Матабар - Кирилл Сергеевич Клеванский
И вот именно Верхняя палата часто становилась предметом общественных споров (если верить все тому же «Вестнику Империи»). Все потому, что мало того, что в ней существовал «ценз по крови», так еще и места в этой палате закреплялись за аристократическими родами пожизненно.
Количество мест в Верхней палате редко когда менялось, потому как в неё входили аристократы из тех государств, что захватил Галес, когда оформлялся в качестве империи. Всего Верхняя палата насчитывала двадцать три кресла. И именно она, после одобрения Центральной палатой законов и инициатив, написанных Нижней, заверяла их и отправляла на подпись Императору.
Да, разумеется, тот обладал правом вето и мог отклонить любой указ, закон, реформу или инициативу, но подобного уже давно не происходило.
Система получалась сложной и громоздкой (ведь существовали еще и уездные управы, губернаторы, министерства и прочие чиновничьи заведения), но авторы учебника Общественного Строя уверяли, что это самый верный способ управления одной шестой всей суши и одной пятой населения на планете.
Двадцать два миллиона квадратных километров и почти четыреста миллионов населения. Империя Новой Монархии была воистину огромна.
— А у меня был выбор либо в штрафной батальон, либо сюда, — неожиданно добавил обычно молчащий Плащ. — Я, конечно, подумал, что лучше. Но в штрафбате и еда хуже, и форма не такая стильная, так еще и не платят.
— А то нас прям завалили эксами, — засмеялась Катерина. — Вон, у меня подруга на почтамте работает в Метрополии. У неё, если посчитать все премии и надбавки, и то больше получается. А она, пусть и старшая, но просто наборщица.
— И сколько? — сегодня молчуна, кажется, было не заткнуть.
— А ты что, задумался, уволиться со службы?
— Ты не увиливай, Катерина, сколько она там на почте получает?
Стрелок задумалась.
— Где-то двадцать четыре, двадцать пять эксов в месяц, если годовую премию раскидать.
Плащи, включая Йонатана, присвистнули.
— Вот ведь, — выдохнул Корносский. — а у меня со всеми выслугами и надбавками — двадцать три выходит.
Цасара весь разговор только делала вид, что слушает, а на самом деле, насколько понимал Ардан, она пребывала в некоей форме транса, практически полностью отрешившись от мира. Наверное, только так можно было сохранить рассудок на протяжении плеяды веков.
— А я хотел служить Императору, — тихо произнес тот, что со шрамом не шее. — Мой отец служил. И его отец тоже. И… нет выше чести, чем быть на стороне царской семьи.
— Цари… — фыркнул Йонатан. — Ты нам еще уроки истории Галеса расскажи, Артемий. Честь, достоинство, царская рать… Все это в прошлом. Очень далеком прошлом… Лучше бы зарплату подняли. У меня вон, сапог на зиму нет. А Катерина, небось, платья только на витрине видела.
— Я не ношу платья, — возмутилась стрелок.
— Это все потому, что у тебя денег нет. А вот были бы, чтобы ты тогда делала?
Катерина ненадолго задумалась.
— Уволилась бы со службы, уехала на Пляшущий Полуостров, куда-нибудь прямо к границе с Оликзасией и открыла бы детский приют.
Народ настолько опешил, что даже не смог ничего добавить.
— Цасара, вон, у меня была бы старшим воспитателем. Водили бы детей на море, выращивали виноград, может даже школу бы построили свою.
Йонатан помотал головой и прокашлялся.
— Так, господа, этот разговор мне начинает нравиться все меньше, так что я предлагаю тащить жребий и кто проиграет — бегает двадцать кругов вокруг…
— ГОРОД! — закричали со стороны авангарда каравана. — ВИЖУ ГОРОД!
Столько радости Ардан давно не видел. Яркая, живая, она переливалась улыбками на лицах переселенцев, звенела в воздухе детским смехом и раскатисто гремела несдерживаемыми, грубыми мужскими выкриками, зачастую перемешанными с ругательствами.
Люди обнимались, словно боясь, что их разорвут захлестывающие эмоции и как лодка в шторм, стремились прибиться к плечу такого же, как они.
Арди невольно и сам улыбнулся и перевел взгляд с улюлюкающего Йонатана на Марта.
Они были чем-то похоже. Не внешне, конечно. Манерой речи — изрядно. Даже ругались порой одинаково. Но сходство находилось не в этом.
А скорее как две тропинки, разделявшиеся у перекрестка в разные стороны. И пусть почти одинаковые, но ведущие в диаметрально противоположные направления. Так казалось Ардану, хотя Скасти бы, наверное, сказал, что он просто увидел обратную сторону дерева.
Однажды вредный бельчонок целый день подшучивал над Арди может ли тот увидеть обратную сторону дерева. Одновременно с лицевой…
— Почти по расписанию, — отдышавшись, резюмировал Йонатан. — До Пресного доберемся уже к вечеру, а поезд отходит утром.
На этих словах юноша обернулся назад, в сторону бескрайних прерий. И только где-то далеко на севере, почти у самого горизонта, если сильно присмотреться, можно было заметить тонкую белую полоску ледяных шапок Алькады.
— Пошевеливайтесь, бедолаги! — закричал Йонатан, подгоняя остальных. — Этой ночью я собираюсь спать на кровати, а не на земле!
Караван даже немного ускорился, а Арди, прямо на ходу, достал письмо Анне. Почему-то только в этот момент он понял, что именно должен ей написать.
' Здравствуй, Анна.
Пишу тебе неподалеку от Пресного. Прошло уже больше двух месяцев, как мы виделись с тобой в последний раз и от осознания этого факта становится больно.
Я все время мысленно возвращаюсь в те дни, когда ты приходила искать путь на гору. Мог ли я в тот момент выбраться к тебе?
Наверное нет.
Но я мог попытаться.
Но не сделал даже этого…
Я не знаю, что это значит и что это говорит обо мне… но в последние дни столько всего произошло, Анна… Это сложно описать и еще сложнее объяснить.
Мне бы очень хотелось сейчас встретиться с тобой лицом к лицу, поговорить так, как мы разговаривали раньше. Помнишь, когда засиживались допоздна? Обсуждали какие-то совсем несусветные мелочи, но эти мелочи казались нам таким важными и сложными, что мы взахлеб болтали, пока твоя матушка не напоминала мне, что пора идти домой.
Теперь уже никто не напомнит.
Прости, Анна.
Звучит жалко и, может быть, я и сам жалкий, но… Не знаю. В тот вечер, после ручья, возвращаясь домой я размышлял о нашем совместном будущем, о свадьбе и семье. А теперь понимаю, что не спрашивал твоего мнения. И чего хочешь ты.
Были ли мы друзьями, Анна, которых на миг пленила страсть? Или же эти чувства были настоящими?
Возможно,