Максим Макаренков - Стражи. Боги холода
– Игорь Эдуардович, у вас на редкость разносторонние увлечения! Давайте побеседуем об этом.
Вяземский приехал через тридцать пять минут. Оставив машину за два дома от нужного, прошелся мимо огороженной территории, ничего подозрительного не заметил, и направился к проходной. Мазнул рукой перед лицом открывшего рот охранника, и тот моментально забыл о существовании непрошеного гостя. Такая же история повторилась и в подъезде. Бдительный Владлен Константинович лишь нахмурил брови и потом несколько раз тер виски, стараясь избавиться от легкой головной боли и ощущения, что он что-то упустил.
Владимир ждал шефа в прихожей. Войдя, Вяземский кивнул в сторону коридора и спросил:
– Соседи, пульт охраны?
– Конечно, Ян Александрович. По полной программе.
– Хорошо. И где хозяин дома?
В этот момент из глубины коридора, где виднелись две белые, расположенные рядом, двери, раздались звуки спускаемой воды и тихий стон.
Вяземский укоризненно посмотрел на Владимира и вышедшего из комнаты Олафа:
– Что вы ему показали?
Оперативники переглянулись. Сейчас они напоминали нашкодивших школьников.
– Да ничего особенного, правда, Ян Александрович.
– Тогда что с этим? – кивнул Вяземский в сторону дверей из-за которых продолжали доноситься стоны и звуки рвоты.
– Простите, Ян Александрович. Вы приказали подготовить клиента, мы и подготовили.
– А в качестве мер убеждения показывали Границу, так?
– Ну, только немного, – потупился Владимир.
– Ясно. Ей-богу, вы иногда бываете сущими детьми!
Оперативники смотрели преданно и несколько виновато.
– Хорошо. Что там с этим…?
– Перепугался. Блевать изволит, – со вздохом доложил Владимир. И кажется, медвежья болезнь с ним приключилась.
– Значит так. Я жду его в той комнате. – показал Вяземский на кабинет Соловьева. – Вынимайте сортирного страдальца, и чтобы через десять минут он был готов к употреблению.
С этими словами он скрылся за дверью кабинета.
Из коридора донесся стук, слабые протестующие вопли, и через пять минут перед ним предстал сильно помятый, мертвенно бледный, но вменяемый Игорь Эдуардович Соловьев. Сейчас он мало напоминал того гладкого преуспевающего человека, которого утром видела в кафе Татьяна.
– Здравствуйте, господин Соловьев, – голос Вяземского был сух и строг. – Сейчас я буду задавать вам вопросы. Вы будете отвечать. Тогда все закончится хорошо, вы ляжете спать, и завтра проснетесь свежим, бодрым и без малейших воспоминаний об этой неприятной для вас встрече. Это понятно?
Соловьев нервно кивнул.
– Вам надо описывать второй вариант? – на всякий случай спросил Вяземский, поигрывая ножом для разрезания бумаг, взятым из малахитового, советских времен, прибора.
– Не надо, – каркнул Соловьев, страдальчески морщась. – Что вам нужно, спрашивайте.
– Давайте начнем с того, кто поручил вам встретиться с Татьяной Бересневой.
– Я не знаю его имени, – потупился Соловьев, переминаясь с ноги на ногу перед столом.
– Вы присаживайтесь, в ногах правды нет, – показал Вяземский ножом на кресло, приставленной к столу сбоку.
Олаф моментально выкатил его на середину комнаты и, слегка нажав на плечо Игоря Эдуардовича, усадил.
– Хорошо, я вам верю, – ничуть не расстроился шеф Олафа. – Просто расскажите мне о нем. Как он выглядит, как вы познакомились, чем вас так привлекла госпожа Береснева. С помощью чего вы должны были получить у нее информацию.
– Они мне дали одну вещь. Не сейчас, раньше. Знаете, замечательно помогает при переговорах, – сбивчиво зачастил Соловьев, – Шаман называл их чёрные…
Страшно захрипев, Соловьев выгнулся в кресле. По комнате пронесся порыв ледяного, пахнущего несвежим мясом, воздуха, замигала лампочка в настольной лампе. Зрачки несчастного закатились, из черной дыры рта рвался непрерывный утробный стон. Вяземский крикнул:
– Олаф, держите же его!
И сам прыгнул через стол. Олаф с Владимиром уже пытались усадить пленника обратно, но тот с нечеловеческой силой отбросил беловолосого. Пролетев через всю комнату, Владимир врезался в стену.
С губ Соловьева срывались неразборчивые слова, состоявшие, казалось, из одних согласных.
Раздался ужасающий треск и на белой рубашке выгнувшегося дугой человека, показалось темное кровавое пятно.
Снова треск и утробный вой. Невидимой силой Соловьева подкинуло над креслом и его грудная клетка, разорвав кожу и рубашку, разошлась, обнажая внутренности. Торчали из истерзанной плоти белоснежные дуги ребер. Фонтанами брызнула кровь, тело Соловьева упало в кресло и все стихло.
Завозился в углу Владимир. Олаф брезгливо оттирал лицо и руки от брызг крови.
Вяземский присел на стол и, поигрывая ножом, задумчиво посмотрел на мертвеца.
– Ну, что ж. Узнали мы, конечно, удручающе мало, но хотя бы стало понятно, что против нас играют очень серьезные противники.
– Олаф, завтра же проработайте все ключевые смысловые фрагменты, упомянутые Соловьевым.
– А сейчас, господа, пойдемте отсюда.
Никого не потревожив, все трое вышли из дома, и уехали.
Мертвый Игорь Соловьев до утра просидел в кресле, глядя в потолок.
Непонятное собеседование, которое никаким собеседованием не было, оставило у Тани неприятный осадок, от которого она не могла избавиться целый день. На следующее утро, правда, стало полегче, но все равно – в голове роились вопросы. Она чувствовала, как ее привычный, одинокий, но уютный мирок, накрывает едва ощутимая, пока, но день ото дня уплотняющаяся дымка неизвестности и неопределенности.
Сначала невероятное интервью с Вяземским, странный его подарок, потом дикий, не укладывающийся ни в какие рамки разговор в кафе…
Таня всегда отличалась на редкость здравым рассудком и иногда сама себя даже жалела, считая слишком приземленной, но ничего не могла с собой поделать – любое упоминание о колдунах, магах и прочей эзотерике и Древнем Знании она считала уместным только на страницах романов в мягких обложках.
Однако события последних дней просто не укладывались в ее стройную картину мироздания.
После разговора с Соловьевым, ее не оставляло впечатление, что вот сейчас должен позвонить и Вяземский. Но, наступил вечер, а звонка не было. Засыпая, она вздохнула, и провалилась в тяжелый, полный смутных, будто затянутых клубами черного дыма, видений.
Проснулась совершенно разбитой, в голове плавал все тот же черный дым.
Затрезвонил коммуникатор на столе:
– Алло, Татьяна Владимировна, это из бухгалтерии «Москвы и Подмосковья» беспокоят. Вы можете сегодня подъехать, документы подписать?
– Да, минутку… Дайте сообразить, – Таня потерла тыльной стороной кисти глаза. Голова никак не хотела соображать. Она попыталась вспомнить, что планировала на сегодня. Так… на день, вроде бы, ничего, вечером хотела сходить, позаниматься в фитнес-клуб, а сейчас у нас? Взглянула на часы – десять с копейками.
– Во второй половине дня, часа в четыре, нормально будет?
– Да, конечно, – и собеседница повесила трубку.
Нажав кнопку отбоя, Таня задумчиво пробурчала, – Ну, и что теперь делать? – и отправилась приводить себя в работоспособное состояние.
Конечно же, чем заняться нашлось. Зарычал на столе коммуникатор, на экране текст SMS: «Проверяй почту».
Прислал на доработку верстку статьи Олег.
Дописать пару строк сюда, сократить здесь, вот тут ему нужен еще один блок на 500 знаков, сейчас найдем…
Легкий прохладный ветерок, долетающий через открытую балконную дверь, колышет шторы, переговариваются о ценах на хлеб и мясо бабушки, присевшие на скамейку, расположившуюся точно между Таниным домом и соседней одноподъездной башней, солнце золотит полупрозрачную апрельскую зелень. Хорошо. Очень хорошо ей работалось, пока не явился Мурч с требованием провести ритуал спиночесания.
Таня «вынырнула» из текста и глянула на часы.
Ойкнув, подорвалась из-за стола, побежала на кухню, щелкать выключателем чайника – времени оставалось только на то, чтобы заглотить бутерброд.
Торопливо напечатала сопроводительное письмо, отправила ответ с обработанной статьей, выключила ноутбук.
Через пятнадцать минут, подхватив рюкзак с одеждой для тренировок, она вылетела из подъезда и зашагала к метро «Первомайская».
Припекало, и она, скинув куртку, перекинула ее через плечо. Тихий квартал, ограниченный с одной стороны Нижней Первомайской улицей и опушкой Измайловского парка с другой, жил сонной дневной жизнью. Возилась на детской площадке малышня под присмотром двух, лениво потягивавших тонкие сигареты, мамаш, курсировали между магазином на углу и поликлиникой пенсионеры, да стучал с упорством отбойного молотка по своей установке юный барабанщик из первого подъезда.
По дороге решила дозвониться до Кости Нифонтова.
Костей он, конечно де, был для своих, то есть, друзей и коллег. Для всех остальных – капитан Нифонтов. Оперуполномоченный Центрального ОВД.
