Ярослав Коваль - С тенью в душе
— Да если бы я хотела завладеть твоей волей, я бы уже сделала это! — воскликнула она в негодовании. — Ты носишь браслет уже давно, и сколько раз медитировал с ним на руке, давая мне путь к твоему сознанию и сердцу!
— А ты не хотела, так, что ли? — я схватил её за руку, упорно пытающуюся протиснуться к телу. Впился взглядом в её лицо. — Разве не хотела?
— Я делаю то, что хочу. Давай поговорим о другом…
— Но ты ведь хочешь, и именно к этому стремишься сейчас. Так почему же не сделала?
Мы молчали в напряжении долгие мгновения, тягаясь взглядами. Пространство вокруг начало меняться, впрочем, оно не стало веселее — такое же сумрачное, неопределённое, в полумраке и в ощущении угрозы.
— Ты не смогла, не так ли? — бросил я наугад и не совсем обдуманно. — Просто не смогла.
И, сказав, пожалел. Мне совершенно не хотелось брать это существо на «слабо».
Вдруг она действительно способна причинить мне ещё какой-то вред. Вдруг пока по каким-то субъективным причинам не бралась за подчинение…
Она молча смотрела на меня, будто ждала чего-то. А потом сон прервался, и всё оставшееся время до пробуждения я, осознавая сам факт сна, не видел больше ничего значимого. И незначимого тоже.
Увиденное, хоть и могло в результате оказаться лишь плодом моего воображения, всё-таки очень ободрило меня. Проснувшись утром, я первым делом схватился за браслет, стянул его с руки и положил на край стола. Если медитация в браслете (а любой этап освоения тем по учебнику — своеобразная медитация) даёт демонице путь к моему сознанию, то, наверное, следует учиться, снимая штуковину… И не следует больше в ней спать…
Как всякий раз, сварганил себе кофе, вытащил из холодильника и разогрел в микроволновке какие-то местные булочки с кремом внутри — они нравились мне горячими. Поедая их у окна, подумал о том, что от нападения в любой момент дня не застрахован ничем. Кстати, ночью напасть могут с такой же долей вероятности. И вообще, следовало бы убираться из Карлсруэ — если меня ищут, лучше запутать их как можно надёжнее. Пора собирать манатки и тащиться в Гейдельберг.
Получается, я не могу позволить себе снимать браслет днём — у меня может не оказаться времени добежать до него в случае внезапного нападения. И ночью тоже не могу снимать. Остаётся уповать на бессилие демоницы, заключённой в браслете. Если б могла мною завладеть, сделала бы это, наверное. Или, если это свершилось таким образом, что я ничего не ощущаю и ущерба своей свободе не нахожу, то, может, и фиг с ним?
В любом случае выбора у меня нет.
Я надел браслет и стал собираться. Гейдельберг так Гейдельберг. Потом могу попробовать перебраться ещё куда-нибудь. Денег у меня ещё достаточно, могу позволить себе дорогой отель и даже немножко развлечений. Впрочем, не до развлечений, учиться, учиться и ещё раз учиться. Интересно, если я до сих пор не ощущал рядом присутствие преследователей, означает ли это, что меня не ищут, или просто напрочь потеряли из вида?
В поезде, уносившем меня прочь от Карлсруэ, я задремал, но понял это по тому, что передо мной вновь появилась девушка, на этот раз сердитая, как нахохленный птенец, и немножко более естественная. Правда, кожа её отливала сероватым глянцем, но я не сразу понял, что её покрывают мелкие чешуйки, и потому сперва воспринял её новый облик благожелательно.
— Ты идиот! — заявила она. — Тебя до сих пор не нашли потому, что я постаралась как можно лучше спрятать и себя, и тебя заодно! А ты вместо благодарности не хочешь меня даже приласкать.
Несколько мгновений я молча разглядывал её.
— А моё общение с тобой попутчикам не бросится в глаза?
— Как, интересно, оно может стать заметным? Ты же просто спишь и видишь сон. Но если продремлешь слишком долго, отлежишь себе ухо, имей в виду.
— Какая забота. Кстати — ты из каких соображений на самом деле скрываешь своё местонахождение от преследователей, и откуда вообще о них знаешь?
— Догадаться несложно. Если меня спёрли из хранилища, то обязательно найдутся те, кто будет пытаться вернуть меня обратно. Нафиг надо, здесь лучше.
— Лучше в непосредственной близости к живому сознанию?
— Сам же знаешь, чего спрашиваешь? — осведомилась она, капризно надув губы. Вот тут-то я и заметил чешуйки, которые, оказывается, были у неё даже над губами. Вообще, ничего отвратительного в этом облике я не увидел. Гибкое экзотическое получеловеческое-полурептилоидное существо. Красивое даже. Наверное, решила не скрывать своё реальное обличие и показать мне, каковы демоницы.
— И тебя точно не смогут найти?
— Не знаю, — ответила лишь после паузы. — Я могу гарантированно маскироваться от любых поисковых чар четырёхсотлетней давности. Подозреваю, что с тех пор магическая наука во многом шагнула вперёд. Даже предположить не могу, какие открытия в этом направлении ещё были сделаны, какие заклятья созданы и как от них гарантированно защититься.
— Хм… Но у меня есть фора?
— Есть или нет — откуда мне знать? Я функцией провидения не снабжена, — айн помолчала и развела руками, одновременно приобретая более человеческий вид. — Ты ведь не хочешь пойти мне навстречу и попытаться… попробовать сочетаться с моей энергетикой.
— Посредством… хм… коитуса?
— А какой иной способ ты оставил мне?! Ты — беллий!!
Девушка взирала на меня с негодованием. А мне показалось, что я начал понимать сложившуюся ситуацию. Я, уроженец чужого мира, обладал от природы каким-то иным принципом организации энергетики — об этом при мне, помнится, несколько раз упоминал господин Римеар, Сашкин учитель, и мне повторял то же самое, неохотно давая уроки магии. На это он упирал, убеждая, что нет смысла уроженцам нашего мира учиться так же, как учатся они, с опорой на их приёмы и достижения.
Кстати говоря, он не выносил приговор, что мы менее способны к магии. Просто другие, и с этим сложно спорить.
— Кстати, откуда ты знаешь этот термин? Миры ведь слились не четыреста лет, а всего два года назад.
— Во-первых, от тебя, а во-вторых, так в Мониле испокон веков называли уроженцев других миров с более низкой степенью магической развитости.
— То бишь, банально говоря, варваров?
Она отвела взгляд и похихикала.
— Ты сам всё прекрасно понимаешь… беллий.
— Значит, совладать со мной обычными способами ты не смогла и рассчитываешь на помощь… хм… коитуса. А почему?.. Учти, дорогая, если ты чего-то хочешь от меня добиться, то должна убедить меня, что это в моих интересах. Иначе — увы! — я буду следовать собственному здравому смыслу.
— Дурацкий вопрос, знаешь ли. Слияние тел — это и слияние душ в едином порыве…
— Ты случаем секс с любовью не перепутала?
— Любовь — это обман, — презрительно заявило существо с умудрённостью четырнадцатилетней девчонки. — А вот утоление жажды с тем, кто тронул твою душу и твоё воображение, — это самое настоящее! И тогда души раскрываются. Я смогу поймать твой ритм и войти с ним в резонанс, я уверена. И тогда твои возможности станут во много раз больше.
— А что я при этом буду чувствовать? Имею в виду — после слияния.
— С чего ты взял вообще, что тебе не понравится находиться под моим влиянием? — даже как-то оскорбилась айн, и я понял, что отчасти она отвечает и невысказанным моим мыслям. — Откуда тебе знать, ты же не пробовал. Попробуй!
— Смахивает на призыв «Попробуй наркотики». Назад-то пути нет.
— Я с трудом понимаю, что ты имеешь в виду, но какая разница, если тебе не захочется возвращаться назад? Я сделаю всё, чтоб не захотелось.
— Слушай, сгинь, а?
Я усилием проснулся. Действительно, здорово отдавил ухо, стоило только шевельнуться, и боль буквально ударила в голову. Поезд уже подъезжал, остальные пассажиры в купе собирали свои вещи, так что и мне, наверное, следовало. Потирая ухо, я взялся за сумку.
Услышанное стоило того, чтоб его всесторонне обдумать. Есть вероятность, что всё увиденное во сне недостоверно. Но ведь меня до сих пор не нашли! Не нашли и айн, хотя должны были приблизительно знать, где он находится. Хотя бы в какой стране. Уверен, у уроженцев Мониля есть разные магические способы выслеживать артефакты, и им не могли не воспользоваться, раз пропала столь ценная штуковина.
И до их пор не нашли. Неспроста это. Может, действительно дело в ней… В демонице, которая почуяла хоть кроху свободы и теперь цепляется за неё…
Здесь всё упирается в одно — решу ли я верить айн, или предпочту списать свои сны на богатство человеческой фантазии. Можно подходить к вопросу со скепсисом. Многие и сейчас не верят в магию, объясняя случившееся законами природы, либо утверждая, что случившегося просто не было. Скепсис иной раз не хуже излишней доверчивости затевает шутки с человеческим сознанием и погружает его в мир иллюзий. Не всегда тот, кто полагает себя объективным, хоть сколько-нибудь объективен в действительности.
