Кирилл Алейников - Сияние. Остров теней
Самолет ведомого развернулся и пошел на снижение. Уже через пять секунд «гамма-два» выругался:
— Черт возьми, я не вижу воды! Там туман!
— Выравнивай машину! Иди на малых сколько сможешь!
— У меня мощность — сорок, сэр! — уже с паническими нотками воскликнул «гамма-два». — Я падаю, парни!
Капитан не мог помочь ведомому. Ничем абсолютно. Потому группа продолжала подъем на высоту.
И тут в треске помех раздался крик «гаммы-два». После чего его голос пропал. Безуспешно Карчер пытался вызвать его на связь: «шершень» под вторым номером, скорее всего, разбился о воду. Бортовой радар перестал регистрировать самолет ведомого.
— Выравниваем на горизонтальный полет, — наконец приказал Карчер, а затем по радио стал передавать на берег координаты крушения «гаммы-два».
— Но мы можем подняться повыше!
— Я сказал, выравниваем. Кто-нибудь видит землю? Кто-нибудь вообще что-нибудь видит?
Вокруг царил ад. Вверху перистые облака из дымчатых и полупрозрачных превратились в черно-малиновые тучи. Внизу был лишь мрак. И шторм приближался стеной, настоящей стеной из молний, дождя и перемешанных в страшном коктейле грозовых облаков цвета… смерти?
Справа возникла молния. Капитан Карчер видел ее — так близко от звена, так опасно близко.
— Что делать будем? — крикнул Савадски.
А что можно поделать в такой ситуации? Только уповать на Бога и попытаться удержать машину на лету.
И всё. Больше ничего…
Новая молния прошила воздух, теперь уже слева от звена. Капитан почувствовал, что его «шершень» стал, подобно «гамме-два», терять мощность и снижаться.
— Предлагаю спуститься к воде. Если что-то пойдет не так, катапультируйтесь.
— О'кей, «гамма-один». Идем вниз.
Пять F/A-18 с ревом устремились к океану. Теперь пилоты могли видеть туман над водой очень хорошо и вскоре уже влетели в него. Туман окутал самолеты непроницаемой мглой.
— Все на горизонтальный курс! — заревел Карчер, осознавая опасность снижения в таком густом тумане при неисправных приборах. И тут же понял, какую глупость сказал, ведь ни альтиметр, ни авиагоризонт не функционировали.
Слой тумана прошибла толстая полоса электрического разряда. Перед внутренним взоров капитана возникла картина взрыва самолета «гаммы-шесть», пораженного молнией. В шлемофоне раздался треск, поверх которого кричал «СОС!» кто-то из пилотов звена.
Группа летела невесть в каком направлении, к тому же «шершень» Карчера практически утратил всю мощность. Он просто падал.
И тогда капитан приказал:
— Всем катапультироваться!
Через две секунды он, стиснув зубы, вылетел из кабины в катапультированном кресле. Внутренности оттянуло, разум померк от перегрузки, стало невозможно дышать. Не в состоянии что-либо разглядеть во мраке тумана, капитан Карчер отдался милости Господа.
Вскоре раскрылся парашют. Пилота еще раз хорошенько встряхнуло и понесло ветром Бог знает куда.
* * *Джон сидел у костра с видом обреченного. Его голова была перемотана белыми бинтами, и на левой височной доле проступила кровь. Голова болела, даже трещала и кружилась, но Джон, вопреки советам молодой девушки, отказался ложиться в палатке.
Рядом угрюмо сидели молодые парни, одному, должно быть, лет двадцать восемь, второму около двадцати четырех. Русские.
Из обрывков фраз и вялотекущего разговора, который люди вели периодически на английском языке, Джон пытался понять многое: кто они, как оказались здесь, почему решили забираться на головокружительную высоту секвой в нутро бомбардировщика, что планируют делать дальше. Но поначалу гул под черепом и боль, вызывающая слезы, не давали капитану сконцентрироваться. К тому же тот, кто избил его, парень с именем Стас, куда-то спрятал всё оружие. И автомат летчиков бомбардировщика, который Джон нашел в самолете, и личное его оружие — табельный пистолет SIG Sauer P226, в котором еще оставалось несколько выстрелов.
Без оружия капитан чувствовал себя скверно.
— So, — уже в который раз обращался к капитану Стас, — do you want to talk? Do you want to give answers on our questions?[16]
Молодой человек знал английский абы как. Девушка говорила на родном языке капитана гораздо свободнее, почти без акцента. Но сейчас она спала в палатке — парашюте, подпертом тремя длинными жердями.
Капитан поначалу молчал. Он не имел оснований доверять этим людям и не хотел с ними общаться, но когда ночь вошла во вторую половину, а голова немного унялась, капитан все же решил пойти на контакт.
Он отпил из фляги мутную воду с запахом тины и тихо произнес:
— Я говорю на вашем языке.
Стас и второй парень — Игорь, даже не удивились. Лишь угрюмо посмотрели на капитана и снова перевели взгляд на огонь, горящий в небольшом костерке.
— Извините, ребята, что не сознался раньше. — Джон почувствовал укол совести в груди. Действительно, что мешало ему признать факт своего знания русского языка? — Я присматривался к вам. Думал, может, вы…
— Шпионы, мать твою, — сплюнул Игорь. — Мы несколько часов пытались тебя разговорить, ломая языки и кривляясь подобно обезьянам, а ты, оказывается, свободно разговариваешь по-русски. — Игорь усмехнулся. — Ну ты и скотина, летчик.
Капитан при ином положении вещей непременно заставил бы парня извиниться за свои слова. Но сейчас ситуация была не той.
— Я вырос в русском квартале Лос-Анджелеса, — после молчаливой паузы рассказал Джон. — Много общался с русскоговорящими мальчишками, сам неплохо выучил ваш язык. А потом, уже на службе в армии, несколько раз бывал в командировках на базах ваших миротворцев в Европе, в России был, в Москве. Хороший город, кстати, красивый.
— Дерьмовый город, — пробурчал Игорь. — Как и все мегаполисы. Где людей слишком много на квадратный километр — там всегда дерьмово. Люди не могут существовать в тесном сообществе и всегда превращаются в козлов и навозных жуков.
— Вероятно, вина лежит на общественном устройстве… — начал было Джон, но Игорь его не слушал.
— В стране, где половина точит лясы по фене, где одна часть граждан сидела или сидит, а другая — на измене, не может быть нормальной жизни. Да и не будет. — Парень говорил слова, смысл которых Джон улавливал плохо. Очевидно, это сленг, догадался капитан. — И общественное устройство тут ни при чем; если человек вылеплен из глины, он будет человеком. А если он вылеплен из дерьма, он будет дерьмом.
На такие речи даже Стас реагировал удивленным взглядом.
— Ты не заболел, шутник? — спросил он приятеля. — Я не замечал за тобой порывов пофилософствовать. Только глупые шутки.
— Да пошел ты, — беззлобно огрызнулся Игорь. — Лучше спроси нашего американского друга, зачем он стрелял в Маринку.
Они одновременно посмотрели на капитана. Джон, вспомнив тот случай, неловко поежился.
— Я думал, в самолет проникло что-то… какой-то хищник.
— Какие же хищники могут лазать по деревьям на стометровой высоте? Или ты считаешь очень опасными, кровожадными хищниками местных обезьян?
В костре треснуло полено — сухая, поваленная давным-давно часть ствола дерева. В джунглях ухнула какая-то птица.
Джон медитативно глядел на огонь, пока вдруг не признался:
— Я здесь уже несколько дней. Если точнее, то девять.
Подобная информация вызвала нечто вроде удара грома. Во всяком случае, собеседники чуть ли не подпрыгнули на месте.
— Девять дней?! — Стас был обескуражен. — Ты попал в аварию девять дней назад, и тебя не ищут ваши бравые солдаты?
— Ищут, я уверен, — вздохнул Джон. — Только… не там они ищут.
— В каком смысле? — Игорь даже подсел поближе, так как капитан говорил очень тихо. — Они что, сдуру на Аляске решили тебя поискать?
Джон, не зная, как лучше подойти к тому, что он собирался сказать, покачал головой:
— Я понял, вы попали на остров с налетевшего на рифы круизного лайнера, верно?
Игорь кивнул:
— Ты доходчивый парень.
— Была буря, шторм, который, вероятно, сбил корабль с курса, потому-то никто из команды не успел среагировать на внезапное появление на пути коралловых рифов? Расскажите, что за шторм накрыл вас?
Стас хмыкнул:
— Шторм как шторм. В ваших голливудских фильмах и пострашнее грозы бывают.
— Вы видели что-то необычное во время шторма?
— Что именно ты имеешь в виду под словом «необычное»? — прищурился Игорь. — Вашу подлодку, что ли?
— Какие-то странные атмосферные явления, например?
— Да у нас времени разглядывать твои атмосферные явления не хватило, ты уж извини. Корабль взорвался, будто перевозил не чемоданы с трусами и майками, а нитроглицерин в бочках. Мы все полетели в воду, а там уж, сам понимаешь, не до красот природы оставалось. Гребли как могли, пока не оказались на пляже.