Станислав Травкин - Последние судьи. Сильнее льва и слаще меда. Книга первая
— Поздравляю вас, друзья, от всего сердца поздравляю. Поздравляю и предлагаю это событие отметить! Не станете же вы возражать, а друзья? — подмигнул нам Василис.
— Я не стану, а ты, маленькая? — спросил я.
Катарина отрицательно замотала головой:
— Не стану, конечно.
— Вот и славно! Дайте мне двадцать минут, — воскликнул Василис и стремительно покинул комнату.
Катарина, проводила темпераментного антийца взглядом, затем удивленно посмотрела на меня. Я только развел руками: — Что тут скажешь, маленькая, резкий и эмоциональный, одно слово — антиец.
— Эмоциональный, это ещё слабо сказано, — девушка засмеялась.
* * *Антиец не соврал, и ровно через двадцать минут дверь нашей комнаты снова открылась. В комнату вошла Ариа с небольшой корзиной в руках, и следом за ней — сам Василис.
— Уж извините за бедное угощение, — Ариа выложила из корзины на стол пару колец колбасы, увесистый шматок сала, четверть круга сыра и несколько луковиц.
— Ничего себе, бедное угощение, — улыбнулась Катарина, — не иначе монастырский погреб ограбили?
Василис отмахнулся и поставил на стол вторую бутылку вина:
— Отец Никодим, конечно, скряга, но узнав, по какому поводу веселье, растаял. Интересовался, когда вы, окаянные, венчаться собираетесь.
Мы дружно рассмеялись.
— Завтра и повенчаемся, ты не против, маленькая?
— Конечно, поддержала меня Катарина, — чего зря грешить.
— А я, — нубийка взяла мою спутницу за руку, — такое платье тебе дам, с ума сойдешь! Настоящее нубийское вот с таким бантом!
— А ты уверена, женушка, что Катарине по размеру будет? — Василис не мог сдержать смеха. — Ты килограмм на двадцать… эмм… крепче.
Нубийка, никогда не комплексовавшая по поводу своей полноты, засмеялась вместе со всеми и ткнула антийца кулаком в бок: — Ну рост у нас один и в плечах одинаковы, а то, что я потолще буду, так платье-то на шнуровке, — Ариа подмигнула Катарине. — Тебе понравится.
— Слушай, Василис, — обратился я к антийцу, — а как обстоят дела с твоим эпосом о нас?
— Рад, что ты спросил, мой друг. Работа идет медленно, писать тяжело, трудно, но непреодолимых препятствий, как известно, нет и… прямо сейчас, если, конечно, никто из присутствующих не возражает, я прочту вам вторую главу!
Возражений не было, и антиец с присущим ему артистизмом прочитал нам вторую главу своей поэмы, или, как он сам говорил, — эпоса. Все события, произошедшие с нами, были детально описаны с точностью летописи. Правда, в результате художественной обработки, несколько десятков атаковавших нас одержимых превратились в несколько сотен. Надо ли говорить, что мы с Катариной были совсем не против такого авторского преувеличения.
На следующий день мы повенчались. Нубийское платье из светло-голубого шелка, с кожаными вставками и огромным красным бантом на груди, смотрелось действительно великолепно.
— Ну как ты? — спросил я Катарину, видя, что она держится довольно скованно, — волнуешься?
— И совсем даже не волнуюсь, — ответила девушка и тут же, понизив голос до шепота, сообщила мне: — Просто я первый раз надела платье.
Я улыбнулся и поцеловал свою спутницу: — И как тебе в платье?
— Красиво, конечно, но… очень неудобно, — сообщила мне Катарина, и мы прыснули со смеху.
Обвенчал нас тот самый отец Никодим, которого Василис давеча обозвал скрягой.
Глава 16
На рассвете следующего дня в монастырь пришли двое выживших — молодые парни лет семнадцати, худые и избитые. Одного из ребят звали Миша, другого — Илир. Заикаясь и перебивая друг друга, парни кое-как рассказали нам свою историю.
— Нас много было, человек сто, не меньше, — шепелявил Илир, то и дело сплевывая. — Мы в порту сначала были, потом — в багринском центральном Храме.
— А потом, — перебил товарища Миша, — эти психи, что по улицам бегают, нас осадили… Войти они отчего-то не могут, но и выйти нам не дают.
— Как вода закончилась, — снова сплюнул Илир, — мы, значит, прорваться решили, ну не все, а мужчины там, из девок — те, что пошустрее. Вот…
— Стало быть, прорвались вы только вдвоем? — спросил я.
— Не.… Еще дядя Игорь с сыновьями были. Но по дороге, в общем… не дошли они.
— Как же вам удалось вырваться из кольца, ребята? — Василис скептически изучал подростков.
Миша улыбнулся разбитым ртом: — Бегаем хорошо, дяденька. Всего нас на вылазку собралось двадцать шесть. Кого-то убили, часть обратно в Храм отбросили, а мы вот ушли.
— Одержимых много? — спросил Катарина.
— Кого? А… психов. С полсотни будет. Ну, они крепкие все, с цепями с кольями, с битами, — Илир опять плюнул в сторону.
— Да перестань ты плеваться, малой, — ткнула Илира в плечо нубийка.
— Не могу, тетенька, зубы выбили все. Болит — спасу нет.
— Тётенька? — глаза Арии округлились — вы слышали? Я тётенька?!
— Я думаю, принцесса, что подростки делят весь мир на две категории: сверстники, к которым относятся они сами, и взрослые, то есть тети и дяди, — поспешил успокоить супругу Василис.
— Как думаете, ребята, те, что внутри, ещё живы? — спросил я.
Беглецы почти одновременно пожали плечами:
— Наверное, живы, хотя, конечно, с провизией там плохо, и воды совсем нет.
— Что будем делать, Марко? — спросила Катарина, и все присутствующие сразу же уставились на меня.
— Поедем и убьем всех сатанистов, — равнодушно ответил я.
— Когда выезжаем? — глаза моей спутницы светились юношеским азартом.
— А что тянуть, поехали сейчас, — улыбнулся я. — Вы как, друзья?
Василис без раздумий вызвался ехать с нами, напомнив мне, что место поэта на поле боя. Нубийка также изъявила желание ехать, но муж напомнил ей о недавней одержимости и убедил остаться в монастыре. Что же касается монахов, то почти все бросились к настоятелю просить благословения на битву. Отец Борислав благословил пятерых.
Через пять минут наш внедорожник и фургон из монастырского гаража уже неслись по проселочной дороге.
— Друзья, смотрите какая красота вокруг… — задумчиво произнес антиец.
— Что же тут красивого, Василис? Лужи и грязь кругом.
Поэт посмотрел на Катарину и весело засмеялся: — Это же весна, женщина, весна! Что может быть прекраснее весны, ребята! — Антиец взмахнул рукой и что-то запел на своем родном языке.
Катарина пожала плечами:
— Может, весна, конечно, и прекрасна, но дерьмо на дороге всю ее красоту скрывает. Не увязнуть бы нам в этом болоте.
— Не увязнем. Машина у вас что надо, да и за рулем профессионал, — снова засмеялся Василис, объезжая упавшее дерево.
Скоро проселочная дорога сменилась асфальтовой, а сельский пейзаж — городским. Мертвый город встретил нас гробовой тишиной, которую изредка нарушало мрачное карканье ворон.
Катарина опустила стекло и прижала к плечу ружейный приклад. Монах, сидящий на заднем сиденье рядом с девушкой, последовал её примеру.
— Стрелял когда-нибудь раньше? — обратился я к нашему молчаливому попутчику.
— Всего один раз по бутылкам, еще в молодости, — монах махнул рукой и виновато улыбнулся. — А что, так заметно?
— Заметно, — ответила за меня Катарина, и добавила: — Когда стрелять будем, главное не торопись.
Монах кивнул и перекрестился. В напряженной тягостной тишине витало что-то недоброе.
— Смотрите, друзья, — Василис указал на виднеющиеся вдали золотые купола, — это и есть багринский Храм, один из самых больших во всей Славии.
— И один из самых красивых, — продолжил монах, — настоящее чудо света! Собор был действительно великолепен: мощные стены устремлялись в небо на высоту пятнадцатиэтажного дома, а колоссальный центральный купол мог бы накрыть собой небольшую улицу.
— Вот это да… — произнесла Катарина, когда мы выехали на площадь перед Храмом, — какая красота.
— Последняя цитадель жизни посреди мертвого города… — задумчиво сказал Василис.
На мгновение, какое-то мгновение, мы так увлеклись созерцанием Храма, что совершенно забыли об осторожности. Поэт вышел из транса первым и сразу же ударил по тормозам. Прямо перед машиной стоял человек с поднятой в знак приветствия рукой. Мы остановились так резко, что ехавший за нами фургон с монахами едва не врезался в наш внедорожник.
Не сговариваясь, мы почти одновременно выскочили из машины. Монах поднял ружье и прицелился, Катарина просто повернула ствол своего оружия в сторону незнакомца, с такого расстояния она не промахнулась бы и с завязанными глазами.
Человек улыбнулся и … перекрестился.
— Мир вам, последние судьи, — произнес он, — я принес вам весть.
Голос у него был таким же, как и у посланника, что посетил нас в Ринермо.
— Ангел… — выдохнул я.
— И так меня называли на языке ином, — неожиданно вестник перестал улыбаться, и его лицо приняло серьезное выражение. — Новости, что я вам принес, не слишком вас обрадуют, СЕЙЧАС.
