Николай Чадович - Особый отдел и око дьявола
Окончательно он проснулся уже при свете утра, ощущая, что кто-то страстно целует его – и не только в губы, но и в нос, лоб, щёки.
Под хохот гостей, всё ещё наполнявших гостеприимный дом, Цимбаларь протёр глаза и сел. Оказалось, что остаток ночи он провёл между двумя пегими тёлками, примерно трёх-четырёх месяцев от роду, одна из которых, высунув розовый язык, продолжала тянуться к его лицу. Самое интересное, что вчера он собственными глазами видел, как хозяйка заводила тёлок в дом, ссылаясь на усиливающийся мороз.
– Зато умываться не надо, – сказал Петрищев, сидевший во главе стола.
– Он ночью всё меня обнимал, – заговорщицким тоном сообщил механик автобазы, из-под майки которого выпирала густая чёрная поросль. – А когда понял, что я не баба, перебрался в другое место. Решил, наверное, что на девок нарвался.
Цимбаларь любил шутки, но только не те, которые касались его самого. Не удостоив никого из присутствующих даже словом, он пересел на свободную табуретку и принялся поочерёдно ощупывать свои карманы. Результаты обследования ему очень не понравились.
– Ты не пугайся, – улыбнулся Петрищев. – Пистолет, документы и всю остальную амуницию я сдал на хранение старосте. Целее будут… Присаживайся поближе, – в его руках забулькала бутылка.
– Нет, хватит! – Цимбаларь сделал рукой тот решительный жест, которым советские плакатные герои отмахивались прежде от кулаков, вредителей, троцкистов, фашистов, империалистов и маоистов. – Спасибо, как говорится, за компанию, но пора и честь знать.
– Совершенно верно, – согласился Петрищев. – Мы тоже сейчас закончим и тронемся в обратный путь. Но зачем целый день мучиться головной болью? По утрам похмелялся даже генералиссимус Суворов.
Против столь убедительного исторического примера возразить было трудно… Тем более какой смысл стесняться людей, которых ты, скорее всего, уже больше никогда не увидишь? Побуждаемый не только логикой момента, но и зовом масс, Цимбаларь лихо опрокинул рюмку. Закусил он квашеной капустой, целую миску которой ему услужливо подсунул кто-то из водителей.
Этот продукт, весьма полезный после возлияния, а иногда просто незаменимый, имел довольно странный запашок, на что вскоре обратили внимание и другие участники застолья.
– Парамоновна, а почему твоя капуста каким-то душком отдаёт? – не переставая жевать, поинтересовался механик. – Неужто укропа переложила?
– Не могла я его переложить, – ответила из-за печки старуха. – Весь мой укроп в прошлом году помёрз, а сушёного вы, растяпы, так и не завезли.
– Тогда ничего не могу понять, – механик взял из миски очередную пригоршню капусты. – Да тут ещё и пуговка какая-то… Откуда она взялась?
Услышав это сообщение, Цимбаларь машинально коснулся ширинки и убедился, что одна из пуговиц действительно отсутствует. После этого тяга к капусте у него сразу пропала.
Старуха отобрала у механика случайную находку, в её натуральном хозяйстве представлявшую немалую ценность, а затем понюхала капусту.
– Ну конешно! – с горечью восликнула она. – Кто-то нассал в кадушку. Не дай бог, ещё и в грибы насрали, варвары. Пойду проверю. Уж тогда не сносить вам головы!
Этот демарш послужил как бы сигналом к окончанию чересчур затянувшегося кутежа. Гости вставали и, хлопнув на посошок, начинали собираться в дорогу – наматывали сухие портянки и натягивали на себя многочисленные, пропахшие потом и бензином одёжки.
Обнимаясь на прощание с Петрищевым, Цимбаларь спросил:
– Скажи честно, зачем ты рассказал мне эту сказку про зырянского бога Омоля? Припугнуть хотел?
– Я рассказал тебе сказку? – вытаращился на него бывший военный лётчик. – Ты не путаешь? Я отродясь такой моды не имею. Про баб или, там, про самолёты могу словцо загнуть. Но сказки, извини, не моя стихия. Тебе это, наверное, с пьяных глаз пригрезилось.
– Возможно, – Цимбаларь отвёл взгляд в сторону. – Не забудь сразу после прибытия сдать труп Чалого в прокуратуру. Сопроводительные документы я перешлю попозже…
К полудню в Чарусе вновь восстановился патриархальный покой. О недавнем визите автоколонны напоминали только разъезженные улицы, поломанные заборы да кучи свежего мусора на задворках. В церкви оплывали свечи, поставленные богобоязненными водителями.
Староста Ложкин, вызвавшийся быть добровольным гидом, демонстрировал Цимбаларю местные достопримечательности, чудом сохранившиеся с тех времён, когда русские служилые люди основали здесь первое укреплённое поселение.
– Куда же зыряне подевались? – поинтересовался Цимбаларь, всё ещё находившийся под впечатлением сказки, услышанной от пьяного попутчика.
– Да они тут и не жили никогда, – ответил староста. – Зыряне – кочевой народ. Это сейчас они землю пашут и скот пасут. А раньше вслед за зверем по лесам скитались. Для того и острог поставлен был, чтобы с бродячих инородцев ясак собирать.
– Но я где-то слышал, что прежде здесь находилось капище зырянского бога Омоля, – стоял на своём Цимбаларь.
– Быть такого не может! – Когда староста качал головой, его борода моталась из стороны в сторону, словно метла.
– А Омолево болото у вас есть?
– Имеется.
– Почему оно так называется?
– Поблизости от болота церквушка стояла, в которой зырян и прочих инородцев в истинную веру обращали, – пояснил староста. – В старые времена говорили не «окрестить», а «омолить». Человек, получивший христианское имя, считался «омоленным». С тех пор и пошло. Яшка Омолев. Дунька Омолева.
– Ясно… – буркнул Цимбаларь, хотя в голове его царил полный сумбур, усугублённый зелёным змием и ночными кошмарами.
Издали показав не имеющую исторического значения церковь и столь же заурядный сыродельный цех, староста привёл его к стоящей на отшибе довольно-таки запущенной избе. На бревенчатой стене висела выцветшая от дождей и солнца фанерная табличка, на которой с превеликим трудом можно было разобрать: «Сельский опорный пункт».
Над трубой дрожал горячий воздух, свидетельствуя о том, что печь уже протоплена. Вот только вымыть в избе окна никто не догадался.
Сначала они прошли на ту половину, которая считалась служебной. Стол, законное место которого находилось возле окна, был выдвинут на середину комнаты. Подоконник украшала икона в старинном окладе и блюдечко со свечным огарком. В углах валялись давно осыпавшиеся еловые лапки. На всём лежала печать запустения и печали.
– Здесь наш люд с Матвеем Матвеевичем прощался, – сообщил староста, имея в виду прежнего участкового. – Сколько слёз бабы пролили… Отсюда его ногами вперёд вынесли.
Повздыхав и перекрестившись на икону, Ложкин вручил Цимбаларю ключи от видавшего виды, много раз перекрашенного сейфа, на котором ещё сохранилось фирменное клеймо с двуглавым орлом. Что касается табельного пистолета, запасных обойм и служебного удостоверения, сданных вчера на хранение осмотрительным Петрищевым, то они находились в полном порядке. Это, конечно, радовало, но заодно вызывало упрёки совести.
Рядом с сейфом находился багаж Цимбаларя – объёмистый рюкзак и дорожная сумка. Опасаясь за сохранность ноутбука, чувствительного как к тряске, так и к низкой температуре, он сразу извлёк его на свет божий и включил в сеть.
– Это что – телевизор? – заинтересовался староста.
– И да и нет, – ответил Цимбаларь. – Такая штука называется компьютером. Для любого делового человека это сейчас самый главный помощник. Он заменяет целую библиотеку, пишущую машинку, междугородный телефон и многое-многое другое.
Лёгкое прикосновение к клавишам вызвало на экран титульный лист уголовного дела, заведённого по факту насильственной смерти участкового инспектора Черенкова.
Вновь перекрестившись, староста пробормотал:
– Чего только люди не выдумают… А Матвей Матвеевич как живой, – он указал пальцем на экран, где мерцала фотография Черенкова, согласно правилам приобщённая к уголовному делу. – Для памяти его портрет при себе держите?
– Нет, для следственных нужд. Я собираюсь раскрыть это преступление, – сказал Цимбаларь. – С вашей помощью, конечно.
– Я всё, что знал, ярыжкам вашим рассказал, – староста насупился. – Они тут месяц безвылазно сидели, а ничего не раскрыли.
– Значит, я год просижу. Или два, – Цимбаларь постарался придать своему голосу угрожающие нотки.
– Зачем прошлое ворошить да людей зря дёргать? – Староста недоумённо пожал плечами.
– Преступник должен понести неотвратимое наказание, – с пафосом произнёс Цимбаларь. – В этом и заключается смысл правосудия.
– Бог его накажет… Если уже не наказал, – староста опустил очи долу.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Цимбаларь.
– Слушок такой был, – с неохотой ответил староста. – Дескать, Матвея Матвеевича Витька Чалый порешил. Из-за своей сударушки.
