Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
― Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.
― Я ищу центр Милана. Такое здание из камня и железа, с двумя большими сводами. Когда-то оно называлось центральным вокзалом.
― Я не знаю такого. Может быть, ты имеешь в виду Железные врата?
― Опиши мне их.
Вагант смотрел в пустоту за окном. Непроглядная тьма, полное отсутствие движения. Джону пришло в голову, что все это могло бы происходить на каком-нибудь спутнике Юпитера. Немногочисленные не полностью разрушенные дома в округе были холодны и мертвы, как скалы в безвоздушном пространстве.
― Высота Железных врат равняется росту трех воинов, стоящих один на другом. Они защищают вход в огромное здание, в котором живет очень могущественный город.
― А большие своды, о которых я говорил, там есть?
― Насколько мне известно, здание за Железными вратами имеет только прямые углы. Я никогда ничего не слышал о сводах.
― Понимаешь, никто из нас никогда не бывал внутри него, — добавил Управляющий.
― Покажи мне, где они. В какой стороне, — попросил Джон Ваганта.
Молодой человек уверенно указал на точку на горизонте.
― Здание, которое я ищу, можно узнать по старинным статуям на фасаде. А из-под двух длинных сводов выходят рельсы. Это такие параллельные металлические линии. Как дороги из железа, — добавил Джон, осознав, что слово «рельсы» ни о чем не говорит ни одному из его собеседников.
Оба юноши покачали головой.
― Статуи там есть, это правда. Но я ни разу не видел этих «рельс», о которых ты говоришь, — заключил Вагант.
Джон Дэниэлс снова повернулся к гигантскому окну.
Он не проронил ни слова, пока в небе не исчез последний луч солнца и тьма — абсолютная тьма — не залила горизонт.
Он долго стоял молча.
Потом, не поворачивая головы, он произнес всего три слова: «Оставь нас одних».
Больше он ничего не сказал. И все же Вагант понял, что этот незнакомец, этот странный слепой священник, не нуждавшийся в глазах для того, чтобы видеть, хотел поговорить наедине именно с ним.
И Управляющий точно так же прекрасно понял, что его выгоняют из комнаты. Он хотел было возразить, но Вагант опередил его, обратившись к священнику:
― Если я поговорю с тобой, ты расскажешь мне, зачем пришел в Город?
― Да.
― Ты ответишь на все вопросы, которые я задам тебе?
― Да.
Несколько мгновений Вагант обдумывал решение.
Затем он сказал второму юноше:
― Оставь нас одних.
Управляющий чувствовал себя странно. С любым другим, в любой другой ситуации, он стал бы возражать. Но сейчас он чувствовал, что рядом с Вагантом и незнакомцем для него не было места. Что оставить их одних было единственно правильным решением. Как будто в какой-то части его мозга бесконечно пульсировали слова: «оставь нас одних, оставь нас одних, оставь нас одних...»
Как мантра, завораживающая и неотвязная.
С открытым ртом, держась за стены, чтобы не споткнуться, Управляющий вышел из комнаты и захлопнул за собой тяжелую бронированную дверь.
Находясь на лестнице с незажженной свечой, чтобы сэкономить воск, он впервые в жизни обратил внимание на шумы. Где-то в распахнутом окне жалобно, словно привидение, завывал ветер. Звуки, которые издавало здание, напоминали хруст костей.
Дон поежился в своей стеганой куртке и закрыл глаза. Если вдруг кто-нибудь — или что-нибудь — вдруг захотел бы схватить его, он желал оставаться в блаженном неведении до самого последнего момента.
Глава 9
ОРКИ МОРДОРА
― Я погашу свечу, — прошептал Вагант.
― Пожалуйста, — ответил ему Джон, — для меня это не проблема. Можно мне сесть?
― Только не на этот диван. Садись на другой.
Послюнявив большой и указательный пальцы правой руки, Вагант погасил пламя свечи и поэтому не увидел улыбку, появившуюся на устах священника.
― Так значит, в нем ты хранишь свою личную библиотеку? — спросил Джон, когда вокруг стало темно.
Вагант вздрогнул.
― Я не понимаю, о чем ты говоришь.
― Они в этом диване. Но я все-таки не понимаю, зачем. Кроме тебя сюда ведь все равно никто не ходит. Ни друзья, ни девушки.
― Ты обо мне ничего не знаешь.
― Быть может. Вижу, ты, кроме комиксов, читаешь и книги по истории.
― Твои фокусы меня не пугают.
― Но я вовсе не хочу пугать тебя. Я хочу поговорить с тобой. Ты не против?
― Думаешь, я могу бояться разговора с тобой?
― Ты все говоришь об испуге, о страхе. С чего тебе меня бояться? Я всего лишь слепой раненый старик...
Вагант плюхнулся на диван напротив священника.
― Послушай меня внимательно. Я не знаю ни твои способности, ни откуда они взялись. Магия не производит на меня впечатления. Там, снаружи, я видел невероятные вещи. Невозможные вещи. Я видел создания куда более странные, чем ты. И я все еще здесь. И знаешь, что я тебе скажу? С тех пор, как ты появился среди нас, твоя жизнь висит на волоске, и этот волосок — то, как ты ведешь себя. Не стоит недооценивать Управляющего. Достаточно одного его слова, даже просто жеста, и твоя жизнь кончена.
― И покончишь с ней ты?
Вагант пожал плечами. Этот жест стал самым распространенным в мире после катастрофы.
― Я или любой другой. Какая тебе разница? Можешь быть уверен только в одном: назад дороги уже не будет. Ты никогда не видел Приношение.
― Зато ты видел. Расскажи мне, как это происходит. Мне любопытно.
Юноша усмехнулся. Кивнул головой.
― Тело разрезается на куски, в ванне или на полиэтиленовой пленке, так, чтобы не потерять ни одной капли крови. Потом эти куски режутся на куски помельче. Мясо идет на корм животным. Мышам, червям. Черви очень важны. Кости дробятся на удобрения. Мы храним только черепа. Но и их сначала обгладывают животные. Черепов у нас полная комната.
Вагант говорил механическим, безучастным, как будто бы не своим голосом. Создавалось впечатление, что он зачитывает какой-то скучный список. Когда он поднял голову, его голос изменился. Стал глубже, эмоциональней.
― Приношению нас научила Мама. Поначалу оно было не таким. Поначалу у нас не было ни животных, ни растений. Приношение...
Джон прочел в мыслях Ваганта то, что тот силился выразить словами.
Да, поначалу Приношение было совсем не таким.
Джон увидел это, как и многие другие вещи, в воспоминаниях молодого человека.
Он испытал смесь жалости и восхищения той хрупкой девушкой, которая взяла на себя тяжелую ответственность за жизнь заброшенного убежища, за вверенных ей малышей и нескольких детей постарше, в последовавшие за катастрофой дни волею случая оказавшихся здесь, как потерпевшие кораблекрушение путешественники. Здание начальной школы, находившейся в соседнем квартале, рухнуло. Выжило всего несколько человек. Среди них были только дети.
Ни один из учителей не выжил. Неспособные отыскать дорогу домой, часто в вызванном шоком кататоническом состоянии, эти дети как зомби бродили по улицам и в конце концов неизбежно оказывались у дверей единственного уцелевшего здания. После падения бомб, разгромивших оба аэропорта города, восемьдесят процентов зданий Милана было разрушено взрывной волной. Чуть меньший процент его населения умер в тот же день и в последующие недели, когда с неба начал падать грязный снег, который нес в себе невидимую смерть. Возможно, их детский сад устоял благодаря тому, что был построен с соблюдением самых передовых технических норм. Или, что более вероятно, по чистой случайности.
В день, когда разразилось Страдание, Франческе Витали было двадцать лет. Она работала ассистентом преподавателя в детском саду. Занималась несколькими трудными детьми. Остальные четыре преподавательницы ушли из сада в первый день катастрофы, чтобы попробовать попасть домой, к своим семьям. Больше об их судьбе ничего не было известно.
Даже в нормальных условиях взять на себя заботу о тридцати детях было полным безрассудством.
Делать это среди царившего тогда хаоса было попросту нелепо.
Имевшиеся в детском саду запасы еды закончились в первый день. И хотя они и не могли знать этого, то же самое произошлои во всем остальном городе. Съестные припасы были ограничены и часто погребены под обломками того, что только недавно было крупными супермаркетами. Устоявшие магазины опустошены мародерами.
На второй день из крана окончательно перестала течь вода. Двое детей умерли, харкая кровью. Это были дети, которые дольше всех пробродили по улицам под смертоносным дождем.
На третий день вместо долгожданной помощи пришли пятеро мужчин, вооруженных ножами и битами.
Из памяти Ваганта и Управляющего, свернувшегося в темноте калачиком прямо у выхода из комнаты, мозг отца Дэниэлса впитывал историю девушки, которая спасла Город.
