Закон контролера - Силлов Дмитрий Олегович sillov
Я мощно кашлянул, вытолкнув из себя озерную воду, и, задержав дыхание, попытался разжать кулак немца, сжатый намертво.
Фигушки.
Эсэсовец был заметно крупнее меня и наверняка сильнее физически, так что пальцы сжал на совесть. Ладно. Попробуем по-нашему.
Я накрыл его кулак ладонью сверху и с силой долбанул по нему коленом снизу, ощутив при этом хруст ломаемых пальцев, после чего мне во вторую ладонь выпал К98. Отлично, кулак расслабить получилось. Осталось только снять кольцо и…
И тут, видимо от боли в сломанных пальцах, фашист пришел в себя. И с ходу попытался меня задушить, непокалеченной рукой схватив за кадык.
Выглядел он в воде, конечно, устрашающе. Перекошенная от ярости рожа в кровавом облаке, расплывшемся вокруг пустой глазницы. Но я повидал в жизни много чего пострашнее одноглазых фашистов, потому за мгновение до того, как волосатые пальцы раздавили бы мое горло, я со всей дури вонзил штык-нож во второй глаз немца.
Клинок вошел в череп с характерным хрустом ломаемых костей глазницы, отдавшимся в ладонь через рукоять, но для того, чтобы убить наверняка, этого бывает недостаточно. Потому, когда острие К98 уперлось в затылочную кость фашиста, я резко повернул рукоять, словно шуруп в доску завинчивал, разрывая плоскостью клинка нежные мозговые ткани.
Надежный как швейцарские часы метод против тех, кто взял тебя за горло, сработал и на этот раз. Эсэсовец дернулся – и расслабился, отпустив мою шею. Стало быть, куда-то отправился. То ли в Вальхаллу, то ли к чертям в котел, туда ему и дорога.
А у меня начал заканчиваться воздух в легких, вследствие чего моя тушка рефлекторно дернулась в сторону выхода из тентованного кузова, теперь уже доверху заполненного водой. Инстинкт самосохранения очень недвусмысленно требовал бросить возню с трупом немца и попытаться спастись более логичным способом.
Но сталкеры народ упрямый. Если чего решили, хрен их свернешь с пути к самоуничтожению. От недостатка кислорода в глазах уже плавали черные пятна, но я упорно пытался стащить кольцо с пальца мертвого немца…
Хренушки.
Оно, блин, то ли приросло к тому пальцу, то ли палец распух после перелома, но кольцо не снималось…
И тогда я поступил неэтично по отношению к покойнику. Выдернул у него из черепа штык-нож, двумя движениями откромсал лезвием проклятый палец, сдернул с него кольцо – и почувствовал, что сейчас отрублюсь…
Но отрубаться было никак нельзя хотя бы потому, что не так я видел собственную смерть. Утонуть в вонючем озере в компании дохлых фашистов – это как-то совсем не по-сталкерски. И потому, скорее от злости на самого себя, я, надев кольцо на средний палец, вместо того чтоб тихо-спокойно умереть, принялся яростно соображать, что нужно сделать для того, чтобы активировать секретные свойства артефакта.
Нажать на череп?
Попробовал – без толку.
Блин, что еще? Просто сильно сдавить?
Нет, бесполезно…
И уже теряя сознание, отплывая куда-то в другую реальность, где звон в ушах от недостатка кислорода начал трансформироваться в звенящий смех каких-то крылатых девиц, очень довольных тем фактом, что в руке у меня зажато холодное оружие, я совершенно случайно ногтями нажал с двух сторон на крохотные серебряные кости, скрещенные за черепом…
И сразу же понял, что нахожусь уже не в ледяной воде. А где же? Сдох со штыком в руке, и валькирии несут меня в чертоги вечной пьянки?
Мозг, отравленный гипоксией, генерировал предсмертные глюки, и чтоб не откладывать дело в долгий ящик, затрудняя работу небесных дев, подал последнюю команду.
И мое тело вдохнуло. Глубоко, от души. Чтоб, если я нахожусь на дне озера, закончить все и сразу.
Но в легкие хлынула не воняющая тиной вода, а чистейший прохладный воздух, от которого я прям на месте чуть не отъехал в кислородный нокаут. Мне, сталкеру, привыкшему вдыхать сырые болотные испарения Зоны, такая кислородотерапия ударила в голову не хуже стакана спирта, опрокинутого в себя на голодный желудок.
Но чистый воздух имеет свойство очень быстро прочищать голову, отравленную углекислым газом собственного производства. Два-три вдоха вернули меня в реальность, и я на всякий случай хорошенько встряхнул головой, дабы убедиться, что окружающий меня пейзаж мне не мерещится.
Я находился в лесу… но в лесу явно рукотворном. Относительно невысокие дубы, метров по пять-шесть высотой, были высажены аккуратными рядами по обеим сторонам неширокой прогулочной дороги, вымощенной тротуарной плиткой мраморного цвета. А может, и натуральным мрамором.
А еще по обеим сторонам этой тропинки росла трава, похожая на ровный зеленый ковер. Слишком ровный для того, чтобы он был естественным, а не искусственно высаженным.
Но не этот слишком уж упорядоченный лес был самым удивительным явлением.
Над моей головой не было неба.
Вместо него на высоте метров тридцати искрился и переливался… лед. Самый настоящий лед, подсвеченный какими-то внешними источниками, которых я не видел за деревьями, и оттого очень красиво переливающийся.
При этом температура воздуха вокруг была вполне комфортной, градусов пятнадцать-восемнадцать тепла, что для меня, успевшего продрогнуть в мокром комбезе, было весьма кстати. Первым вопросом, возникшим в мозгу, было «почему лед не тает при такой температуре?». И тут же сам собой пришел ответ: «Потому же, почему от масляных ламп, горящих внутри, не тают иглу – жилища канадских эскимосов, сложенные из снежных блоков. Значит, в этой гигантской ледяной пещере грамотно отрегулированы обогрев и вентиляция».
И тут же пришел второй вопрос: «А где в нашем мире может находиться ледяная пещера с искусственным лесом внутри, в которую мог сбежать эсэсовец, скрывающийся от правосудия?»
Ответ тоже пришел незамедлительно. Либо это не наш мир, либо…
Но тут я сам себя одернул. Окончательные выводы все-таки лучше делать после более детальной разведки. Для начала надо было выяснить, тот же это мир, куда сбежал Гебхард, или же какая-то совершенно другая вселенная.
Кстати, я с сожалением констатировал, что мой пси-клоп оказался менее устойчивым к погружению в воду, чем я. То есть банально сдох. Усы повисли, три лапы отцепились от бронекостюма, и он болтался на неестественно вывернутой четвертой.
Я аккуратно отцепил насекомое от костюма, осторожно вправил вывихнутую лапу, положил его под дерево – вдруг все не так плохо и он оживет еще? – и пошел по тропинке, с каждым шагом убеждаясь: под ногами все-таки не искусственная плитка, а натуральный мрамор, к которому характерно «прилипали» рифленые подошвы моих берцев. Ну, что можно сказать, богато живут местные любители дубовых рощ, если могут себе позволить высаживать в ледяной пещере искусственные леса, облагораживая их мраморными тропинками.
Впрочем, с тропинки я сошел почти сразу, услышав чьи-то голоса. Встав за одним из дубов, я разглядел прогуливающуюся парочку, при виде которой стало окончательно ясно, куда я попал.
Девушка была одета в униформу военного образца с нашивками, которые я не разглядел. А ее кавалер был в черном плаще нараспашку, под которым виднелась офицерская форма того же цвета, которую особо и рассматривать не имело смысла, и так все понятно – достаточно было разглядеть две молнии на одной из двух крупных петлиц, фуражку и кортик на поясе характерной формы, а также орден – черный крест с белой окантовкой на нагрудном кармане.
Парочка о чем-то беседовала довольно эмоционально – похоже, выясняли отношения, и им было явно не до того, чтобы приглядываться к деревьям, за одним из которых прятался я. Ну и отлично, ибо в случае чего девушку мне точно убивать не хотелось. А вот эсэсовца с боевым Железным крестом времен Великой Отечественной войны я бы прищучил с удовольствием, благо было чем – длинный штык-нож благополучно переехал через портал вместе со мной.
Но я усилием воли приглушил воспоминания о том, что творили во время войны эти звери в человеческом обличье. Сейчас у меня была задача найти Гебхарда и приложить все усилия для того, чтобы отнять у него заготовку для «Бритвы». Я был уже почти уверен, что она у него – иначе зачем бы этому матерому фашисту пробивать барьер в пространстве и лезть в эпицентр ядерного взрыва? Конечно, если Гебхарду станет доступно перемещение не только в пространстве, но и во времени, он однозначно постарается проникнуть в прошлое и изменить исход Второй мировой войны, предотвратив поражение Третьего рейха.
