Л 5 (СИ) - Малыгин Владимир

И довольно-таки скоро народная ярость утихла, волна эта откатилась назад в затихающем грохоте револьверных и винтовочных выстрелов, оставив после себя выщербленные пулями стены, быстро впитывающиеся в щели между камнями мостовой лужи крови, обломки притащенной отовсюду и сейчас разбитой мебели, и лежащие то тут то там редкие мёртвые тела горожан и единичные служителей закона. А вместе с освобождёнными узниками местной монархии в этом отступлении схлынувшей пены оказался на свободе и я. Оборванный и ободранный со всех сторон, избитый, еле дышащий, без денег, без документов, без более или менее приличного знания языка.

А ведь во время прошлого нашего визита сюда была у меня светлая мысль подучить английский. Была… Но, как и многие светлые мысли, не нашла она своего логического завершения. Короче, ничего я не выучил, а то, что знаю, знаю ещё из той своей жизни.

Доковылял на подгибающихся до искорёженных тюремных ворот — силы-то и закончились. Прислонился боком к холодной каменной стене, отдышался, захлёбываясь чистым воздухом свободы. После тюрьмы чистым. Ну и огляделся по сторонам, когда перед глазами чёрные мушки плясать перестали. Огляделся, вдохнул кислородика изо всех сил, так что даже рёбра хрустнули, задержал дыхание и заторопился-заковылял вперёд.

Потому что буквально в двух шагах от меня шарил по карманам лежащего на каменной мостовой мёртвого тела как раз тот мой неудавшийся насильник. Нельзя такое никому прощать! И я не собирался. Два шага показались вечностью. Очень уж опасался, что он меня заметит. Повезло, что тут скажешь… Он хоть и оглядывался периодически по сторонам, но вот за спину себе и не смотрел. Оно и понятно, за спиной-то тюрьма разгромленная и уже опустевшая. Ну какая там может быть опасность? Никакая… Это если про меня забыть…

Доковылял. Незамеченным. И с ходу, не разбираясь, просто упал ему на сгорбленную спину. Сил у меня не оставалось, это я прекрасно понимал, как понимал и всю тщетность равного и честного противоборства. Какое, к чертям, противоборство? Поэтому на последнем издыхании просто вцепился одной рукой в грязную паклю спутанных волос, отклоняя всей своей навалившейся массой его голову в сторону. А второй — в плечо…

Прекрасно понимая, что в отличие от меня сил у этой твари сейчас на таких, как я, десятерых хватит… И шанс у меня всего один единственный… И последний…

И, ни капли не раздумывая, вцепился зубами в такую же грязную, как у меня, в такую же наверняка вонючую шею, хрипя и задыхаясь от ненависти и злобы к нему, к самому себе, к тому, что я сейчас делаю. Вру, только месть! Остальное не имеет значения…

Отвалился, когда тело подо мной перестало даже подрагивать в последних судорогах…

Выплюнул изо рта кусок чужого склизского мяса, отхаркнулся горячей солёной кровью и побрёл прочь по улице, утираясь на ходу остатками рукава, сворачивая в первый же переулок, уходя всё дальше от тюрьмы и от центра города, каким-то звериным чутьём выбирая нужное направление и подбираясь ближе и ближе к окраине…

Самолёт свой искать не стал и даже попыток таких не делал. Какой самолёт? Меня же наверняка будут искать, особенно на аэродромах — ничего ещё не закончено. Даже если и найду его на каком-нибудь лётном поле, а их вокруг столицы предостаточно, то это ещё ни о чём не говорит. Скорее всего, меня там будут ждать с распростёртыми объятиями и весьма обрадуются моему появлению.

И в городе оставаться по этой же причине никак нельзя. Но, пока тут царит неразбериха, пока полиция боится показывать нос на улицу, пока не нагнали войска, есть неплохой шанс убраться прочь. Правда, днём идти не рискнул. В отличие от местных, не знаю ни города… Да ничего не знаю!

Пришлось забиться в какую-то мусорку и пересидеть остаток дня в ней, прячась от редких прохожих и вездесущих мальчишек. Жрать хотелось неимоверно. Была такая надежда хоть здесь чем-нибудь съедобным поживиться, да обломался. Здесь даже местные крысы ничего существенного не находили, кроме дохлых кошек… А это даже для меня перебор.

Так что ушёл я из центрального района этой же ночью. И удача в этот раз играла на моей стороне — не попался я на глаза никому из прямоходящих. А самолётом своим я позже все-таки займусь. Когда в себя приду, когда синяки да ссадины сойдут, когда одеждой подходящей разживусь и скину эти провонявшие тюрьмой лохмотья. Моей рабочей формы давно уже нет, её на первых же допросах с меня сняли. Так что всё в копилку и забывать я ничего не собираюсь. Как и прощать. Я ещё вернусь…

В пригороде было проще, добыл себе почти сразу же какую-то рванину. Не одежду, нет, а что-то вроде куска почти что чистой ткани. По крайней мере, если сравнивать с моими грязными лохмотьями, то для меня сейчас чище не было тряпки. Стянул её с чьего-то двора поздним вечером, почти что ночью. Дотянулся рукой через забор. Там чуть дальше ещё и одежда висела на верёвке, но на это уже сил не хватило. Да и рисковать не хотелось, мало ли, хозяева могли увидеть. А так руку протянул, дёрнул за край тряпки и поковылял прочь изо всех оставшихся невеликих силёнок.

Стыдно? Нет. Неподобающе подобное поведение российскому офицеру? Да ничего подобного! Имею полное право считать себя находящимся на войне. И выбираюсь я сейчас из плена по вражеской территории. А это — законный трофей. Нужно сейчас просто выжить.

Хорошо хоть собак здесь не было. И еды не было. В стоящий тут же рядом сарайчик попасть не удалось, а сил взломать замок не осталось. Пришлось радоваться тому, что есть и уходить дальше. Надеюсь, добуду себе хоть что-нибудь пожевать. А попить попил тут же из какой-то деревянной кадушки.

Проковылял всю ночь, стремился уйти подальше от города. Утром забрался в кустарник на краю леса, поплотнее завернулся в трофей и забылся беспокойным сном. Да, холодно, далеко ещё не лето, но уже и не зима. Но ближе к полудню из-за туч солнце выглянуло, хорошо так, по-весеннему, пригрело и стало чуть комфортнее. Да и сил идти больше не было.

Никто так и не потревожил. Проснулся далеко за полдень, отряхнулся по мере сил, так, чтобы не изорвать окончательно свои лохмотья, попробовал немного разогреть мышцы, но сразу же отказался от этого намерения. Рано мне ещё напрягаться. Ну и побрёл по краю опушки дальше. Искать подходящее жильё, в котором можно отлежаться. И воду, пить снова очень хотелось. Про еду даже вспоминать не хочу. В лесу же по понятным причинам оставаться не хотелось. Вот если бы одёжка подходящая была, припасы хоть какие-то, тогда ещё можно было бы на это решиться. А в моём положении подобное решение смерти подобно. Замёрзну ночью к чертям. Ослабленный многочисленными побоями организм не располагает к подобному экстриму. Вона как завернул. Значит, ещё не всё потеряно!

Кустарник быстро закончился, впереди нарезанное полосками вспаханное поле, а далеко за ним виднеются несколько домиков. То ли очередная маленькая деревушка, то ли большой хутор. Сразу к жилью не пошёл, для начала постарался обойти постройки по кругу, вдоль опушки. Где она была, конечно. Скрываясь за деревьями и кустарником. Вымотался сильно, но никуда не денешься, разведать необходимо. Планы у меня насчёт этого жилья большие, да и, грубо говоря, жрать не просто очень, а очень-очень хочется!

Уходить далеко не стал, нашёл укрытие и спрятался до ночи. А зачем куда-то уходить? Собак, как я заметил, здесь вообще немного. И с этого хутора никто в мою сторону ни разу не гавкнул. Так что подожду до темноты, заодно пока и отлежусь немного, отдохну и с наступлением ночи пойду на дело — нужно первым делом добыть еду.

И постараться так её добыть, чтобы никому на глаза не попасться. Иначе поймают и назад вернут. Видел я сегодня на дороге патрули полицейские… То ли просто так проезжали на лошадях, то ли ищут сбежавших из тюрьмы. Хорошо, что шёл по опушке и успел спрятаться за деревьями.

И дальше уже пробирался более осторожно. Хоть и лес, но листвы-то ещё нет. И трава только-только начинает пробиваться, да и то в самых прогретых солнцем местах. Так что зелёный подножный корм пролетает мимо. А дичь в моём разбитом положении добыть вообще нереально. Да и не видел я пока никаких следов этой дичи. Город рядом — выбили горожане и выгребли из лесов и полей всё мало-мальски летающее и прыгающее…