Алексей Ефимов - Макет мироздания
Именно здесь был настоящий командный центр. Отсюда можно было вручную управлять кораблем — если почему-либо выйдут из строя высшие контуры его коллективного интеллекта. Теоретически это было возможно, но Анмай не сомневался, что живой экипаж «Астрофайры» погибнет гораздо раньше.
Внимание Вэру привлекло изображение матричного центра. Тот находился прямо под его ногами, занимая семьдесят этажей. Вдоль его пустынных коридоров с серыми полами и тускло-белыми светящимися потолками шли бесконечные ряды прямоугольных фацет, скрывающих кристаллические матрицы. На них непрерывно записывалось сознание полумиллиона файа. На каждой фацете было имя и код, а сверху горел экранчик-индикатор, показывая состояние ячейки и ее хозяина. Сейчас светились лишь немногие. Большинство обитателей корабля предпочли покинуть его.
* * *После того как они, не узнав практически ничего, облетели Линзу, среди экипажа воцарилось уныние. Но оно быстро рассеялось, едва было решено приступить к резервной задаче экспедиции — заселению нового мира. Звезд здесь было много и найти подходящую, с кислородной планетой, не составило труда. До нее было всего двенадцать световых дней — четыре месяца полета. Планета не имела разумных хозяев и внешне очень походила на Файау. Может быть поэтому Анмай не захотел побывать на ней.
Сама высадка была произведена за рекордно короткий срок — четверо суток. За это время было высажено почти восемьдесят миллионов файа — а ведь на каждого приходилось тридцать тонн груза: самосборных домов, пищи и всевозможных машин, которые должны были на месте построить все, что составляет цивилизацию. У колонистов было также четыре малых установки Эвергет, аналогичных размещавшейся в «Товии». Они предназначались скорее для связи, — их мощность была слишком мала для эффективной защиты. Теперь в Файау стало на один мир больше. А «Астрофайра» выполнила свой долг и может возвращаться — так и не узнав главного.
* * *Хотя с момента расставания прошла едва неделя, на борту вновь воцарилось уныние. Чем более восхищенные сообщения приходили с новой планеты, тем тяжелее становилось на душе у оставшихся. Раскрыть загадку Линзы можно только проникнув внутрь — а это было невозможно. Впрочем… Двигатель их корабля мог пробить стену пустоты толщиной в миллиард световых лет, — а пройти сквозь несколько дюймов нейтрида гораздо легче. Идея была очевидной, но не слишком разумной. Раз Мэйат решили полностью изолировать Линзу, то они должны были предусмотреть и этот способ. Выход из не-пространства можно было блокировать относительно несложными манипуляциями с квантовыми полями — попав в них, корабль просто пройдет их насквозь, промахнется. Это не причинит ему вреда — но и не позволит причинить вред Линзе. Они не обнаружили, правда, никаких признаков такой защиты. Но перед ними был плод технологии, опередившей Файау на несчетные тысячи лет и очень долго существовавший автономно, что лишало все архивные сведения практического смысла. Теоретически, им ничего не грозило, кроме потери времени. Но если отталкивающее поле окажется достаточно сильным — они вообще не смогут выйти из не-пространства и исчезнут, размазанные по атомам на десятки миллиардов световых лет. Это зависело от того, насколько недопустимым Мэйат считали проникновение в Линзу — а узнать это можно было лишь опытным путем. Поскольку они не рисковали ничем, кроме себя, а видимых признаков опасности не наблюдалось, им стоило попробовать — с одним условием. Свое согласие на опыт должны дать все члены экипажа. Если хоть один откажется — экспедиция вернется домой.
Анмай не сомневался, что они согласятся — ведь только ради этого они и остались здесь. Но тогда возникнет еще одна, дополнительная проблема. При выходе из не-пространства происходит мощный взрыв — они полностью разрушат часть внутренней поверхности Линзы. В таком случае нельзя было избежать нападения охранных механизмов и вполне возможной гибели. Правда, «Астрофайра» выйдет в пустоте между листами. Нижняя поверхность Линзы наверняка покрыта слоем воздуха — гамма-излучение не пройдет сквозь него, а анти-Хиггсы можно было нейтрализовать, дав дополнительную дозу обычных частиц. Но это вызовет рост гамма-импульса еще в несколько раз. Ослабить его они уже никакими средствами не смогут. Это был неустранимый риск, но награда за него обещала быть более чем большой. Одна не-планета была равноценна тысячам обычных миров.
На это время был назначен опрос экипажа — Анмай знал, что это не займет много времени. Все обстоятельства уже были известны каждому и многократно обсуждены. Теперь все файа на корабле должны были нажать кнопки весмов и сказать «Да» или «Нет». Подсчет результатов голосования вообще не занял бы времени — с его точки зрения, но наверняка найдется несколько колеблющихся и потребуются уговоры.
Анмай невольно ёжился — не столько от царящего здесь холода, сколько от напряженного ожидания. Оно затянулось, прошло уже минут пять. Вдруг прямо в его голове раздался чистый, спокойный голос:
«Все члены экипажа согласились с нашим предложением. Запасы массы полные, возвращение к Линзе займет сто восемь дней. Оповещение уже дано, расчеты не займут много времени. Через сто восемь суток мы будем в Линзе, или в любой другой части Вселенной. А может быть, не будем вообще».
— Эй, постойте! Я же не активировал весм! Вы можете разговаривать и без него!
«Естественно. Он постоянно передает все данные о вашем сознании, но не напрямую — это ретранслятор. Он улавливает сигналы наносети, части вашей преобразованной нервной системы. Она может и улавливать сигналы… при определенных условиях. Ласса действует по тому же принципу».
— Я никогда не слышал об этом.
«Первоначально такая возможность не была предусмотрена. И мы стараемся не пользоваться ей. Прямая передача образов и ощущений приводит к тому, что отдельные сознания исчезают. В свое время это доставило нам очень много неприятностей. Как тело состоит из отдельных клеток, так и сверхсознание должно состоять из отдельных разумов. Вы поймете это, когда присоединитесь к нам. Но это будет еще не скоро».
Анмай не стал отвечать, но не решился и уйти. Его босые ноги застыли на холодном пластике и он бездумно поднялся в воздух, зависнув в центре зала.
Сначала он почувствовал себя увереннее, но до звезд, казалось, можно было достать рукой, а пол сверху казался хмурым предгрозовым небом — он оказался между двух небес. На пультах вокруг мерцали индикаторы — обработка информации шла полным ходом, но кроме этого здесь ничего не менялось. В голове Вэру все время вертелся один вопрос, но он не решался задать его. Внезапно комцентр сам ответил на него.
«Вас интересует, действительно ли вы видели будущее тогда, в юности? Да. Это несомненно. То, что видели вы в ядре Цитадели, и то, что Файау узнала о Вселенной после вашей… смерти, совпадает».
— Неужели будущее можно предсказывать? Ведь принцип неопределенности…
«Будущее непредсказуемо. Это правда. Его можно планировать, но не предвидеть. Чтобы сделать даже приближенный прогноз, нужна информация. Но вы видели будущее — видели не-планеты… еще тогда. Это тоже правда. Возможно, Вселенная еще более сложна, чем нам представляется. Возможно, в вас есть что-то, чего не фиксируют наши приборы. В таком случае вопрос выходит за границы науки. Но какое он имеет значение? Ведь не вы, живые файа, определяете, куда пойдет Файау. Любое необычное явление можно игнорировать, если оно ни на что не влияет. Но потом, когда вы умрете и вольетесь в нас, мы займемся этим».
Анмай вдруг понял, что по-прежнему ничего не знает о цивилизации Файау. Три с половиной тысячи лет оказались непроходимой пропастью. В ней окончилась история файа и началась история машин — а он не смог понять этого. Как может развиваться сознание? Чем оно может стать? Он понял, что ему самому придется узнать это — и испугался. Участь части чужого ума показалась ему хуже смерти. Ему нестерпимо захотелось оказаться как можно дальше отсюда — на новой колонии, на Девяти Мирах Файау или хоть в своем прошлом — даже в приюте. В любом месте, где нет разумных машин. Но, хотя на самом деле у него не было иного выбора, кроме интеллектронного слияния или смерти, этот выбор предстоял в неопределенно далеком будущем и пока не особенно его трогал. Сейчас ему хотелось просто смотреть на звезды.
Едва он захотел, поле под ним исчезло и он упал на пол, но так мягко, что даже не почувствовал. Ледяной холод стал проникать сквозь тонкую ткань одежды в его тело. Пол медленно прогибался, засасывая его — он уже не мог видеть ничего, кроме неба. Но, лежа навзничь с раскинутыми руками и ногами, в мягких объятиях ожившего пластика он чувствовал себя единым со всей несущей его громадиной. Это было очень приятное ощущение. Он привык был необычным, отдельным, особым, — это право у него оставалось, но он лишился возможности влиять на окружающий мир. Анмай не испытывал непреодолимого стремления к власти — но в Фамайа ее сохранение стало для последнего Единого Правителя вопросом выживания и сейчас он с удивлением понял, что ему не хватает этой борьбы. Ни дома, ни друзей, ни врагов. Одна Хьютай. Но и она чувствовала себя не лучше. Они могли делать все, что хотели — но это ни к чему не вело…
