Юрий Семендяев - Записки офицера… или семнадцать мгновений жизни
Я пропустил Шакала вперед, дождался, когда он повернет на следующий пролет лестницы и пошел следом.
— Минус один, — глосс Рашида был спокоен, видимо он убрал кого-то, кто решил пробежаться в его сторону.
— Минус два, — тот же голос. — Командир, огневой контакт. Шестеро местных. Прижал их к земле.
— Понял тебя, — ответил я. — Скиф, внимание на свой сектор. При необходимости поддержи Рашида.
— Принял…
И тут началось. У меня над головой затрещали очереди из АК, короткие, в три патрона. Затем в голове появился туман. Все поплыло. Стены качнулись и попытались поменяться местами с полом и крышей старого вагонного депо.
— Что за… — голос Белого явно говорил о том, что он ощущает тоже самое.
Еще долгие полминуты продолжалась эта свистопляска. В голове начало проясняться.
— Командир, что это было? — Белый, видимо тоже пришел в себя.
— Держать позиции! — ответил я, начиная понимать, что произошло. По лестнице загрохотали шаги. Шакал спускался и тащил на плече тело, завернутое в грязное зеленоватое покрывало.
— Командир, уходим.
Лицо Шакала было белое, восковая маска, а не лицо человека. Но шел он твердо, держа в одной руке свой верный калашников, второй, придерживал тело, перекинутое через плечо.
— Внимание! Сворачиваем операцию! Белый, Рашид, Скиф — сходимся. Начали.
Отступление прошло как по нотам. Я, Шакал с ношей вышли из депо в тот момент, когда Рашид со Скифом подошли к нам. Я рванул к стене забора, мгновение и я уже осматриваю территорию за периметром базы бандитов. Через минуту ко мне присоединился Шакал, затем Белый. Последними покинули территорию базы Рашид и Скиф. Через завод полетели три Ф-1 и одна свето-барическая граната. Это добавит неразберихи и шума.
— Аллюром, парни, аллюром. Белый идешь первым, Рашид, Скиф — по флангам, — себе я оставил прикрытие хвоста нашей группы.
В чистую уйти не удалось. Рашиду достались три пули. Две в бронник и одна пробила левое предплечье. Скиф прихрамывал, подвернул ногу, когда неслись по буеракам, как сайгаки по горам. Белого до сих пор качало. Досталось ему в депо. А вот Шакал…Шакал умер. Сердце стало. Его бледное лицо так и не приобрело естественный цвет. Всему виной замотанный в покрывало труп Шелеста. Почему Отец не предупредил? И знал ли Шакал, что идет на верную смерть? Видимо, знал. Тело Шакала мы опустили в «кисель», благо на Свалке, у болотца, этого добра хватает. Постояв с минуту, в молчании отправились к точке эвакуации. До прибытия вертушки оставалось полтора часа…
— Кто командир группы? — задал вопрос пилот вертушки.
— Я, подполковник Юрковский.
— Вам конверт, велено передать при встрече.
— Ясно, спасибо, — я начал запихивать конверт в карман.
— Нет-нет, — остановил меня пилот, — прочесть до посадки в вертушку. Таковы указания.
Я разорвал конверт, вытряхнул на ладонь карту памяти к КПК. Осмотрелся и рысью устремился к небольшому кирпичному строению в пятнадцати метрах севернее.
«Сэм, после того, как ты прочтешь это сообщение, любой, повторяю, любой объект на базе — твоя цель! Ни один встреченный твоей группой человек не должен остаться в живых. Не один! По окончании задания группа подлежит ликвидации. К точке сбора явишься один. Либо…сам понимаешь, не явишься совсем.
Запись голоса будет уничтожена после прослушивая. Координаты точки сбора внесены в КПК»
Я вытащил карту и гнезда и бросил в угол. Еле слышное шипение, струйка серого едкого дыма и все. Нет больше карты, принесшей такое странное новое задание.
— Все на борт, — выкрикнул я, пытаясь перекричать грохот лопастей.
Погрузка прошла оперативно. Четверо оставшихся в живых из пятерки, включая меня. Вполне приемлемо.
— Проверить боекомплект, — отдал я распоряжение.
Бойцы переглянулись, но заметив, что я уже выполняю свою команду, сделали все быстро, как и положено. Тело главаря бандитов лежало на полу между нами.
Вертушка медленно несла нас к базе, к месту, которое за все это время стала мне домом. А теперь, теперь мне предстояло вычистить этот дом. Кого я там встречу? Что случилось с базой? Почему пилот просто отдал конверт и ничего не сказал? Неужели он не в курсе того, что под землей произошло что-то неладное? Что за сила вырвалась там на свободу?
Вопросы, вопросы. Вопросы… будь они неладны. Все! Закончили! Будем разбираться на месте.
Шакал был не единственной потерей в тот день. После приземления, наши места в вертушке заняли двое бойцов, раньше я их не видел. Один из них кивнул на тело, замотанное в покрывало и посмотрел на меня. Я кивнул, поняв его немой вопрос. Боец похлопал пилота вертолета по плечу, и машина ушла в сторону периметра.
Описать, что было потом. Нет ни сил, ни желания. Рассказывать и рисовать картинки уничтожения нашей базы, смерть тех, кто остался внутри… Хоть они уже и не были людьми, но каждый из нас прекрасно помнил их. Назад, из подземных лабиринтов базы, своими ногами вышел лишь я, таща на себе Скифа с простреленными ногами.
Взрыв уничтожил базу уже тогда, когда вертолет отнес нас километра полтора севернее. Огромное облако густого черного дыма поднималось на месте секретной базы отряда военных сталкеров. Все в этот день изменилось, поменялись приоритеты и ценности. Изменился смысл вещей. Я проклинал наших начальников за смерть ребят, рисковавших собой из-за тела контролера, который стал главой бандитов. Я проклинал Отца за его молчание, за то, что он не раскрыл карты, отправив нас в Зону, прекрасно осознавая, что за миссия будет у них потом. Я проклинал эту Зону, за все то зло, которое она аккумулирует и выплескивает вокруг.
Подполковник СПВС «Выброс»
Юрковский Семен
Записка четырнадцатая. Внедрение. Свой среди чужих…
Об этом эпизоде хотелось рассказать отдельно. Он был единственный в моей жизни там, в Зоне, о котором воспоминания только хорошие. Ну, или почти хорошие. Я не говорю о том, что было до этого, я рассматриваю лишь тот период, который наступил после того, как улетела Анюта.
Не могу знать, чем был вызван интерес руководства военных к такой группировке как «Ренегаты», но факт остается фактом. Вечером осеннего дня Отец вызвал меня к себе.
— Заходи, заходи, присаживайся, — проговорил он, не отрывая глаз от экрана компьютера, — в ногах правды нет.
— А где она есть-то? — закинул пробную наживку я. Хотелось выяснить настрой начальства.
— О, в тебе родился философ? — Отец закрыл ноутбук.
— А он во мне и не умирал, — я уселся в удобное кресло.
В комнате повисла тишина. Глаза Отца буравили меня, казалось, он видит то, чего я сам о себе не знаю. Либо знаю, но не хочу сознаваться в этом. Он встал, жестом остановив мою попытку подняться, прошелся по комнате. Остановился у двери. Посмотрел на меня.
— Давай пройдемся, погода чудесная, чего сидеть в этих казематах.
Предложение было новинкой. Такой беседы с Отцом еще не было, да и не только у меня. Поднявшись, я подошел к двери.
— Встретимся у КПП, минут через двадцать, — мой начальник распахнул дверь кабинета и проводил меня взглядом.
Осеннее, тяжелое небо нависало над вершинами деревьев. Запах сырости и хвои, хруст иголок под ногами. Расконсервированная база, переданная СПВС, находилась в лесной зоне. Где именно? Не могу сказать даже сейчас, в этой записке. Да и какая разница. Уверен, сейчас в этом месте можно найти лишь брошенные лабиринты и ходы, запустение и разруху. Как я уже убедился, такие базы долго не существуют на одном месте.
— Ну, что, — начал Отец, — сразу к делу? Или поговорим о философском настроении подполковника Юрковского?
Я шел рядом, посматривая по сторонам, замечая малейшие детали местности. Реагируя на изменения в окружающем мире. Тени, изменения ветра, шорохи…
— Да ты не напрягайся, — заметил мое состояние Отец, — сейчас тут тишь. Никого нет, а если появится, нас предупредят.
Сказать, что это меня порадовало — нет. Но если босс сказал, значит, так оно и есть. Иногда, мне кажется, что именно он стоит за всем, что происходит внутри этого периметра. Что именно ему подвластны происходящие изменения. Что именно он осуществляет скрытое руководство всеми процессами внутри Зоны. Вспомнилась байка об О-сознании, группе, которая управляла процессами в Зоне. Вот мне, иногда, кажется, что Отец и есть это О-сознание. Ну, или один из его компонентов.
— Оставим философию в стороне, — выдавил из себя я, — не за этим же мы вышли?
— Хм, верно, — голос командира был ровен и спокоен, — об этом мы могли поговорить и в кабинете.
Шаг за шагом мы приближались к небольшой поляне. Круг, диаметром около двенадцати метров, поросший молодой зеленой травой. Хруст сухих иголок сменился шуршанием травы. Отец остановился, присел на траву.