Второй день на царствии - Юрий Витальевич Яньшин
— А, Фимушка?! — делая удивленное лицо, козлом проблеял он. — Пришла уже?! Ну, вот и славненько! Как роды прошли? Ксения-то благополучно ли от бремени разрешилась?
— Благополучно, — буркнула супруга, не желая вдаваться в подробности, и привычно повела носом в сторону благоверного. Учуяв знакомый запах, привычно скривила недовольную гримасу. Его Величество опасалось, что верноподданная Фимушка (как ласково называл он ее в минуты хорошего настроения) прямо с порога начнет орать на своего монарха, по привычке уперев руки в крутые бока, но вот же странное дело, ничего такого не происходило.
— Садись есть, — хмуро предложила она, вставая с табуретки и направляясь к электроплите, на которой стояла кастрюля с борщем.
— Это хорошая идея! — обрадовано воскликнул он, хотя на его душе кошки уже не то что скреблись, а вовсю царапались. «Это что же это, значить, намечается? — недоумевал он про себя. — Если она с порога не кинулась, то, стало быть, злости еще не накопила в достаточном количестве, что ли? Охти ж, мне, несчастному». Он уже стал прилаживаться к столу, но жена, не оборачиваясь от плиты, повелительным тоном оборвала его намерения:
— Кво вазис, инфекция (что в переводе с божественной латыни должно было означать: куда прешь, зараза)? Иди руки хоть сначала вымой! Учишь, тебя учишь всю жизнь, а все без толку. Телевизор вон, с утра до ночи талдычит, чтобы мыли руки после улицы, да маски носили. Где твоя маска?
— Да иду я, иду, не шуми, — не стал артачиться он, направляясь к рукомойнику. — А на счет маски, ты мать зря говоришь. В наших широтах никакой вирус-шмирус не приживается.
Поплескавшись больше для порядку, чем для мнимой гигиены, он опять уселся за стол, где его уже поджидала большая тарелка до краев наполненная исходящим ароматом свеклы и сметаны борщем. Жмурясь от вкусного запаха, Митрич придвинул к себе еще одну тарелку, на которой лежали крупно порезанные, как он всегда любил, ломти ржаного хлеба, который супруга всегда пекла сама, игнорируя хлебобулочные изделия местной мини-пекарни. Круто посолив, выбранную горбушку (хоть зубов и порядком недоставало, но он с детства любил горбушки и ничего не мог с этим поделать), поднес, уже было, ее ко рту, но спохватился:
— А ты что же, мать, сама-то не ешь? Чай оголодала весь день в больнице-то?
— Да я в амбулаторской столовой перехватила на скорую руку между ее схватками, — отмахнулась Фроловна, польщенная, тем не менее, мужниной заботой.
— Ну и как там оно? Как Ксюха мальцом-то разродилась?
— Да все, слава Богу. Роды, правда, тяжелые были. Никак не хотел головкой вперед идти. Они обычно к этому моменту уже сами принимают нужное положение, а энтот, то ли запутался, то ли просто заупрямился.
— Ну-ну, — сделал заинтересованное лицо полковник, на мгновенье даже переставший хлебать наваристый борщ.
— Пришлось соваться туда, да за левую пяточку его проворачивать, — улыбнулась супруга, вспоминая дневные перипетии.
— Ишь, ты, за левую! Да как там определишь-то, какая у него левая пятка, а какая правая? — покачал он головой, усмехаясь в бороду, с застрявшими в ней хлебными крошками.
— Так на то меня и позвали, что я специалист, а потому и должна разбираться в таких тонкостях, — не без гордости парировала она сомнения мужа.
— Да, кто сомневался то?! — вскинулся Митрич.
— Ты мне, старый, зубы-то не заговаривай. Я ведь все твои увертки за полвека вдоль и поперек изучила, — невесело покачала она головой. — Ты лучше скажи, что там у вас в верхах говорят про сегодняшнее? Наверняка ведь по вашим каналам что-то уже известно. А то, я как услыхала про это дело, утром еще, так у меня будто оборвалось все внутри.
«Слава Богу, кажется, пронесло над головой» — с облегчением подумал комендант, бодро работая ложкой в тарелке. Однако, принял серьезный вид, решив разом убить двух зайцев — отвести угрозу скандала из-за медведицы и уговорить жену хотя бы на временную эвакуацию.
— Ну, — начал он нарочито хмуря брови, — телевизор то наверное и сама смотрела, значит видела, что там и как.
— Да уж насмотрелась по всем каналам. Весь день показывают, — закивала Фроловна, соглашаясь. — А все ж таки может среди вас-то военных известно больше чем нам, раз генерала поставили начальником?
— С чего это ты взяла? У меня прямого телефона с Генштабом нет.
Но жена не обращая внимания на его реплику, продолжала изливать в пространство свои страхи:
— Нам от — людям простым чего ожидать от новых властей? Я ведь не за себя волнуюсь, мне уж семь десятков, я за детей да за внуков с правнуками переживаю. С бабами давеча в амбулатории разговаривала, так все бают, кто во что горазд. Одни говорят, что-де раз военные пришли к власти, то значит, порядок навести должны. Другие иное думают. Вроде того, что раз военные при власти, то и сама война недалече. Вот я вся в сомнениях и сижу тут одна, пока ты со своими медведями дружбу водишь, дурень старый.
— Насчет того, что война недалече, так она и так ходит вокруг нас, да около. Что оттуда, что отсюда, все равно все ракеты через нас полетят. География у нас такая, — проворчал он, раздумывая попросить еще добавки или воздержаться, перейдя к чаю, что остывал в огромной фарфоровой кружке, присланной в подарок внучкой на его семидесятилетие.
— Так делать-то нам что?! — требовательно воззрилась она на своего старика. — Зачем мне бежать? За сахаром или за мукой?
— За умом, дурында! — встопорщился он нежданно. — Ты еще те пятнадцать килограмм гречки не слопала, что по весне хапанула! Ни што, мыши помогут!
Серафима Фроловна уже совсем было ринулась в контратаку на Его плешивое Величество, но неожиданно для себя самой сдулась прямо на взлете. Хитрым своим бабьим умом смекнув, что в смутные и от того опасные времена негоже ссориться с человеком в
