Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов
— Плохо вы обо мне подумали. Грех это, Анна Александровна.
— В том-то и дело, Козьма Иванович, что думаю я о тебе хорошо и того мнения менять не желаю. А ну как соблазнишься, и начнешь прикидываться сиротой. И потом, нешто ты без запаса приехал?
— Был запас. Да только дельце по пути подвернулось. Ну и… Нешто думаешь, что не возверну долг, Анна Александровна?
— Эх Козьма Иванович, Козьма Иванович. В то что долг ты рано или поздно вернешь, я верю. Постенаешь, потянешь кота за хвост, и когда-нибудь вернешь. Да только, когда-нибудь меня не устроит. А ведь у вас же в Новгороде банк купеческий открыли, чего же ты не озаботился. И тяжести с собой возить не нужно и любая потребная сумма под рукой была бы. Сейчас спокойно выписал бы вексель, и разошлись бы полюбовно.
— Не верю я той задумке, Анна Александровна.
— А вот это ты зря. Задумка превосходная. Откуда ты думаешь у меня деньги на новую фабрику? Нешто думаешь, на все это богатство достало наших средств. Больше половины заем в государственном банке взято.
— Да мне заем-то вроде как и не к чему, — смущенно почесав кончик носа, ответил купец.
— Так и слава Богу, Козьма Иванович. Слава Богу. Но зато какое удобство, разве не находишь. Понятное дело, что не со всеми можно векселями рассчитаться, но со мною к примеру очень даже можно. Да и иные веру в банки имеют. Уж во всяком случае, такого, чтобы по векселям нельзя было получить серебро, пока не бывало.
— Значит, нет?
— Пожелаешь, присылай приказчика с платой, выдам в лучшем виде. А отдавать свое, чтобы потом с твоей бережливой натурой бороться, уволь. Хотя. Вот напишешь расписку, что в течении месяца обязуешься возвернуть, а как не уложишься, так та сумма в рост пойдет, тогда пожалуйста. Тогда со всей душой.
— Стало быть, не верите купеческому слову.
— Всяк свой интерес блюдет. Потому извини.
Купец в очередной раз вздохнул и опять взял в руки отрез. Знатное сукно. Ох знатное. Товар не из дешевых. Такой если продастся, то лишь в столице или в Москве. Нынче многие хотят выделиться настолько, чтобы иным нос утереть, а потому и по шесть рублей за аршин уйти сможет. Опять же, быть первым у кого такой товар появится ох как выгодно. Только тогда, нужно выкупать все, без остатка. А как много окажется? А не беда. Иноземные купцы такую ткань очень даже выкупят. Не видел он у них до селе ничего подобного. А пропадай моя телега!
— И сколь у тебя того сукна имеется, Анна Александровна.
— На двадцать тысяч рублей, Козьма Иванович. Не обессудь, но больше пока нет. Всю шерсть выработала. А потому раньше как к следующей зиме, такого сукна более не будет, — наблюдая за озабоченным видом купца, с довольным видом, и мило улыбаясь, произнесла девушка.
«Никуда-то ты мил человек не денешься. Уж заглотил крючок по самые жабры. То о четырех рулонах речь вел, а теперь интересуешься, каков общий запас. Дорого, не без того. Придется мошной потрясти и в подпол лезть. Но ведь и выгоды каковы.»
* * *Брат, что говорится, свалился как снег на голову. Вот так вот, нежданно, негаданно. То чуть не год не появляется, то вдруг заявится, прошу любить и жаловать. Хорошо хоть супругу свою Елену и племянников постоянно отпускает в родовое имение, погостить. Нет, Анне вовсе не было скучно, некогда скучать-то, забот хватало с избытком. Всюду требовался ее догляд — и в селе с деревеньками, и на производстве, и за животиной доглядеть.
В настоящий момент, крестьяне в тумановских землях, если и возделывали пашню, то только на своих огородах. Обширных, но все же только огородах. Земля заросла травой и полностью отошла под пастбища и сенокосы. Соседи качали головами, мол не дело с землей так-то обращаться.
Но Анна была сама себе на уме. Ну не получалось так чтобы и землицу обиходить и все станы рабочими руками обеспечить. Не хватает народу. Как по ее задумкам, так еще и наемных рабочих придется привлекать. Оно можно бы было и своими обойтись, благо народ живет довольно сытно и детворы бегает предостаточно, да только когда они подрастут-то.
К людям у Анны отношение было самым серьезным. Зазвала к себе молодого доктора, окончившего столичный университет. Организовала вариоляцию новомодной вакциной от оспы. Народ поначалу боялся. Кому захочется самолично к себе заразу подпускать. Но Анна всенародно, заголила предплечье (ох и стыдно же было), и позволила сделать себе соскоб. Мало того, при всех привила и племянников, правда с Еленой пришлось выдержать целое сражение. Тихо так, шипели друг на друга как две гадюки, чтобы прислуга не слышала. Однако подействовало.
Оспенные дома нынче по всей империи появляются. Крестьян как только не заманивают, и послабление в податях обещают и оброк снижают. Но народ идет на прививки с большой неохотой. А вот в тумановские крестьяне, только обмахнули себя крестным знамением и пошли за своей княжной.
Кроме этого, доктор постоянно обходил дома, требовал соблюдать определенные правила. Осматривал людей. А еще, для него срубили отдельный домик, где он находился в определенные часы, дабы с жалобами могли обратиться. Эту идею он подсмотрел у Блюментроста, и был ее приверженцем. Там же, в двух отдельных комнатах поставили по четыре кровати, на случай появления больных, коим понадобится особый уход. Анна приставила к нему двух молоденьких помощниц из дворовых девок, которые проходили у него обучение и во всем помогали.
Опять все соседи стали коситься в ее сторону. Да где это видано, чтобы такое устраивать. Конечно, крестьянские души это прямой путь к благосостоянию помещика, но не стоит же так-то себя утруждать. Чай бабы рожать еще не разучились и ранние зимние вечера занять нечем. Жалко конечно, когда умирает столько ребятни, но что тут уж поделаешь, Господь призвал.
Соседи-то косятся, а у тумановских крестьян детворы только прибавляется. Потому как доктор не просто большой денежный оклад имеет, но с него еще и спрос крепкий. Да на лекарствах Анна и не думает экономить. Так все обставила, что нередко в ее аптеку, по сути для крестьян созданную, приезжают за лекарствами для владельцев соседних имений. Опять же и медика не абы какого сманила, а очень даже способного, он уже в округе нарасхват. Но Туманова ему много воли не дает…
— Ваня, а отчего сам-то? — Обняв и расцеловав брата, поинтересовалась девушка, с легким оттенком обиды. — Отчего Лену с детьми не привез?
— По делам выехал, от того и без них. Неужели думаешь, что решил их прятать от тебя? Хотя следовало бы. А то, мало ли что еще решишь учудить.
— Это ты мне все ту прививку позабыть не можешь? Ох Ваня, от тебя такого я не ожидала. Ведь ничего с ними не сталось? Да и в имении уж два года про оспу никто и слыхом не слыхивал. Чего не скажешь об округе.
Сноровисто собирая на стол, чтобы попотчевать брата чаем, отмахнулась княжна. Оно бы и посерьезнее не мешало бы. Но пока слуги сготовят, горячий чай со свежей выпечкой, а она в доме всегда была свежей, с мороза, первейшее дело. Наблюдая за тем, как сестра сноровисто управляется с этим, ничуть не чураясь домашней работы, Князь почувствовал, как по груди разливается тепло.
— Не дуйся, сестренка. Это я так, к слову, — приобняв Анну, в самое ухо произнес Иван. Потом отстранил и заглянув в глаза, поинтересовался, — Слушай, Анечка, так что ты решила по поводу нашего прошлого разговора.
— Это ты то же к слову? — С хитринкой взглянув на брата, вопросом на вопрос ответила Анна.
— Нет. Это уже не к слову. Сестрица, тебе уж двадцать три, пора и о своем доме подумать, — а вот теперь, он совершенно серьезен.
— Вань, а вы нарожайте с Леной побольше детишек, глядишь и мне радость будет, — с задором ответила Анна, вывернувшись из объятий, явно пытаясь уйти от нежелательной темы.
— Глупость говоришь, Анна, — строго изрек Туманов. — Знаю, отчего от замужества бегаешь. Боишься, что муж запрет тебя в доме и лишит возможности заниматься твоей разлюбезной мануфактурой. Ну не хочешь за Шереметева, так давай подберем кого поскромнее. Какого-нибудь дворянчика безземельного или с имением скромнее некуда. Так чтобы ты и замужем могла заниматься любимым делом. За приданное не переживай. Я тебе такое приданное выделю, что свою мануфактуру поставишь. Да что мануфактуру, фабрику. Аннечка, ну что может быть важнее семьи и кровиночки родной. Я куда как непоседа, а и то понимание имею, — последнее, он сказал с нескрываемыми надеждой и нежностью.
— Ох Ванечка, все-то ты верно говоришь, да только муж ведь не мануфактура. Здесь с одной только выгоды никак не подойдешь. Ну не полюбился мне никто. А как без любви-то быть? Иль ты думаешь, что только ты меня сватаешь? Соседи уж пороги оббили.
— А как же стерпится, слюбится?
— Не хочу я так.
— Да ты вообще никак не пытаешься. Сидишь в имении, носа наружу не показываешь, — неожиданно даже для самого себя, вспылил Туманов.
