Вестник на Кавказе - Revan
Ржание коней смешалось с людскими криками. Очередной взрыв гранаты поставил точку на атаке. Не сразу, но горцы отступили. Измазанный чужой кровью Вадим стоял на стене и тяжело дышал. Эта самая кровь испарялась на нем, образуя красноватый пар, пахнущий железом.
По грунтовой дороге отступали выжившие, оставив под стенами аула больше ста братьев. Больше всего людей в эту ночь погибло под копытами коней, которые впали в бешенство от острых осколков гранат, которые впивались в бока и морды.
У Михаила Юрьевича Лермонтова дергался глаз. В какой-то момент его повалил на землю толстый чеченец, который уже занес кинжал над грудью поэта, но дернулся от пули в ухо, да так и упал. Теперь они были лицом к лицу. Лермонтов обессилел и не мог поднять с себя тяжелое тело, чеченец же не мог собрать мозги в кучу и додуматься встать, вот и лежали так.
— Кто живой? — Студент с забинтованной рукой ходил и проверял выживших.
— Я! Яяя! — выдавил хриплым голосом Лермонтов. Его губы слиплись и потрескались, но он продолжал кричать несмотря на боль.
— Сейчас вашблогородие, — Студент скривился от боли, навалившись на горца плечом, но бесполезно. Туша не поддавалась.
— Иди другим помогай, — пришел Вадим и одной рукой скинул тело. Целой одежды на нем не осталось. Изрезанный в лоскуты мундир просвечивал чистую кожу. Весь пепельный налет сошел и пар больше не шел. Местами остались следы от высохшей крови, но они больше впитались в когда-то белую рубашку. На носу у Вадима висело разбитое и погнутое пенсне, которое больше не прятало по рыбьему обтянутые пленкой глаза и безразличный взгляд.
— Здесь еще Михаил, живой! — обрадовался Студент, отойдя в сторону.
— Вставай, — Вадим протянул руку Лермонтову, чтобы помочь подняться. Вместе они подошли к Захарченко, который лежал на спине и неморгающим взглядом уставился в небо.
— Его по голове ударили? — спросил Вадим у Студента.
— Не похоже, может, устал, — Студент проверил ребра и живот Захарченко. Там набухал приличный синяк, — жить будет, я думаю.
За стенами послышался боевой плач шакалов. Вадим только устало вздохнул, а вот его товарищи посерели в лицах. Даже безразличный ко всему Захарченко сел и повернул голову.
— Ну, приплыли…
Глава 6
2 августа 1841 года
— Чтоб меня черти… гладили, — запнулся Захарченко под строгим взглядом Ефима.
Ефим подавал заряженное оружие офицерам и охотникам, способным стоять. С башни спустился Егерь и встал вместе со всеми на стену. Студент закончил перевязь и схватился за винтовку. Стоять могло восемь человек, не считая местных, которые скорее с ужасом прятались.
Небо пробили первые лучи солнца. На дороге показались всадники, пока слишком далеко, чтобы кто-нибудь, кроме Вадима их мог разглядеть. У Захарченко вспотели руки и шею давил воротник, как он нервничал. Лермонтов крутил у глаз разбитую подзорную трубу, но тщетно. Ефим же спокойно рассовал по карманам оставшиеся две гранаты.
— Тьфу, — Михаил Юрьевич выбросил сломанную игрушку.
— Мда, — Вадим же покачал головой, поставил ружье на землю и достал табак, чтобы закурить, — Есть у кого трубка?
Он вопросительно покрутил головой.
— Хех, — нервно хохотнул Егерь.
— Вадим, мать твою, возьми оружие, — Захарченко напряженно всматривался в улюлюкающий отряд, — без тебя шансов нет.
— Миша, выдохни и дай мне трубку, свои это.
Захарченко зажмурился и прикусил язык, чтобы не ударить одного шутника. После ночи боев на рукояти револьвера и так осталась трещина, удара об каменную голову она точно не переживет.
— Возьмите, вашблогородие, — протянул Ефим трубку Вадиму.
— Ты разве куришь?
— Курить может и бросил, но я же с пониманием, — объяснил денщик и зажег спичку, прикурить, — может вам понадобиться или еще кому из господ офицеров.
— Спасибо, — Вадим выпустил колечко дыма и долго-долго так посмотрел на Захарченко, — Миша, ты так дождешься, что нас казаки штурмом возьмут.
Захарченко вышел из задумчивости и закричал:
— Свои! Свои, мать вашу!
Для острастки он пару раз выстрелил в воздух. Разогнавшийся отряд казаков с боевым кличем сначала замедлился, а потом и вовсе перешел на прогулочный шаг. На дороге лежали тела людей и лошадей, измятые под копытами сначала атакующих, а потом отступающих горцев. С каждым пройденным шагом картина вокруг аула становилась только хуже: недобитые животные лежали не в силах подняться и жалобно смотрели на лежащих рядом горцев. То здесь, то там проглядывала подпаленная от взрывов земля испещренная блестящими на солнце осколками.
Казаков вел статный мужчина в черкеске цвета хаки с круглой седой бородой и горбатым носом. На загорелой коже, как жилки на мраморе белели тонкие линии шрамов.
— Полковник Лев Львович Амбрант, лабинский казачий полк, с кем имею честь? — спросил казак.
— Капитан Михаил Степанович Захарченко, седьмой гусарский.
— Это Нестерова?
— Все верно, Петра Петровича.
— Господа? — рявкнул Лев Львович.
— Виноват, — Вадим отдал честь, — поручик Беркутов Вадим Борисович.
Полковник Амбрант перевел взгляд на Лермонтова, который вытянулся и приложил руку без пальца ко лбу.
— Поручик лейб-гвардии Лермонтов Михаил Юрьевич.
— Лев Львович, простите, а что Лабиновские в Чечне делают? — встрял Вадим, — Сами понимаете у нас обстановка сложная, а вы по идее на Лабе должны быть.
Вадим кивнул на тела вокруг стен.
— Справедливо, — согласился полковник и погладил бороду, — мы сейчас под Грозным стоим, дозорные услышали взрывы и выстрелы, когда мы шли по дороге. Вот мы и поехали посмотреть, на развилке с горцами пересеклись, они убегали как собаки побитые. Я посчитал мало ли, нужно помочь нашим, отправился вперед.
— Очень вы с кличем на черкесов похожи, — пожаловался Захарченко.
— Испугались? — засмеялся полковник.
— Обасрался, — шепотом ответил Михаил и спустился к воротам. Ему явно хватило впечатлений от прошлой ночи и того, что он успел увидеть, пока лежал на спине.
— Хорунжий, помоги господам гусарам убрать баррикаду, — Лев Львович обратился к юному казаку с серыми задумчивыми глазами и тонкими юношескими усиками и бородкой.
Хорунжий молча подъехал к сгоревшей повозке, накинул аркан на торчащую ось и пришпорил коня, но чуть сам не слетел с седла. С лошадей спешилась тройка крепких казаков, которые решили ему помочь.
— Не ушиблись вашблогородие? — казак в серой черкеске схватился поднять повозку, но выдал громкое, — Ох.
Вместе они только шатали сгоревшую конструкцию.
— Лев Львович, ваши казаки с дороги, наверное, устали? — подошел с другой стороны Вадим и поднял баррикаду.
Наблюдающий со стены Лермонтов улыбнулся, когда заметил, как Вадим убрал подпорку, которая впилась в ворота и не давала конструкции сдвинуться.
Полковник с офицерами зашли в аул. Простые же казаки остались добивать раненых или брать выживших пленных перед стенами.
— Лев Львович, мы будем
