Сергей Ковалев - Биотеррор
Он что-то быстро сказал на немецком, обращаясь к Элизабет. Лицо женщины стало озабоченным.
— Он прав, Оливер, милый. Цзы Сим ведь тоже предупреждал — осенью начнется сезон дождей. В это время путешествовать по джунглям будет не очень-то приятно.
— Я помню, — возразил сэр Оливер. — Сезон начинается где-то с конца сентября — начала октября. И первое время это просто мелкий дождь, идущий пару часов в день. Вполне лондонская погода, да еще без смога и холода. У нас есть три, а то и четыре месяца на поиск долины. Если не найдем — вернемся сюда и переждем зиму в фактории. Зато к весне у нас будет разведана часть маршрута.
— Может быть, тебе все-таки…
— Давай оставим эту тему раз и навсегда, — твердо произнес сэр Оливер. — Я не собираюсь сидеть здесь в безопасности и сходить с ума от тревоги за тебя.
— Ох, милый… — Элизабет взяла его руку, нежно пожала. — Хорошо, мы отправляемся вместе.
«…и все же не могу отделаться от тревожного предчувствия. Цзы Сим утверждает, что это из-за преобладания стихии воды в моем организме над другими стихиями. Для европейского уха звучит, несомненно, диковинно. Но не следует забывать, что еще древние греки связывали различные болезни с нарушением баланса разных соков. Этот образ, возникающий независимо в медицине удаленных друг от друга как в пространстве, так и во времени культур наводит на определенные размышления.
Однако мои тревоги слишком обоснованы, что бы списать их на болезненное состояние. Этот немецкий авантюрист — вот кто истинная причина моего беспокойства. С того момента, как мы официально пригласили его стать нашим проводником, он днюет и ночует в гостинице. При этом объясняет свое присутствие необходимостью контролировать приготовления к экспедиции. Хотя и у меня и у Элизабет вполне достало бы собственного опыта заказать нужное оборудование и припасы. Но Клаус ведет себя столь добродушно, с такой смесью наивности и наглости, что обаял, кажется, всех, кроме меня. Я же не верю ему ни на пенни. Особенно неприятна его манера вести долгие разговоры с Элизабет на немецком языке. Бетти говорит, что это пустая болтовня — якобы, Клаус рад возможности хоть с кем-то поговорить на родном языке. У меня нет оснований не верить Бетти, я чувствую себя низким человеком, но…»
20 октября 1982 года.
Владимир сразу заметил эту девушку, заметил, что она поглядывала на него искоса с явным интересом, но даже пытаться не стал завязать разговор. Зачем? Все равно закончится все как всегда. А он порядком устал от этой странной игры. Иногда ему даже казалось, что Изя Бронштейн прав в своей иррациональной паранойе и за ними — как и вообще за всеми людьми — наблюдает некое могущественное существо. И не просто наблюдает, а ставит свои невообразимые эксперименты. Ну, вроде как они сами — над крысами. Он потряс головой, прогоняя бредовые мысли.
Девушка была очень даже симпатичной. Не особо высокого роста, худенькая, с круглым лицом, усеянным веснушками и задорно вздернутым носом. Владимиру показалось, что он уже где-то ее видел, но тут поезд остановился и они сошли на одной станции. Вот откуда он ее знает — наверняка не один раз уже встречались в толпе.
Владимир вышел из метро и побрел к своему дому, глубоко спрятав руки в карманы пальто — осень в этом году выдалась холодной.
— Простите…
Он обернулся.
Девушка смотрела на него открыто, глаза лучились спрятанной улыбкой.
— Простите, это не вы обронили?
В руках она держала толстый растрепанный блокнот. Тот самый, в который Владимир конспектировал приходившие в голову мысли, интересные факты и просто наблюдения. Блокнот этот был с ним еще со времен института, и неиспользованными оставались, наверное, страниц десять. Потерять эти пятнадцать лет размышлений было бы настоящей катастрофой.
Мысленно обругав себя, Владимир взял блокнот, машинально перелистал и застыл, чувствуя себя донельзя глупо. Сейчас он поблагодарит девушку, и она исчезнет из его жизни навсегда…
— Спасибо огромное! Вы меня просто спасли.
Девушка улыбнулась.
— Да не за что. А вы ученый, да? Я когда подняла его, случайно заглянула. Там у вас какие-то формулы… Вы, наверное, физик?
— Н-нет… почему физик? — растеряно протянул Виктор, а мысленно застонал от собственной нескладности и неумения поддержать разговор. — Я биолог.
— О! Да мы почти коллеги! — обрадовалась девушка. — Я врач. Физиотерапевт.
— Надо же! — Виктор почувствовал, как расплывается в глупой улыбке. — Бывает же такое.
«Ты просто гений! Манекен в магазине и то, наверное, общительнее тебя!»
Но девушка не обращала внимания на его замешательство. Она задумчиво подергала себя за прядь волос и подняла на Виктора вопросительный взгляд:
— Но это были не химические формулы. Я плохо уже помню физику, но…
— А! — с облегчением выдохнул Владимир, хватаясь за привычную тему. — Это и есть физика. Одно время у нас с коллегой была идея, что причиной старения является накопление в клетках ошибок при делении. Ах, да, я работаю в институте проблем геронтологии. Пытаюсь победить смерть, ха-ха…
— Очень благородная цель! — Девушка кивнула. — Меня зовут Лиза.
— Ох, извините! Владимир. А вы где-то здесь рядом живете?
— Да, знаете новые дома за парком?
— И вы не боитесь так поздно возвращаться?
— Обычно я раньше иду. Но вы правы, бывает страшновато.
— Я вас провожу! И не спорьте! У нас такой интересный разговор завязался — жалко будет его прерывать.
ГЛАВА 3
Чпок!
Старик в кресле поднял взгляд от листа бумаги — плотного, коричневато-ломкого, словно прошедшие столетия опалили его огнем, — посмотрел на Алена, покачал головой и вернулся к чтению.
Розенблейд укоризненно посмотрела на напарника, продолжающего с равнодушным видом жевать резинку.
— Хорошо. — Старик закончил чтение и отложил лист. — Ален, я понял ваш намек, но напоминаю: мне решать впустую вы тратите время, или нет.
Розенблейд вновь посмотрела на напарника уже с явным осуждением, но Ален и выволочку от старика принял все с тем же великолепным равнодушием.
— Вернемся к нашим делам. Прежде всего, я хотел бы знать, с какой целью вы разворошили китайскую мафию?
— Анализ последних передвижений девушки и ее поведения однозначно говорит о том, что противник взял ее в оборот, — ответила Розенблейд. — Она в любом случае отправилась бы в «Воробьиные поля» в самое ближайшее время. Ее психологическое состояние нестабильно, возможно, ее сильно раскачали извне. Сейчас она легко поддастся любому влиянию, отпускать ее в «Воробьиные поля» одну нельзя. А ваш парень что-то завис. Не знаю, дело тут в его врожденной… гм… медлительности, или есть какие-то объективные причины, но он даже не попытался сблизиться с девушкой ни в первый, ни во второй разы. И это очень усложнило всю ситуацию.
Тяжелые веки приоткрылись сильнее, в тусклых старческих глазах появился интерес.
— И вы решили поджарить им пятки, что бы шевелились быстрее?
Розенблейд кивнула.
— Очень хорошо. Вы поступили верно. Впрочем, как и всегда. Можете еще усилить давление.
* * *— Сенсей! Сенсей! Подождите, прошу вас!
Профессор Инадзума остановился, огляделся в поисках того, кто позвал его. Голос явно принадлежал женщине, скорее даже молодой девушке. Профессор усмехнулся. Вот и старость пришла — везде чудятся молодые девушки. Напрасные мечты. Словно в насмешку над звучным именем, природа «наградила» профессора маленьким даже для японца ростом и субтильным сложением. Большая голова с высоким лбом и благородными чертами самурая смотрелась комично на теле каппы. Девушки не обращали внимания на него даже в юности, а уж теперь — когда он почти облысел и согбен…
— Сенсей!
Зато пока его сверстники растрачивали время с гейшами и вином, он учился. Грыз фундаментальную физику с упорством крысы, прогрызающей бетонную стену. И к сорока годам стал ведущим специалистом в компании «Ватари». Четверть века он потратил на воплощение своих идей. Работал по двадцать часов в сутки, засыпал за рабочим столом, упав лицом в клавиатуру. Питался крекерами и кофе — жалко было тратить время на еду. И вот его усилия окупились. Экспериментальная установка «Ватари-1» при весьма скромных размерах и затратах на постройку, генерировала столько же электроэнергии, сколько большая атомная электростанция. Это был настоящий прорыв. Осталось решить проблемы с безопасностью…
— Сенсей, я здесь!
Инадзума наконец увидел ее. И даже, кажется, вспомнил. Юная лаборантка из вспомогательного отдела. Или нет? Стоит скромно опустив взгляд, короткая юбка открывает круглые, по-детски сведенные вместе колени. Инадзума почувствовал, что ему не хватает воздуха.
