Владимир Колышкин - Combat
– В чем дело? – сказал кто-то спокойным голосом; переводчик, несмотря на очевидный страх, продолжал работу, сидя на карачках.
Конвой напряженно вытянулся, щелкнул каблуками. Хорнунг поднял голову и увидел подошедшего человека в форме с нашивками, очевидно, начальник. Самой заметной частью лица у офицера были его усы – огромные, пышные в середине и с заостренными концами, пружинно торчащими строго параллельно земле. Офицер держал руки за спиной, и оттого сухощавая его фигура казалась излишне прямой и высокой. Он говорил тихим голосом, но каждое слово его было отчетливо слышно. А то, что не было понято, объяснял переводчик, шепча Хорнунгу на ухо.
– Отказываются подчиняться! – доложил старший конвоир, застегивая пустую кобуру, которую он, оказывается, носил для пущей важности. Значит, внутри тюрьмы носить оружие охране запрещалось.
– В чем причина отказа? – произнес офицер, не вынимая руки из-за спины, в том же спокойном тоне и равнодушно глядя на Хорнунга, безошибочно определив в нем ответственного человека.
– Мы протестуем, – сказал Хорнунг, потому что нас разъединяют. В разные камеры не пойдем, хоть расстреляйте!
– Понятно, – сказал офицер, выслушав перевод, и, обернувшись к старшему конвойному, спросил: – Кто распорядился разъединять арестованных? Порядка не знаете? Запрещается помещать в общие камеры, прибывших из-за Железного Занавеса. За самоуправство ответите.
– Так точно! – козырнул старший конвойный, не изменившись в лице ни на йоту.
Офицер повернулся и, ухмыляясь в усы, удалился. Хорнунг встал, помог подняться штурману, у которого от нервного перенапряжения вновь разболелась вывихнутая нога. "Порядка не знаете?", – повторил про себя капитан. Как же! Что-что, а порядок здесь соблюдается четко. Без разрешения начальства никто пукнуть не посмеет. А что б проделать такое, в чем сейчас обвинили охрану, и в голову никому не придет. Он же это все и придумал, мысленно сказал себе Хорнунг, имея в виду удаляющегося офицера. Не зря же усач красноречиво поглядел на переводчика, когда тот, видя местную склоку, замолчал. Тем самым давал понять филологу: работай, голубчик работай. Значит, хотел, чтобы все знали, какой он законник. Хилая задумка, господин Тараканиус. Тест на подчинение. Пощупали нас, на сколько мы прогибаемся…
Охранники вывели Фалда из камеры, держа под руки. Вид у супермеха был ошеломленный. Открытым ртом он ловил воздух, словно надышался угарного газа. Слезы текли по щекам, оставляя светлые полосы на грязном лице.
– Что ты видел? – спросил Хорнунг, когда их повели дальше по коридору.
– Ужас! – тихо прошептал супермех. – Я видел ад.
Их провели на самый верх тюрьмы. Они прошли через висячий мостик на другую сторону внутреннего помещения. Сигануть вниз нельзя, видны были стальные сетки, горизонтально натянутые примерно через каждые два этажа. Ну вот, кажется, их камера. Поставили всех к стенке. Отперли дверь.
– Заходи по одному!
Средневековые казематы, подумал Хорнунг, переступая порог вслед за товарищами. Дверь за ним с грохотом затворилась, оборвав последнее "прощайте" переводчика.
4
Они оглядели камеру, готовые ко всему, даже к битве не на жизнь, а насмерть. Но в помещении, размерами 18х4х6 метров, никого не было. Шесть метров – это высота потолка. Опять их бросили в колодец, на этот раз каменный. Здесь предстояло им провести время до суда. Оставалось надеяться, что это время окажется гораздо короче, чем ожидание Судного дня Господа.
Под высоким потолком трепыхался искусственный дневной свет, льющийся из двух длинных стеклянных трубок. Одна трубка светила ровно, другая мигала с хаотичными интервалами. Окна не было. Впрочем, нет, оно, оказывается, все-таки было, но по неопытности новички приняли его за вентиляционную решетку – так оно располагалось высоко, под самым потолком и было забрано решеткой, а за решеткой имелись жалюзи с намертво приваренными ресничками в полдюйма толщиной; а за жалюзями, кажется, находилось еще что-то типа короба, полностью закрывающего обзор. А вот вентиляционные отверстия как раз отсутствовали. Поэтому в камере стоял спертый грязными стенами тяжелый воздух, дышать которым было так же отвратительно, как и смотреть на это мерзкое помещение.
С обеих сторон камеры тянулись двухъярусные лежанки, вернее, их железные скелеты. С одной стороны спальный ряд был короче, и на том месте стоял или стояло, словом, возвышалось нечто омерзительно-безобразное: цементный пьедестал с псевдоотпечатками безразмерных ступней, указующими, куда надо ставить ноги, во время отправления естественных потребностей. Туда, в мерзкую грязную дыру, все время с шумом лилась вода, которая подавала по толстой вспотевшей трубе, ощетинившейся струпьями древних красочных слоев. Эта чудовищная клоака была отгорожена занавеской – замызганным куском полиэтиленовой пленки.
– Что это?! – с ужасом спросил Зальц.
– Если не ошибаюсь, ватерклозет, – ответил Хорнунг.
– О Господи! Великая Фрикания! – простонал Фалд. – В космос летают, а порядочного сортира сделать не могут.
– Да, – покачал головой капитан, – такие парадоксы очень характерны для всех великих фриканий.
В тесном пространстве между нарами еще находился стол на Х-образных ножках и с узкими лавками по обе стороны. В общем, передвигаться по камере можно было разве что боком, подобно крабу. Все здесь до последней мелочи было рассчитано на унижение человеческого достоинства. Если вообще на этой планете слыхивали, что такое человеческое достоинство.
Лежанки пустовали. Только на одной, нижней, под "окном", виднелся матрас, заваленный кучей разноцветного тряпья. Хорнунг бросил свой матрас на соседнюю лежанку. Металлические крючки и кольца, заменяющие пружины, жалобно звякнули. Куча тряпья тут же вспучилась и распалась на составные части. На пол спрыгнул человек, заросший черной бородой. Глаза, глубоко ввалившиеся во впадины желтого черепа, безумно сверкнули белками.
– Тьфу, черт! Напугал… – сказал капитан, меняя оборонительную позу на вольную, но цепко следя за обитателем камеры.
На голове человека была надета теплая и огромная, как блин, бескозырка-семиклинка. Бородач носил спортивный костюм попугайской расцветки. На ногах у него были надеты черные тапочки из блестящей черной лакированной кожи, натуральной и очень дорогой.
– О Аллах! – да живет Он вечно! – наконец-то ты услышал мольбы недостойного и послал ему настоящих людей! – вскричал обитатель камеры. – Откуда вы?! Вы из-за Занавеса?
Человек говорил на УНИФе – Универсальном языке Федерации, но с сильным акцентом, характерным для жителей ряда планет Серебряного Полумесяца. Бородач схватил Хорнунга за грудки, истово потряс.
– Чиво маличишь, а, дарагой?
– Успокойтесь, любезный, – сказал Хорнунг, пытаясь высвободиться, – мы действительно граждане Федерации.
Бородач издал еще один радостный вопль и произвел ряд действий, смутивших команду "Орла". Фалда он потрепал за бакенбарду и крепко расцеловал Зальца. Позже, когда укладывались спать на жестких лежанках, супермех тихо сказал капитану: "Никто нас не встречал с такой искренней радостью, даже самые близкие люди, как встретил нас этот человек".
Но это было потом, когда они освоились и познакомились поближе с обитателем камеры, как выяснилось, томившегося здесь уже полтора месяца в ожидании своего судного дня. А пока бородач чего-то требовал от новичков, просил, умолял. Он восклицал: "Земля! мне она нужна! Где она?!"
– Зачем вам земля, – удивленно поинтересовался Фалд.
– Мне она необходима до зарезу! – воскликнул бородач и наискось провел волосатым кулаком по животу, словно вспарывал его невидимым кинжалом. – О бедный Гулям, он погряз в грехах!.. Земля нужна для правильной молитвы…
– Кто такой Гулям? – спросил Хорнунг. – Или это какой-то мусульманский праздник?
– Гулям перед вами, собственной персоной! – ударил себя в грудь странный обитатель камеры. – Гулям аль Бабак Муртан-захаде, вольный торговец из славного города Мадас, что на планете Аль Гассида.
Зальц посоветовал обратиться к администрации тюрьмы, может быть, они дадут горсточку земли, если уж она так необходима заключенному для молитвы. Вряд ли это запрещено законом. Права верующих должны соблюдаться.
Хорнунг покачал головой. Он всяких повидал сектантов, религиозных фанатиков, но с таким чудаком встретился впервые.
– Да нет же! – чуть не заплакал бородач. – Не нужна Гуляму грязь этой планеты шакалов. Гуляму нужна планета Земля, мать-прородительница рода человеческого! Там находится древнейший святой город Мекка!
И бородач поведал свою грустную историю. Понимаете, говорил Гулям аль Бабак Муртан-захаде, мусульманин молится в сторону Мекки. Ни на Восток, ни на Север, Запад или Юг. А только в сторону Святого города, где бы правоверный мусульманин ни находился. Таковы строгие требования Корана. Находясь на своей родной планете Аль Гассида из пояса Серебряного Полумесяца (как правильно угадал Хорнунг), Гулям аль Бабак, ваш преданный друг, всегда точно знал положение Солнечной системы на небе. Знал, в какую сторону бить поклоны и посылать хвалы Аллаху, да живет Он вечно. Правоверному, в старые времена жившему на Земле, не в пример было легче ориентироваться. Достаточно было иметь компас. Теперь же многим миллиардам правоверным, живущим на других планетах Галактики, приходится учитывать третью координату. И то это сказано для упрощения ситуации. На самом деле нужны точные космические карты, где среди россыпи звезд, указано точное местоположение системы Солнца. Но и этого мало. Приходится еще учитывать суточное вращение планеты, на которой проживает правоверный. А когда, допустим, летишь на космическом лайнере, к тому же совершающем маневры, ситуация для верующего усугубляется еще больше. Малограмотный человек от этих постоянных вычислений часто сходил с ума. Но вот наконец умные головы сконструировали специальный карманный прибор для мусульман. Компьютерный чип устройства вычислял координаты и голографическое изображение стрелы с эмблемой на острие Святой Мечети указывало исключительно правильное направление на Землю, где бы ни находился в это время правоверный обладатель чудо-машинки. Таким образом, намаз стал совершаться по всем правилам Корана. И количество греха во Вселенной значительно убавилось.
