Илья СТАЛЬНОВ - НА ОСТРИЕ ИГЛЫ
Я встал, торопливо оделся. Плеснул на пол воду из бадьи и наспех вытер очерченный мелом круг
– Вы опять больны, – с укором, будто утверждая печальную, неопровержимую истину, покачал головой Зонненберг, еще в дверях остановившись и оглядев меня изучающе.
– Немного прихворнул…
Ночная мистерия вытянула из меня все силы, Было ощущение, что вчера я очень крепко перебрал крепкого местного зелья, именуемого медовухой Со временем, может быть, это пройдет. Когда силу темного мира я буду вызывать таким же небрежным и легким движением, как сегодня ставлю кружку на стол. Но вчера я еле дополз до кровати.
– Нужно будет снова направить к вам Винера.
– Нет, ни в коем случае! – чересчур поспешно возразил я.
– О, мой друг. Вам не следует его опасаться. Он обладает непривлекательной внешностью, зато душа и помыслы его чисты и высоки
– Вы забываете, что я сам врач, и уж как-нибудь о себе позабочусь… К тому же плохая рекомендация, когда врача лечит его коллега, не правда ли?
– Верно, ха-ха! – гость рассмеялся с каким-то облегчением.
– Вы не представляете, как я благодарен вам за постоянную заботу.
– Бросьте, просто вы мне по сердцу, Эрлих. Кроме того, я считаю своим долгом заботиться о соотечественниках по праву старейшины нашей общины в этом городе. Только в последнее время заботы эти становятся все печальнее.
– Опять что-то случилось?
– О да. Ночью погиб еще один наш соотечественник. Его звали Геншель. Непонятно все это. Ему вонзили кинжал в сердце. И инкрустация на рукоятке оружия точно такая же, как на кинжале, которым закололи Бауэра. Такого рисунка я еще никогда не встречал – змея, оплетающая солнце.
Я воспринял эту весть совершенно спокойно. Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
Да, сообщение Зонненберга меня не поразило. Иначе и не могло быть. Я не знал, как именно это произойдет, но то, что возжаждавший смерти Магистра самонадеянный Боров к утру будет мертв, в этом я не сомневался.
– Здесь кроется какая-то страшная тайна, – заметил я.
– Кроется… Только бы не было больше крови… – согласно кивнул Зонненберг. – До свидания, мне нужно выполнить скорбный долг…
Когда Зонненберг покинул мой дом, я посмотрел ему вслед и рассмеялся. Смеялся я так, как не смеялся никогда – зловеще и невесело…
Аппетита у меня не было, так что обед я пропустил. Я заметил, что ем все меньше. И в зеркале в углу отражалось мое осунувшееся лицо, И мои горящие глаза сразу приковывали взор…
Полтора часа после полудня какой-то мальчишка принес записку. Он бесцеремонно стучал в мою дверь, а когда я открыл, деловито протянул мне сложенную вчетверо бумажку.
– Возьмите, барин.
– От кого?
– Не велено говорить.
Я хотел схватить его за рукав, но он проворно вывернулся и бросился прочь.
– Прощевайте, барин!
Я развернул бумажку. Там шел убористый текст на немецком языке. Почерк был немножко корявый, но не от того, что писавший был недостаточно грамотен. Наоборот, это был почерк человека, для которого письмо – занятие ежедневное и порядком поднадоевшее.
"Магистр, пишу письмо, поскольку мною движет одно стремление – помочь тебе. Твоя воля и мощь вызывают уважение и трепет, твои помыслы черны, как безлунная ночь. Но ты знаешь, как тебе не хватает Жезла Мудрых! Все твои беды от того, что нет его в твоих руках. Мы можем соединить наши устремления, и тогда у наших ног по-рабски будет распростерт весь мир. Как узнать, говорю ли я правду? Ответь мне, кто, кроме посвященных, знает о Жезле Мудрых? И помни тайную заповедь: «Сбргвито казрст». Жду вечером у входа в монастырь Спаса на Всходне.
Будь смел и зол, Магистр! И да пребудет с нами Тьма!"
Ерунда какая-то. «Сбргвито казрст» – это ж надо придумать! Полная бессмыслица. Вроде нет на земле такого уродского языка. Но мне казалось, что я слышал эти два глупых слова.
Слышал? Или, может быть, читал?
Я потянулся к ларцу, открыл книгу на первой странице. Все верно, вверху красной краской выделены эти два слова.
Что они означают? Может быть, когда-нибудь мне и это станет известно.
За заботами и визитами (меня представили еще одному важному лицу) прошел весь день. И все это время я старался не думать о вечере, о предстоящей встрече, о том, что я опять шагну во тьму и опасность. Но я знал, что это произойдет, поэтому заблаговременно выспросил, как добраться до указанного в загадочном послании места.
Вечером возвратился домой. Аппетита все так же не было, но я заставил себя съесть кусок черствого хлеба с сыром и запил его несколькими глотками вина.
Когда стрелки моих верных часов подползли к заветному делению, я окончательно решился. Пора было собираться.
Сунув за пояс два пистоля и кинжал, столько раз выручавший меня, я накинул плащ и вышел на улицу. Погода испортилась. Поднялся ветер. Рваные облака накатывали на луну, и создавалось впечатление, что твердь небесная несется куда-то с огромной скоростью.
Зная теперь по опыту, что ночью в Москве ходить одному опасно, я держал руку под плащом, и пальцы мои сжимали холодный металл. Однако до монастырских ворот – места встречи – добрался спокойно.
Я облокотился о скользкий кирпич каменной стены, не отпуская рукоятку пистоля и ожидая в любой момент нападения. Так, застыв, будто боясь нарушить баланс в окружающем мире и спугнуть что-то важное, я прождал несколько минут. И ощутил, что у меня затекла рука, потер ее пальцами.
Наконец время вышло. Но никто не спешил ко мне навстречу. И я начал уже подумывать, что меня разыграли – надо сказать, зловеще разыграли. Умело разыграли…
Я определил, что жду еще пять минут и ухожу…
Но тут со стороны густого кустарника, уходящего в глубокий овраг, возникла фигура человека.
Она приближалась, и у меня возникало какое-то неприятное ощущение. Что-то с этим человеком было не в порядке.
Когда тучи на миг приоткрыли полную луну, я лучше рассмотрел его… Контур фигуры был какой-то корявый, неестественный. Человек был очень низок. Походка вертлявая. Но не это главное. Он был горбат! И горб был уродливый, большой…
– Здравствуй, незнакомец, – произнес я по-немецки, когда он приблизился ко мне на расстояние трех метров, но ответа я не услышал. Тогда я перешел на русский:
– Вечер тебе добрый.
– Здравствуй, колдун, – ответил незнакомец. Свойственного моим соплеменникам акцента я не различил.
– Ты писал письмо и приглашал меня?
– Да, я.
– Врешь, ты не мог его написать. Ты же не знаешь немецкого языка.
– Это неважно, колдун. Главное, что ты пришел. Покажи брошь, чтобы я мог убедиться, что ты – это ты.
– Какую брошь?
– Брошь Магистра.
– Покажи Жезл.
Незнакомец удовлетворенно хмыкнул и потряс юродиво головой, будто не понимая.
– Ты плохо умеешь хитрить, – угрожающе произнес я. – Кто тебя подослал?
– Не все ли равно? Главное, что ты – Магистр.
– Ты говоришь непонятные вещи. И я буду говорить только с твоим хозяином, жалкий слуга.
– Твое право. Но как без броши докажешь, что именно ты и есть Магистр? Хозяин убьет меня, если я ему приведу не того.
Я рванулся к нему и железными пальцами схватил его за тощее, шершавое, в каких-то струпьях горло.
– Ты, плебей, говори, кем подослан, или я заколю тебя прежде, чем это сделает твой хозяин!
Внезапно тучи на миг снова освободили из своего плена луну, и в ее свете я узнал в незнакомце того самого нищего с базара, который уже называл меня колдуном. Не узнать его было невозможно, безобразный шрам надолго врезался в мою память.
– Ах ты… – прошипел я, и ярость нахлынула на меня
Не знаю, что бы я с ним сделал. Но тут я услышал настораживающий шелест, и отпрянул в сторону. Вовремя! Оглушительно прогремел выстрел, и пуля как-то влажно чавкающе ударилась в кирпич рядом с моей головой.
Я выпустил нищего, который тут же растаял в темноте. Стреляли со стороны кустов, но кто – естественно, я рассмотреть не смог.
Я прыгнул вперед, присел, выдернул пистоль и наугад выстрелил в том направлении.
А затем, сломя голову бросился в противоположную сторону.
***Когда дело касается сил неизведанных и таинственных, то промысел их непонятен и разуму нашему неподвластен. Но я не верю, чтобы так же непонятны были деяния человеческие. Они должны строиться в соответствии с логикой, основы которой заложил еще великий Аристотель, ибо и ум наш, и поступки существуют по ее законам.
Я не мог разобраться в событиях и поступках людей, попадавшихся на моем пути за последние несколько дней. Но это не значит, что в них вообще невозможно было разобраться Я обязан понять, что происходит. Решительность не покидала меня и после бессонной ночи, когда после недавнего близкого свидания со смертью я не мог заснуть.
Прочистив и зарядив пистоль, из которого пришлось только что стрелять, я приготовился дать отпор в случае нового нападения.
Интересно, если мои недоброжелатели прознали про мое место жительства и желали моей смерти – что им мешало подстеречь меня, когда я возвращался домой? Возможно, они еще сделают это. И, вероятно, мне нужно сменить место жительства, затаиться где-то в дебрях Москвы… Но что-то мне подсказывало, что лучше этого не делать… Какой смысл оттягивать неизбежное? Все должно разрешиться, и лучше, чтобы разрешилось побыстрее. Вообще, негоже подставлять врагам спину. Нужно встречать их лицом к лицу!
