удобно разложили оснаба на лавке. Старший лейтенант расстегнул ему оставшиеся пуговицы на френче, которые тот не оторвал в припадке. Только после этого «недоделанный» Медик положил руки оснабу на виски и закрыл глаза. Я с интересом наблюдал одним глазом за его действиями. В прошлый раз, когда он взялся меня лечить, я ничего толком и рассмотреть не успел. Не до этого было.

Теперь же я отчетливо видел, что руки майора окрасились ярко зеленым свечением, цвета молодой весенней листвы. И это свечение постепенно проникало в кровеносные сосуды оснаба (вены и артерии тоже явственно засветились), разнося вместе с кровью живительное волшебство по всему организму. Ага, вот оно, значит, как действует. Хотя, все равно нифига не понятно! Минут через пять мертвенно бледное лицо командира, «разукрашенное» сеткой светящихся зеленоватых сосудов, порозовело. Конвульсии прекратились, а дыхание выровнялось. Он глубоко вздохнул и открыл глаза, вновь вернувшие утраченные краски жизни. Егоров оторвал от его висков руки и помог сесть.

— Товарищ оснаб, — едва не сбив Егорова с ног, кинулся к нему генерал–лейтенант, — с вами все в порядке?

— Все в порядке Никифор Васильевич, — слабым голосом произнес Петров. — Почему вы здесь?

— Вам плохо стало, товарищ оснаб, — пояснил майор, — вот старший лейтенант Егоров вас и подлечил. А что случилось–то?

— По–видимому, не рассчитал своих сил… — немного подумав, выдал свою версию случившегося Петр Петрович. — Затеял слишком сильное и глубинное сканирование мозга задержанного. Результат оказался печальным…

— Да это все диверсия престарелого контрика! — Генерал–лейтенант рубанул рукой, враз полыхнувшей жарким пламенем, от которого шарахнулись по стенам Егоров с майором. — Поставить этого Сеньку к стенке, а после труп спалить к еб. ням! Чтобы, сука, и пепла от него не осталось!

Ух, ты, а генерал–то наш, тоже Сенька? Вернее, Силовик! И, похоже, что пиромант. Хренов!

— Никифор Васильевич, вы сейчас всех нас спалите ненароком! — воскликнул Петров. — И так не провернуться… Погасите огонь! Сейчас же!

Пламя мгновенно опало, не успев причинив никому особого вреда. Хотя несколько моих жиденьких волосков скрутились от жара. Хорошо, хоть харю не обжег!

— Спасибо вам всем за помощь, товарищи, но я вынужден требовать, чтобы вы вновь оставили нас наедине, — непререкаемо заявил оснаб.

— Петр Петрович, побойтесь Бога! — воскликнул красный от волнения генерал, даже вспомнивший о Боге. — А если он опять вас…

— Да, вот еще что… — словно вспомнив о чем–то важном, поспешно произнес Петров, — прошу освободить товарища Старика из клетки Кюри и снять с него все индивидуальные блокираторы.

— Кого? Товарища Старика? — Не поверил в услышанное собственными ушами Медведев. — Товарищ оснаб, я рекомендую вам хорошенько подумать, прежде…

— Товарищ генерал–лейтенант! — «Лязгнул металлом» слабый голос оснаба. — Вы забываете, какими полномочиями меня наделил Народный Комиссариат Обороны? И лично Верховный Главнокомандующий — товарищ Сталин! Выполняйте приказание!

— А! Делайте, что хотите! — Медведев нервно махнул рукой, с которой соскочили и тут же погасли в воздухе несколько искорок, и в глубочайшем раздражении выскочил прочь из камеры.

Майор отключил активацию защитной клетки, собрав в очередной раз неиспользованную энергию в кристалл, и ворчливо заметил:

— Егоров, снимай свои цацки с товарища Старика, а то понавесил тут «соплей»… Хрен разбересси!

Минут десять лейтенант Егоров снимал с меня свои шнурки–ремешки с амулетами, возвращая утраченные чувства, как всего тела, так и отдельных его частей, и конечностей.

— Ох, тыж е. ическая сила! — Заскрипел я зубными протезами, когда меня накрыла уже подзабытая боль отмороженных рук–ног, и застарелых стариковских болезней, типа артрита–радикулита. Но, по правде сказать, чувствовал я себя вполне сносно, по сравнению… Во что даже не верилось. Неужели вмешательство недоученного старшего лейтенанта сумело так поправить мое здоровье, как его не смогла поправить вся медицина моего отдаленного будущего? Вот, в чем вопрос? Надо будет поинтересоваться у командира: реально ли попасть на прием к настоящему Медику–Силовику, а не «студенту» с едва–едва прорезавшимся даром.

Дождавшись, когда мы вновь останемся наедине, я полюбопытствовал:

— Ты как, товарищ оснаб? Что с тобой произошло?