Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Враги Господа нашего
Он хорошо знал, что разведке все впору… но ему было не по себе от того, что точно такая же группа или группы заговорщиков и предателей могут сидеть в самом рейхе и действовать не против Церкви, а против рейха, подкапываться под крепость, созданную руками поколений и поколений трудолюбивых и педантичных немцев, желая, чтоб она рухнула. И кто-то из-за границы может точно так же помогать внутренним врагам рейха, про которых он, начальник гестапо, ничего не знает – и Господь не поможет Германии, как помогал до этого, потому что они сами делают грех и мерзость, помогая ВРАГАМ ГОСПОДА НАШЕГО. И все это рано или поздно всплывет… и отольется им… все рано или поздно всплывает, и если вопрос задан, то на него рано или поздно найдется ответ, потому что нет вопросов без ответа… русская разведка вопросы задавать уже начала. И ему надо выиграть время… немного времени.
Так думал Манфред Ирлмайер, возвращаясь с конспиративной точки на немецкую базу (на машине, благо дороги в Италии хорошие, почти как автобаны, а расстояния… тьфу, все рядом), искал другой выход и не находил его…
Его машина прокатилась мимо опустевших загонов, где когда-то стоял предназначенный к скорому закланию скот, остановилась возле двухэтажного выбеленного здания…
– Кто работает по линии ноль? – спросил Ирлмайер у сидевшего за двумя компьютерами дежурного.
– Граф Секеш, экселенц, – ответил изрядно струхнувший дежурный.
– Он здесь?
– Будет через полтора часа, экселенц.
– Как появится, пусть поднимется ко мне.
Ирлмайер начал подниматься наверх, дав себе зарок немного поспать. Хотя бы час. Когда спишь, проснувшись, обычно забываешь то, что не давало покоя до сна. Это как перезагрузка компьютера. Только опять бы не вспомнить…
– Разрешите?
Ирлмайер поставил на стол недопитую кружку настоящего кофе «Харрара» – кофе, к которому он привык в Эфиопии. Его не обжаривают, а сушат местные крестьяне под палящим солнцем, смешивая при помоле с зернами кофе, которые оставили сушиться прямо на деревьях. Это дает кофе, высушенному таким образом, необычный и сложный вкус, отличающийся от вкуса обычного кофе примерно так же, как вкус черного чая отличается от вкуса зеленого и тем более драгоценнейшего циньского белого чая…
– Войдите…
Ирлмайер долгое время провел в Африке, а в Африке большинство дел, которые на европейском континенте решаются переговорами или деньгами, решаются насилием. С этим бесполезно бороться, это можно только использовать в своих целях – Ирлмайер это понял, и потому из числа рейхскомиссаров безопасности на неспокойном африканском континенте он был из лучших. Жизнь научила его и разбираться в людях, применяющих насилие как средство достижения тех или иных целей. Тот человек, что стоял перед ним, тоже был из лучших.
Насилие применяется разными людьми и в разных целях, это надо понимать. Есть, например, люди, которые применяют насилие вынужденно. Вообще насилие – это нормальная реакция человека на агрессивную среду, это обычный способ выживания… сама природа пропитана насилием… чтобы понять это, надо съездить на недельку в настоящий буш, посмотреть, например, на львиную охоту. Но, к сожалению, в странах, именующих себя «цивилизованными», нередко молодым людям с детства внушают, что насилие – это плохо, это недопустимо. Что со всеми можно договориться, даже с чернокожими, взбунтовавшимися оттого, что дочь вождя родила ребенка с подозрительно светлой кожей, и пошедшими из-за этого разбираться в ближайший поселок переселенцев. Что недопустимо решать проблему убийством, даже если цель закапывает у дороги что-то, весьма похожее на переделанный под фугас артиллерийский снаряд. Эти люди… они часто идут… в экологию, например, в зоологию, отправляются в научную экспедицию… и вот тут жизнь бьет их по голове с силой и неотвратимостью парового молота.
Человек, применивший насилие вынужденно, может потом сделать все, что угодно. Застрелиться – Ирлмайер сам видел это. Уйти в монастырь. Поступить в Рейхсвер… Ирлмайер видел и такое, причем из таких вот бывших интеллигентов получаются худшие палачи, потому что у них все сверх меры: сначала они думают, что человеческая жизнь бесценна, а потом приходят к выводу, что она вообще ничего не стоит. Поэтому, с людьми, которые применяют насилие вынужденно, лучше не иметь никаких дел. Их поступки непредсказуемы, а натворить они могут такого, что потом не расхлебаешь.
Недалеко ушли от людей, применивших насилие вынужденно, мстители. Обычно их действия связаны с потрясением, которое им пришлось пережить, потрясением настолько сильным, что они взяли в руки оружие и пошли мстить. Причем совершенно необязательно тем, кто вызвал это потрясение, – человек может проявлять жестокость, мстить дикарям за то, что его в детстве избивал отец. Эти люди обычно упрямы как ослы и практически неуправляемы. Более того, они хитры и могут притворяться, чтобы ввести командира в заблуждение и все-таки сделать то, что они задумали. С такими тоже лучше не иметь дела.
Есть люди, которые творят насилие вследствие веры. Например, веры в то, что та или иная племенная или этническая группа делает то, что она делает, вследствие того, что ее возглавляет плохой, вставший на неправильный путь вождь. Или что Аллах повелел перебить всех неверных, чтобы над всей землей воссияло совершенство таухида, то есть единобожия. Вера – штука весьма опасная, потому что верящие люди, с одной стороны, неуправляемы, с другой стороны, жестоки. Им кажется, что тот, кто не разделяет их веру, заслуживает самого жестокого обращения. То есть, недалеко и до беспредела. А еще недалеко – от искренней веры до жестокого разочарования в ней. Такими людьми можно управлять, точнее, манипулировать, но они ненадежны. И тем не менее они лучше предыдущих категорий.
Есть люди, которые творят насилие, выполняя полученный приказ. На таких строится армия, это ее, можно сказать, мясо, но не костяк. Проблема в том, что солдат, даже искренне верящий в приказ и старающийся его выполнить, ограничен рамками этого приказа. Для Рейхсвера этого достаточно, но для разведки и активных действий – нет. Нужны люди, которые способны действовать осознанно, а не выполнять кем-то когда-то отданный приказ.
Наконец, лучшие на войне, что явной, что тайной, – люди, на которых безоговорочно можно положиться, которым можно доверить любую работу и не проверять, сделана ли она, – это люди, которые воспринимают насилие как осознанную необходимость. Как один из инструментов, позволяющих добиться своего…
Ирлмайер встречал в Африке таких людей. Их было не так много, лично он знал одиннадцать человек. Такие люди появлялись самыми разными путями. Двое были сыновьями лесных егерей, охотились с детства – за такими охотился и Рейхсвер, и разведка, они с детства привыкли убивать, чтобы добыть мясо для себя и своей семьи, но не были социопатами. Они убивали диких зверей, и в то же время защищали их от браконьеров, подкармливали их, лечили – вели себя так, как фермер ведет себя со своим стадом. Для них было нормально как заботиться о зверях, так и убивать их, если ты голоден или если это нужно, например, для снижения их численности, чтобы не было бескормицы и эпидемий. Они знали, что важно выживание вида как такового, а не отдельных его особей, и это было очень ценным знанием. Шестеро были потомками старинных дворянских родов, чьи отцы, и деды, и прадеды служили рейху, и сами они с детства готовились служить рейху, применяя силу для его защиты. Это и был костяк империи, то, на чем все держится, люди, которые тонкой, незримо тонкой линией стояли на границах рейха, но они и были его границей, они, а не проведенная линия на карте, не пограничные столбы и колючая проволока, потому что через колючую проволоку можно было пройти, а через них – нет. Наконец, жизненный путь оставшихся был почти схожим, различаясь в деталях: в детстве или юности их избили, применили насилие, но они не затаили в себе ни страх, ни злобу, а пошли в секцию бокса, савата, самбо, дзюдо[14], научились там драться и отомстили своим обидчикам. Именно это давало важное понимание того, что насилие – такой же инструмент, как и любой другой и главное – применять его к месту и правильно.
Интересно, к какой категории относится человек, зашедший сейчас к нему в комнату, более похожую на монашескую келью.
– Кофе?
– Не откажусь…
Ирлмайер достал вторую кружку. Налил и себе, и гостю.
– Эфиопский…
– Да. Служили там?
– Бывал.
Ирлмайеру это понравилось – ни слова лишнего.
– А точнее?
– Девятая группа пограничной стражи.
– Охрана Его Величества?
– Министра по делам протекторатов и колоний. У Его Величества своя охрана.
– Это верно…
Кофе и в самом деле был вкусным…
– Ваше имя?
– Адриан фон Секеш.
