Алексей Евтушенко - Отряд
Скрывая подступившие слезы, Майер запрокинул голову и, сделав хороший глоток из фляги, передал ее сидящему рядом и смотрящему на него с приоткрытым ртом Валерке Стихарю.
— Да ты у нас прирожденный оратор, Руди! — воскликнул Хельмут Дитц. — Браво! Я поддерживаю этот тост.
Фляга Майера пошла по кругу. Всем досталось по полному глотку (не были забыты и часовые снаружи), а потом над котелками замелькали алюминиевые ложки.
Глоток спиртного и горячая пища, принятые вовремя, творят чудеса даже со смертельно уставшими людьми. С трапезой было покончено в пять минут (Онищенко и Хейнцу отнесли котелок наружу). Казалось бы, тут на людей и должен был навалиться сон, однако все произошло наоборот: заблестели глаза, развязались языки, и вскоре плоская коробочка «переводчика» трудилась вовсю.
Вскоре рыжий Шнайдер, немилосердно коверкая слова, запел «Катюшу», и все с воодушевлением подхватили — эту песню любили на фронте не только русские, но и немцы.
— Странно, — заметил грустно Руммениге, когда песня кончилась, — у вас, русских, столько хороших песен для солдат… С такими песнями и умирать легко. Вон, даже мы, ваши враги, их знаем и поем. А у нас один «Хорст Вессель» да «Лили Марлен», да и те… — Он безнадежно махнул рукой.
— А что «Лили Марлен»? — неуверенно нахмурился Дитц. — Хорошая песня…
— Хорошая-то она хорошая, — согласился Оскар, — но только написана еще в Первую мировую. А я про современные песни говорю.
— Это, наверное, потому, — авторитетно заявил Валерка Стихарь, — что русский народ… как это… э-э… лучше сечет в поэзии, чем немецкий. У нас больше хороших поэтов. Взять, к примеру, Пушкина…
— Бред, — фыркнул окончивший в свое время десятилетку Велга. — А Гёте? Шиллер? Гейне?
— Гейне у нас запрещен, — невпопад вставил Руммениге.
— Да бросьте вы! — вмешался в разговор Курт Шнай-дер. — Развели философию… Так хорошо сидели! А ну-ка… — и он чуть хриплым баритоном запел «Лили Марлен».
«Лили» пошла хорошо, но хуже, чем «Катюша», в силу незнания русскими слов и мелодии. Разошедшийся Малышев затянул было басом: «Вот мчится тройка почтовая…», но тут у костра бесшумно возник Петр Онищенко и, хмуро оглядев всю честную компанию, негромко осведомился:
— Вы шо, хлопци, з глузду зихалы? Тыхо будьте, а то слыхать усэ на пьять километров…
Велга и Дитц с некоторым смущением переглянулись через костер.
— Так, — кашлянул Хельмут и поднялся. — День был трудный. Всем почистить оружие и отдыхать.
— А покурить можно, господин обер-лейтенант? — насмешливо спросил Стихарь.
— Можно, можно, — торопливо ответил за Дитца Велга. — Курите.
— А что завтра делать будем, товарищ лейтенант? — поднял русую голову Сергей Вешняк. Он уже положил автомат на колени и даже успел отсоединить диск и теперь не мигая глядел на своего командира синими круглыми глазами. Красноватые пятна света и темные глубокие тени вперемежку плясали на его широкоскулом лице. Головы солдат повернулись к Александру. Как-то очень тихо стало у костра — слышно было только, как потрескивает в огне хворост.
«Там посмотрим», — хотел было ответить Велга, но вовремя понял, что такой ответ не удовлетворит людей. Он был командиром, на него надеялись, и от него (как, наверное, и от Хельмута) ждали конкретных решений и действий.
— Хм-м… завтра… — погладил уже начавший обрастать щетиной подбородок Велга. — Это мы решим. Сейчас вот посовещаемся с тов… с господином (это слово далось ему с неимоверным трудом) обер-лейтенантом и решим. Командиры мы, в конце концов, или кто?
Кто-то облегченно вздохнул, кто-то невесело улыбнулся, кто-то просто склонился над своим автоматом. Принятие решения о дальнейших действиях, как всегда, брали на себя командиры, а значит, с любого из подчиненных вроде бы снималась ответственность как за судьбу всего отряда, так, в общем-то, и за свою собственную судьбу. Все было правильно и все было привычно. Все было так, как и должно быть. Командир принимает решение и отдает приказ, а солдат этот приказ выполняет. Чего еще? Непривычной и даже фантастической была ситуация, в которой они оказались, но разве вся война не являлась одной громадной и невероятно-фантастически-ужасной ситуацией? Вся их война, в которой они принимали столь деятельное участие… И разве каждый из них не смог бы рассказать с десяток абсолютно правдивых случаев, которые нормальному обывателю показались бы невероятными? Смог бы. А посему чистить оружие и спать — это единственно правильное решение на данный момент времени, а уж подчиняться правильному решению, решению, с которым ты полностью согласен, одно удовольствие.
— Ну что, Хельмут, — сказал Велга, вставая и оправляя под ремнем гимнастерку, — пошли посовещаемся?
— Пошли, Саша. — Дитц подхватил фонарик и шагнул в темноту.
Велга последовал за ним.
Они отошли шагов на тридцать в глубь пещеры, туда, где свод сливался с полом, и присели там. Дитц достал изрядно помятую пачку сигарет и предложил Велге. Тот взял сигарету и, в спою очередь, протянул Хельмуту огонь, добытый из самодельной зажигалки (всего делов: пулеметный патрон, бензин, колесико, кремень, фитиль… а какая полезная вещь!).
Закурили.
Отсюда, из темноты, очень красиво и необычно смотрелся костер, полыхающий у входа. Фигуры солдат отбрасывали на стены и свод пещеры громадные причудливые тени, а свет от костра дрожал на каменных изломах и гранях оранжевыми, желтыми и красными бликами. Солдаты двигались, и тени двигались тоже, завораживая офицеров своей немой игрой.
— Я вот о чем все время думаю… — начал неожиданно Хельмут и умолк.
— Ну? — повернул к нему голову Велга.
— Я начал об этом думать еще тогда, в долине, и думаю до сих пор.
— О чем? — терпеливо спросил Александр.
— Почему Карсс со своей бандой не прервали бой, не усыпили или на крайний случай просто не убили нас? Ведь ясно же было, что ситуация выходит из-под контроля, а при их технической мощи, я думаю, сделать это было бы несложно.
— Признаться, я тоже об этом думал. — Александр сделал последнюю глубокую затяжку и погасил сигарету. — Думал и пришел к определенным выводам. Или предположениям — назови как хочешь. Во-первых, не забывай, что, кроме Карсса, существует и другая сторона.
— Э-э… что ты имеешь в виду?
— Ну… это… Карсс ведь представитель только одной стороны, а существуют еще их противники — тоже свароги, и не менее сильные, чем сторона Карсса. Помнишь, он сам признался, что они находятся на грани большой войны?
— Помню, конечно… но при чем здесь эта самая другая сторона?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});