Андрэ Нортон - Эхо времен
— Если напор воды такой, как мне рассказывала Вера, то тут и решать нечего.
С этими словами она открыла кран горячей воды на полную мощность. Полилась тоненькая чуть тёплая струйка.
— Быстро ванна не наполнится, — заметил Росс.
Риордан прищёлкнула пальцами.
— Значит, сначала тренировка.
Мердок вздохнул.
— Включу запись речи йилайлов. Будем тренироваться и пересвистываться.
Эвелин застонала и швырнула в мужа подушку.
Ужин сильно отличался от того, который прошёл в день знакомства группы в Америке.
Еда была острая и интересная на вкус, но не это привлекло внимание Росса. К ним присоединились другие русские, но почему-то Мердок стал воспринимать их совершенно иначе, и дело было не только в том, что Ренфри без труда общался с ними.
В Америке полковник Васильева и четверо её агентов вели себя тихо, вежливо и все время держались вместе. За исключением треклятого Никулина русские не особенно бросались в глаза. Он смотрел на них не как на отдельные личности, но как на некий союз, а их дружное молчание только усугубляло отчуждённость.
Все, что он знал об этих людях, это то, что трое из них — русские агенты времени, а один — долговязый, очкастый Валентин Светланин — учёный.
Оказавшись на родной земле, русские словно бы стали совсем другими людьми. А может быть, во всем была виновата прошедшая ночь? Росс, к примеру, не мог представить, чтобы Валентин во всю глотку орал народные песни — да и любые песни, если на то пошло! — но Эвелин убеждала мужа в том, что Валентин и вправду веселился от души. Он не только знал все тексты от начала до конца, но ещё и помнил множество вариантов!
Мердок гадал: а не станет ли Михаил Никулин на родной почве ещё более дерзким — ну, не готов ли он, к примеру, вызвать кого-нибудь стреляться из пистолетов на заре?
«Лучше не будить лихо», — решил Росс и постарался выбросить Никулина из головы.
Он попытался соединить лица русских с именами и фамилиями.
Вера Павлова — рыженькая, смешливая женщина.
Ирина Базарова — невысокого роста, худощавая, темноволосая, с тонкими чертами лица. В Америке в её движениях была компактная аккуратность, а здесь, на родине, эта аккуратность превратилась в изящество.
Когда разговор оживился, Мердок наклонился и шепнул жене:
— Эта Ирина. Она занималась какими-то танцами?
Эвелин вздёрнула брови.
— Балетом. — Она усмехнулась. — Уже примерно столько же лет, сколько я — боевыми искусствами. Если не дольше.
Росс кое-как просвистел йилайлское словосочетание, выражавшее одобрение.
От дверей послышался другой свист — громкий, чистый и правильно интонированный.
— Миша! — хором воскликнули русские.
Михаил стоял, прислонившись к дверному косяку, перебросив через плечо снятое пальто. Верхняя пуговица на вороте его рубашки была расстёгнута. Росс смотрел на уже знакомые вьющиеся светлые волосы и нагловатую усмешку и старался подавить мгновенно вспыхнувшую неприязнь и недоверие к этому человеку.
Никулин рассмеялся, проговорил что-то по-русски, после чего мгновенно развернулся к Сабе и Эвелин и вальяжно им поклонился. Россу стоило немалых усилий заставить себя сидеть спокойно.
«Если только этот пижон подкатится к любой из них, уж лучше пусть жена врежет ему хорошенько, иначе это сделаю я».
— Сколько красоты — в моей прекрасной стране! Словно грации сошли на землю!
Он поцеловал руку Мариам, бросил весёлый взгляд в сторону Мердока, наклонился и поцеловал руку агента Риордан.
Эвелин негромко рассмеялась и отдёрнула кисть.
Михаил обратился ко всем присутствующим:
— Меня, как цепного пса, послали охранять присланную американцами аппаратуру. Но заверяю вас, я даром время не терял и усиленно трудился над записями. А насколько далеко вы продвинулись в этом треклятом языке?
Он выговорил фразу на йилайлском с непринуждённым свистом и жужжанием.
Росс услышал, как Риордан прошептала перевод. Сам он даже и пытаться не стал. Находившаяся в дальнем конце комнаты Васильева одобрительно кивнула, а профессор Мариам шагнула к Никулину и что-то ответила. Насколько мог разобрать Мердок, её интонация тоже была безошибочно верна. Короткую фразу добавил Эш.
— Один-ноль в нашу пользу, — еле слышно прошептал Росс.
Эвелин улыбнулась и прикрыла губы ладонью.
— Интересно, узнаем мы или нет, почему его отослали из Штатов? Потому, что у него беда, или потому, что он и так уже эксперт в йилайлском языке? — прошептала она в ответ.
— Почему-то во втором варианте я сомневаюсь. Уверен только, что он большой любитель выпендриваться.
Росс склонился к столу и сделал большой глоток крепкого кофе.
— Мы готовы? — осведомился Никулин и обвёл собравшихся взглядом.
— Мы уезжаем завтра, — сообщила рыжеволосая Павлова. — Ты вовремя появился, Миша.
— А Зина мне сказала, что, если я опоздаю, она скушает на завтрак мои уши, — объяснил Михаил и уселся на свободный стул.
Мердок посмотрел на полковника. Она ещё в Штатах попросила, чтобы все называли её просто Зиной, но там она казалась ему для этого слишком суровой. Теперь же она улыбалась, словно любящая мать при взгляде на любимое дитя.
Базарова наклонилась к Никулину и что-то быстро прошептала ему по-русски.
— Говорите по-английски, — торопливо одёрнула их Вера и неодобрительно глянула на Ирину.
Михаил откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Нельзя так себя вести — из благодарности за подаренную аппаратуру, да?
Виктор Ушанов, ещё один русский агент времени, что-то негромко произнёс по-русски. Михаил, став совершенно серьёзным, оценивающе взглянул на Росса и Эша.
— Да, сегодня — по-английски, — сказала полковник. — Завтра мы все начнём говорить по-йилайлски, а сегодня отдыхаем и практикуемся в языке наших гостей.
До конца ужина разговаривали о пустяках, а когда обед закончился и все принялись за кофе, Мер-док подошёл к Гордону.
— Ты понял, что происходило, когда вошёл этот молодчик?
— Ничего плохого, — ответил археолог. — Русский у меня — так себе, но нет никаких сомнений в том, что Валентин за нас — горой. Он молод и помешан на технике, а Миллард, похоже, обеспечил русских всем, чем только мог, по части оборудования.
Росс понимающе кивнул.
— Это не так мало, — сказал он, — они ведь до сих пор не оправились после того, что с ними сотворили лысоголовые.
Гордон ответил другу одобрительным кивком и отвернулся.
Все остальное время Мердок посвятил общению, пытаясь почувствовать, что за люди — эти новые члены отряда. Экспедиция наконец начала обретать подобие реальности.
Двое агентов постарше — мужчина и женщина — очень плохо говорили по-английски. Они были тихими и суровыми — почти как русские агенты КГБ из старых книжек. На самом деле и он, и она были учёными, которым предстояло остаться в базовом лагере в настоящем времени, наблюдать за оборудованием, предназначенным для переноса в прошлое, и собирать образцы и пробы для исследований. Росс тем не менее узнал и запомнил их имена: Григорий Сидоров и Елизавета Калигинова.
Остальные говорили по-английски на разном уровне. Болтали о достижениях науки, о разных сложностях, типичных для закрытых правительственных проектов. Ничего секретного или острого в политическом отношении, лишь иногда — смешные истории из области снабжения да повествования о длительных хождениях по бюрократическим инстанциям. Бюрократы, похоже, существовали везде и всюду. Ренфри очень оживился и без умолку болтал со своими русскими коллегами — инженерами. Постепенно их разговор перешёл на общие темы: кино, телевидение, музыка, спорт.
К концу вечера настроение у Мердока было хорошее.
Когда они с женой вернулись к себе в комнату, он спросил:
— Ну, что скажешь?
Эвелин подошла к окну и снова задержалась там, глядя на город. Потом обернулась.
— Мы весь вечер болтали о ерунде, но мне не кажется, что это время было потрачено впустую.
Росс усмехнулся.
— Эта полковник Васильева — Зина. Никак не привыкну к её имени. Она далеко не дура.
Риордан кивнула.
— Прошлой ночью — на фестивале народной музыки — и сегодня… Как-то так получается, что русские все меньше выглядят чужаками и больше походят на нас.
— В смысле на нормальных людей, — уточнил Мердок.
— Если учесть, куда мы отправляемся, — возразила его жена, — это сходство может спасти нам всем жизнь.
Глава 8
Когда тусклое солнце взошло над горизонтом на следующий день, Гордон Эш и его коллеги-агенты с Востока и Запада уже сидели впритирку на обшарпанных сиденьях внутри старенького, потрёпанного грузового самолёта, который, похоже, исправно трудился в небе со времён Второй мировой войны.
Росс смотрел в иллюминатор на проплывающий внизу Санкт-Петербург, зажатый между рекой и морем. Борт развернулся и взял курс на север.