Александр Зорич - Очень мужская работа

В-третьих, вся гадская фауна и отчасти флора Зоны восприняли рязанских однозначно негативно, моментально изобретая поразительные методы классовой борьбы. — Что тоже несколько примиряло прогрессивную общественность с неприятной действительностью. — Хотя рязанский и был тварью от плоти и души Зоны в полной мере.

Большинством ловушек он не ловился. Тяжёлые места считали его своим. Любил он расположиться на днёвку посреди подходящей «Прокрусты» или в эпицентре «карусельки». С «пятаками» он играл, словно Михал Потапыч с рыбой в ручье, а одну молодую особь сфотографировали военспецы во время форсирования ею, особью, одного из притоков Припяти. А использовала гадина в качестве плавсредства не что иное, как «глубокое зеркало». — Военспец, автор фото, за безумный магарыч продал его S-T-A-L-K-E-R.SUN, изданию желтейшему, но очень зажиточному и информированному. Слово за слово, обсуждение публикации достигло накала почти апокалиптического, навроде бесконечных споров вокруг флага Армстронга и Олдрина.[1] Поскольку военспецура чрезвычайно трепетно относилась к своей деловой репутации, скандал выплеснулся и в реал, с массой тяжело пострадавших полемистов. Так что и по эту сторону от Зоны некоторые злые спецэффекты явление рязанского спровоцировало.

Никто, конечно, даже и не мечтал определить, каким образом рязанский управлял гравитацией, откуда черпал и как преобразовывал энергию. А что вообще удалось определить в Зоне? Зона есть Зона. Безусловно, явление на лике Ея такого удивительного существа произвело научную сенсацию, но вяловатую, не сравнимую, конечно, с открытием Философского Карьера. И изучение рязанского было очень затруднено. По вышеописанным причинам. Не говоря уж о практической полезности его в быту… Нет, стоп, стоять. Писатель налгал. В быту-то как раз рязанский оказался очень полезен. Как и Карьер, но в ином роде.

Какой-то ходила с утраченной фамилией эмпирически (здесь: вынужденно — Авт.) доказал, что рязанский очень вкусен и, мало того, в виде еды совершенно безопасен. Вышеупомянутый вариант познания: жратва кончилась у ходилы, а двинуться не мог, в тупик попал. Рязанского одолели, но ходила остался один и в тупике. Ну и пришлось попробовать ему мяско гриба — в конце второй недели ожидания. И не пожалел! Ноль аккумулированной радиации, ноль микотоксинов… И вкус!

Суши из рязанского стали хитом гастрономии во всём мире. Япония прошлым летом буквально сошла с ума поголовно. Дошло до аккредитации в Киеве при посольстве специального государственного представителя по неофициальным закупкам «чернобыльского гриба», и это даже прокатило.

Мякоть рязанского была не подвержена гниению и хранилась в любых условиях без ограничений. Витамины квантум сатис. Здоровая калорийность. Запах, консистенция. И вкус!.. В общем — трюфель, да и только, а не сморчок какой наш рязанский оказался. Цена туши впрямую зависела от степени её, туши, повреждений. Именно вкус был «шлейфом» рязанского, и второй раз в истории — «шлейфом» без срока годности… Дневная глазурь тоже ценилась — как крокодиловая кожа, только в тысячу раз дороже…

(Стоит упомянуть следующее. Восторг разделили не все. Опять же Доктор записал и обнародовал особое мнение. В своём очередном сетевом обзоре он обратил внимание мира, что сохранение вынесенным из Зоны артефактом аномальных свойств перестаёт быть уникальным, как и в случае с трансмутированными материалами из Карьера. «Это может быть вторым звоночком к чему-то важному», — сказал Доктор с применением капслока. Человечеству следует внимательней присмотреться, человечеству следует оставаться начеку. И всякое такое.

Впрочем, вкусовые качества рязанского не отрицал и Доктор, известный лакомка.)

Как бы то ни было, опаснейший мерзкий гад оказался дорогим, чуть ли не драгоценным и уж точно хитовым ништяком, добыча коего, что немаловажно, профсоюзом не лицензировалась. Пока. Забот у профсоюза и с Карьером хватало.

К чему тут всё это? А вот к чему. Сей гад-артефакт встретил охотничью группу Тополя на выходе из «райской радуги». Так что настоящий писатель рассказывал бы про рязанского ещё полчаса.

В Зоне всегда ждёшь неприятностей в виде столкновения с кем или с чем угодно, но посреди светлого дня — только не с агрессивным рязанским. Ни разум Тополя, ни его безумие не были готовы к этому. Ну посудите же, люди добрые, леди и джентльмены! Одиннадцать часов утра. Одиннадцать градусов мороза. На вершине спящего рязанского в этих условиях можно фотографироваться, хороводы вокруг него водить, с отбойным молотком добывать деликатесную плоть. Если молоток захватил с компрессором и победитовые долота в нужном количестве.

Внутри «радуги», как глаза ни защищай, жмурься хоть под светофильтром, хоть под мраморной плитой, — вспышки и взрывы остро светящихся снежинок. Так что на финише всегда приходится постоять, пока не развиднеется. Естественно, что, услышав бешеную стрельбу, Тополь цели не увидел. Вслепую среагировал — прыгнул в сторону, направо, упал, покатился, молясь, чтобы край «радуги» не подмок и чтобы в гитику приблудную сослепу не вкатиться. Катясь, крикнул, едва не прикусив язык, «волшебное слово», активирующее интеллект шлема, а Боягуз уже как бы сам собою искал цель в направлении от «Калашниковых». Радужные пятна редели и рассеивались, и Тополь наконец увидел в проталинах на сетчатке врага и, осознавая, в какой навоз угодили, истратил немалую толику впитывающего ресурса памперса.

Рязанский-взросляк даже, пожалуй, ещё мощный Русенбум, стоял в формации «пуля для калаша» и, раскачивая острой макушкой, «бил поклоны». То есть кранты. До рязанского было буквально пятнадцать метров. Клубин и Фуха жарили в унисон длинными очередями. — Пока живы оба. — Огонь заведомо «грел улицу»: снег вокруг рязанского смёрзся в лёд, пули плющило о воздух, как о броню. Тополь сразу оценил мощность кольца гравитации, которым рязанский опоясался, в сорок-пятьдесят ударных единиц. Сбитые пули с грохотом, словно вбиваемые сваи, входили в землю Матушки на краю ледяного блина. Уже и канавка бездонная образовалась.

«Господи, — подумали ум и безумие Тополя хором, — слава тебе, что день и мороз, но как эти идиоты умудрились его разбудить?!»

Сквозь туманные полосы неравномерно тяжёлого воздуха Тополь заметил в глазури рязанского несколько дырок, из которых стекал к основанию «ноги» горячий пар, и выбиты были несколько глаз. Пробили, но как?!

Шлем завёлся, набросал на забрало тактическую сетку, отметил местоположение «своих», связался с управлением Боягуза, заблокировал «дружеский» сектор. Оба ведомых оказались по выходу слева, даже бывший десантник Клубин.

Идиоты.

— Прекратить огонь! — заорал Тополь.

Глава 8

КАК ГУМАНОИД ГУМАНОИДУ

A man with no defense,What's mine is my own.I won't give it to you.No matter what you say,No matter what you do.Now we're fighting.In our hearts.Fighting in the street…Won't somebody help me?

Более звонкий «Калашников» смолк сразу по команде. Второй, хрипловатый, добил магазин досуха. Стало тихо, только в тяжёлом кольце вокруг рязанского звенел смерзающийся газ.

— Не двигаться! — проговорил Тополь. Осторожно понизил общую громкость акустической системы. Ушей у рязанских не было, но звук они на свету видели.

— Что нам делать? — спросил в отдалении Клубин.

— Молиться, — сглотнув образовавшуюся в глотке шерсть, сказал Тополь. — Очень медленно идите ко мне. Не поворачиваться! Боком. Сначала Олегыч. По полшажка! В «радугу» не влипните. Назад нельзя. — Тополь осторожно откашлялся.

Рязанский медленно уплощался. Но это ничего не значило. Гриб он, конечно, гриб, но в его власти группа была полностью. И кто его знает, когда он решит заснуть снова. И решит ли. Как неспокойно сегодня у, мать её, Матушки, а?!

— Не доходя до меня пяти шагов — стоп, — предупредил Тополь.

Пока ведомые перемещались, а рязанский решал, лечь ли спать сейчас или сначала убить всех и лечь спать потом, Тополь примерно определился, куда их вынесла «радуга» и как тут и куда можно маневрировать. Конкретный пятачок незнакомый, но ориентиры есть. Кажется, вон там котлованы мусорные. Там Тополь ходил не раз, с той стороны…

И получилось у него, что с места, где они очутились, путь к отступлению лишь один — мимо рязанского, по краю кольца. Твою мать. «Радуга», бывшая за спиной, вела назад, то есть в смерть. Не вариант. — Тут безумие вдруг промолчало. От неожиданности, что ли? Слева, откуда пятились ведомые, обильно парили на морозце затопленные котлованы для мусора. Вода в них была заражена «сушкой», как цистерна с бетоном на входе. Справа располагался пустырь с «мамиными трещинами» — самой непроходимой, неумолимой даже живой отмычкой, гитикой Зоны. Чёртов гриб расселся, получалось, прямо на пути группы Тополя к Малой свалке. И сейчас судьба означенной группы целиком и полностью зависела от его, гриба долбаного, добродушия. Но у грибов нет души… Да как же он проснулся, епэбэвээр?!