Кирилл Смородин - Пленник гибнущего мира
Тот вскрикнул, когда плечо взорвалось болью. Ноги подогнулись.
– А ну стоять! – рявкнул Шкурник. Андрей с трудом выпрямился. – По-хорошему, нужно доложить обо всем нашим лобастым властителям. Уж они-то научат тебя держать барахло в чистоте! Но тогда это умение тебе больше не пригодится! Знаешь почему?! Потому что после наказания ты только и сможешь, что ползать на карачках, гадить в штаны и пускать слюни! Хочешь, чтобы было так?!
Андрей помотал головой, не отрывая затравленного взгляда от разъяренного Шкурника.
– Тогда какого ты, сопливый и бестолковый ублюдок, разводишь на витке Гнильцов?!
– Это больше не повторится никогда! – пролепетал Духов. Боль в стиснутом плече становилась нестерпимой, а Перлмар все усиливал хватку. – Я обещаю! Я клянусь!
– Клянется он! Клятвы можешь сунуть в то место, каким думал, когда ложился, не вычистив костюм!
Шкурник, наконец, отпустил Андрея. Тот спиной вперед отошел на пару шагов, натолкнулся на лежанку и еле устоял.
– Сейчас, – Перлмар подошел к нужнику, подобрал губку, – ты начнешь вылизывать свою нору. И остановишься, когда я скажу.
Он швырнул скользкий коричневый комок в Андрея и встал посреди комнаты, поигрывая топором.
– Ты должен избавиться от этой дряни, – Шкурник кивнул на розовую кляксу на стене и пятна на полу. – Пока не появился новый Гнилец.
Духов подобрал губку – она оставалась скользкой и теплой, сработанный зельеварами состав действовал почти месяц, – подошел к стене и принялся за дело. Успевшие высохнуть следы исчезали быстро.
– Шевелись, – бросил Перлмар. – Хотелось бы еще поспать до Гудка. Тебе сон тоже не повредит. Может, хоть в грядущую Стёску не будешь о собственные ноги спотыкаться.
«Не буду», – мысленно отозвался Андрей, работая губкой.
Испуг после сражения с Гнильцом проходил. Уступая место новому страху, гораздо более сильному.
Почему? Почему он не вернулся в свой мир? Почему остался в грязной, вонючей келье, а не переместился в квартиру Кагановского? Что пошло не так?
Андрей погрузился в сон – в этом он не сомневался. Уснул недостаточно крепко? Вполне может быть. Он ведь проснулся от стрекота Гнильца, а не по собственной воле. Маленькая тварь помешала выйти из гипноза.
«Скорее! – Духов поджал губы и стал яростнее орудовать скользким коричневым комком. – Закончу, выставлю этого мордоворота, засну – и вернусь домой».
Пятна исчезали, Андрей успокаивался. Страх сменился злостью на самого себя. Балбес! Надо было до конца играть по правилам! Вычистил бы костюм, не появился бы Гнилец. Тогда не пришлось бы просыпаться раньше времени. Поспешил – вот и поплатился!
И все-таки прежней уверенности Духов не чувствовал. В спешке ли дело? Или тут что-то другое?
Губка скользила по полу. Андрей приближался к отхожему месту, где заканчивалась розовая пресекающаяся дорожка крови Гнильца. Спустя минут пять он оттер последний след, замер на коленях и посмотрел на Перлмара.
– Все? – осведомился тот.
Наклонившись, Шкурник несколько секунд внимательно осматривал пол. Потом кашлянул и коротко кивнул.
– Надеюсь, хоть теперь у тебя ума прибавится, – сказал он, выпрямляясь. Андрей по-прежнему стоял на коленях и сжимал губку. – И попробуй только еще раз…
Оборвав себя на полуслове, Перлмар шагнул к Духову и отвесил пинка. Тот охнул, взмахнул руками и растянулся на полу, содрав кожу на локтях. Голова едва не угодила в смрадную дыру нужника.
– А теперь спать, – Шкурник отвернулся и вышел из кельи.
Андрей поднялся, тряхнул головой, оглядел себя. Ссадины жгло, задница ныла.
«В следующий раз может и убить», – Духов покачал головой.
Он поежился, все еще чувствуя волны гнева, исходившие от Шкурника. Но именно гнева – злости, настоящей и лютой, в Перлмаре не было. Да, бородач суров и грозен, без труда наградит парой ласковых или оплеухой. Но только за дело, как сейчас. Духов прекрасно понимал, что в появлении Гнильца виноват сам. Лень и глупость могут обернуться серьезными бедами, и Перлмар хотел, чтобы это дошло до Андрея. Так что грубость Шкурника была проявлением заботы. Суровой, вооруженной пудовыми кулаками, но заботы…
«Да плевать на него! – Андрей вспомнил, что у него имеются дела поважнее. – Пора, наконец, возвращаться!»
Он отбросил губку, устроился на лежанке и закрыл глаза.
Но сон не шел. Сражение с Гнильцом и испуг от того, что в первый раз не удалось выйти из гипноза, разбередили сознание.
«Давай же! – твердил он себе. – Надо уснуть!»
Андрей снова стал думать о редакции «Вестника». Попытался сочинить заголовок и начало статьи. Не получилось – ни сочинить, ни заснуть. Тогда он начал считать овец. Но те, перепрыгнув через забор, неизменно превращались в тварей с туловищами-сердцами и ногами-сосульками.
Насчитав полторы тысячи овец – или Гнильцов? – Духов с трудом перевернулся на живот и уперся лбом в доски. Сейчас он готов был расшибить голову в кровь, лишь бы выйти из этого проклятого гипноза.
«Возвращай меня! – он представил Кагановского. Тот, желтый, исхудавший, сидел в своем чертовом кресле на колесах и злорадно улыбался. – Хватит! Напроживался я!»
Лишь через несколько часов Духова окутала дремота. Но почти тут же узкие коридоры наполнило гулом.
«Гудок, – понял Андрей, приподнимаясь на лежанке. Голову сковало болезненной тяжестью. – Надо вставать».
Все. Отключиться и уйти не удалось.
Впору было заплакать от досады и отчаяния, но Духов пересилил себя и выпрямился. Частью разума – той самой, что подкидывала воспоминания об искалеченном Волной Безумия мире, – он понимал, что должен оставаться Шкурником, молчаливым и безропотным, привыкшим жить по приказам погонщиков. Иначе не избежать новых бед.
Придется провести здесь еще один день – именно день, к черту все эти Стёски со Сновременьями! – после чего опять уснуть и перенестись, наконец, в реальность.
Голова загудела, когда Андрей наклонился и подобрал защитный костюм. На грубой ткани – ни пятнышка, словно после чистки. Конечно, ведь глянцевые пятна засохшей слизи обернулись Гнильцом. И если бы не Перлмар, Духов сейчас наверняка лежал бы мертвый, искалеченный.
«Не надо думать о плохом, – велел себе Андрей, с трудом надевая балахон. – Это будет только мешать».
Из-за полуоткрытой двери потянуло кислятиной, послышались шаги Дымовика и посвистывание. Начиналась первая кормежка.
Переживания стянули внутренности в узел, и от мыслей о еде стало тошно.
«Отдам свою порцию Шэрон», – решил Андрей, встав у входа в келью. Дымовик под предводительством хромого Фрона медленно продвигался по коридору.
Так он и сделал – едва погонщик отошел на несколько десятков шагов, Духов протянул миску девочке. Та обрадовалась не меньше, чем перед Сновременьем, а Перлмар нахмурился.
– Ты что же, – мрачно осведомился он, – намерен с голодухи загнуться?
В ответ Духов только покачал головой и взял у Шэрон опустевшую посудину. Девочка смотрела на него и благодарно улыбалась. Впервые за много часов у Андрея потеплело на душе.
Потом, в потоке Шкурников, он миновал коридоры внешнего витка, спустился по лестнице. Задержался у бородавчатого Фрона, который раздавал мешки с дыши-зельем, затолкал мерзкий комок в клюв шлема и залез в третью повозку. Вскоре Дымовики покатили экипажи к Ползучему Бору.
Андрею досталось место рядом с Фабелом. Выглядел тот ужасно. Губы посинели, под глазами словно кто-то мазнул лиловым. Дышал Шкурник с присвистом и время от времени заходился в кашле. Приступы были нечастыми, но мучительными. Фабел сотрясался, отчего неизменно толкал Духова плечом. Головная боль в такие минуты была невыносимой.
Но хуже всего становилось от мыслей – Андрей гнал их, но безуспешно. Вот он сидит в повозке. Едет рубить уродливые деревья, дышать ядовитым воздухом, каждую секунду ждать появления Изверга или, не приведи Азэс-Покровитель, Пожирателя. Вот рядом с ним человек. Мучается, задыхается от кашля. Каждый приступ кончается появлением новых пятен гноя и крови на рукаве громоздкого наряда. Осталось ему недолго, и конец будет таким, что не пожелаешь даже Фронам. И его самого ждет то же самое…
Нет, не ждет! Он обязательно выберется из этого кошмарного сна! Все, что его сейчас окружает – выдумка писателя Владимира Абрамовича Кагановского! Нет никаких уродливых деревьев, ядовитого воздуха, Извергов, Пожирателей и Азэса-Покровителя! И человека, который должен умереть от страшной болезни, нет! И самой страшной болезни, кстати, тоже!
Духов старался думать как можно громче, чтобы каждая мысль впечатывалась в мозг, успокаивая, придавая уверенности. Не получалось. Вдруг он не вернется домой? Ведь уже дважды – дважды! – сорвалось. И кого в этом винить? Гнильца? Действительно ли именно тварь помешала очнуться? Или все гораздо хуже?
«Что, если дело во мне? – Андрей почувствовал, как бледнеет, как краска сходит с лица, уступая место холоду испуга. – У меня, может быть, с мозгами что-то не то, и мне вообще нельзя погружаться в гипноз. Это ведь штука такая… Вдруг можно и в кому впасть?»