Безбашенный - Античная наркомафия 4
— Это я понял. Поэтому и странно. В чём смысл?
— Смысл? Я поклялся узнать цвет твоей крови и должен был сдержать клятву. И я её сдержал, как ты мог заметить. Надеюсь, без обид?
— Я не из тех, кто обижается за подаренную жизнь, и претензий к тебе у меня нет. А вот вопросов — много. Ты согласен с тем, что дал мне для них достаточно оснований?
— С этим не поспоришь. Дидона тут ни при чём — ты ведь недавно думал об этом? Нет, тут всё было по обычаю и без обид. Причина — в другом, и гораздо раньше. Я искал тебя три года назад в Гадесе, и если бы застал тебя там — наша встреча могла бы окончиться иначе. К счастью, не застал, а пока выяснял, куда ты отбыл, да ожидал попутного судна в Карфаген — выяснил и обстоятельства дела…
— Три года назад, говоришь? — у меня мелькнуло в башке смутное подозрение, и я повнимательнее всмотрелся в лицо собеседника, в котором мне теперь почудилось что-то неуловимо знакомое…
— Дагон, сын Сирома, — подсказал он мне, — Мой младший брат. Мы не ладили с ним и не понимали друг друга — он считал, что я не умею жить и напрасно растрачиваю данные мне богами способности, а я — что его образ жизни до добра не доведёт. Но брат есть брат — родная кровь, ты же понимаешь. Наша мать была при смерти, когда до нас дошло это известие, и у её смертного ложа я поклялся найти убийцу брата. Я не знал обстоятельств случившегося, но я знал Дагона и знал, какую жизнь он вёл — поэтому и поклялся именно так, как поклялся. Ты взял нашу кровь, и по справедливости я должен был взять твою — столько, сколько окажется справедливым…
— Но в Карфаген ты вслед за мной не отправился?
— Ну, когда я разобрался и решил, что по справедливости смерти ты не заслуживаешь — куда было спешить? Такая месть может подождать. Я догадался, что в Гадес ты, скорее всего, ещё вернёшься, а у меня были дела и поважнее.
— Ты снял с меня тогда обвинение?
— По большей части. Попадись ты мне тогда — убить уже не убил бы, но и царапиной ты бы тогда не отделался. Не могу сказать, чтобы ты был мне тогда симпатичен — такой же наёмник, как и Дагон, и вы оба друг друга стоили. Но в том, что вы служили разным нанимателям, и ваши наниматели не ладили меж собой, нет ни его вины, ни твоей. В том, что ты оказался удачливее, винить тебя тоже было бы несправедливо. В том, что ты одолел его не совсем честно — теперь я знаю, как именно — пожалуй, тоже. Если бы повезло моему брату, он убил бы тебя без колебаний и тоже не был бы излишне щепетилен, но богам было угодно, чтобы повезло тебе. Приковать тебя на пару месяцев к постели, возможно, и стоило бы, а убивать — не за что. Вот так примерно мне представлялось…
— Представлялось тогда? А что изменилось потом?
— Потом? Ну, я ведь продолжал наводить справки о тебе. Потом до меня дошли слухи, что ты остепенился и взялся за ум. Не всякий наёмник на это способен — брат вот не смог. Тебе, конечно, и тут повезло, и крупно повезло, но боги редко помогают тому, кто не старается помочь себе сам. Знаешь, когда я тебя зауважал? Когда мне рассказали об обстоятельствах твоей женитьбы. Когда-то и я стоял перед таким же выбором — не таким роскошным, конечно, как был у тебя, но похожим по сути — и я тоже пренебрёг богатством и связями ради любви и породы. Все считали меня тогда чудаком, а Дагон — выжившим из ума глупцом и твердил, что будь такой выбор у него — уж он-то точно не сделал бы такой глупости, а обязательно вышел бы в люди. Забавно? Я выбрал то, что выбрал, и вполне доволен жизнью, да и по тебе не скажешь, чтобы ты жалел о своём выборе. А Дагон… По правде говоря, далеко ему было до меня и с фалькатой в руках, но и он стоил немалого…
— Да, это был достойный противник, — согласился я, — Клинок против клинка мне с ним ничего хорошего не светило бы. Его уважали — наш наниматель рассказывал, что пытался перекупить его, но он отказался.
— Ну, хоть на это ему хватило порядочности, — проворчал Идобал, — А правда ли, что он пытался перекупить тебя?
— Было дело. Только поздновато…
— В самый последний момент, перед смертью?
— Именно.
— Вот и мне так показалось, когда я поразмыслил над слухами. А теперь вы пришли и сюда. Не всё мне нравится из того, что вы здесь делаете, если честно. Но я догадываюсь, для чего вы это делаете, и если я правильно понял, чего вы хотите, то это мне, пожалуй, по душе.
— А что тогда не понравилось твоим согражданам?
— В прошлом году ваши купцы скупили большую часть зерна у здешних кониев, и хлеб в Оссонобе из-за этого подорожал впятеро. Легко ли перенести это бедноте? А сейчас ваши люди опять закупают зерно и просят его больше, чем им могут продать…
— Местное зерно нужно на семена для наших поселенцев, а вместо него сюда везут африканское. Мало будет — ещё привезут.
— Да, глашатаи Совета говорили об этом. Но они и в прошлом году уверяли, что Совет не допустит спекуляций, а люди три месяца варили кашу из желудей…
— У нас — тоже. И не три месяца, а дольше. Я и сам пробовал…
— Даже так?
— Даже Миликон и его окружение. Зерна не хватало на всех, без желудей — не прокормились бы, и нужно было показать пример остальным.
— В этом году будет так же?
— Постараемся избежать. Но если не удастся — уже решено, что спекулянтов будем вешать, и если придётся — будем снова и сами есть жёлуди, как и все.
— Если так — это другое дело. По крайней мере, никому не будет обидно.
4
В замке у шефа
— Абдалоним? Не надо его разыскивать — я прекрасно знаю, где он, — огорошил меня Волний-старший, — Зачем он тебе?
— Он — зачинщик бунта в Оссонобе, досточтимый.
— Я знаю. Ну и что?
— Все прочне зачинщики распяты на крестах или повешены высоко и коротко, а он — вдохновитель и организатор…
— Я знаю. А ещё он — племянник Ратаба Митонида, сын его сестры. Я уже устроил Ратабу скандал в Совете Пятидесяти, и мы договорились — Митониды прекратят свои интриги. Но и вы не должны влазить в их торговлю оловом, за которую они и испугались.
— Да не нужна нам их торговля оловом! — вмешался Фабриций, — Надо будет — у них же его и купим! Но главный преступник не должен разгуливать на свободе, когда его подручные давно висят!
— Здесь Гадес, а не Оссоноба, — заметил глава клана Тарквиниев, — А Митониды в нём — одна из самых почтенных и уважаемых семей, и меня не поймут в Совете, если я продолжу ссору, когда инцидент уже исчерпан. Так и объясните это Миликону и Совету Оссонобы. Там неглупые люди, должны понять.
— Это может вызвать недовольство горожан, у которых погибли родственники и друзья. Мы обещали людям законность и порядок, а тут…
— Ну так объявите Абдалонима вне закона в вашем царстве и учредите награду за его голову. Для успокоения черни этого достаточно.
— Это уже сделано.
— Так чего же вам ещё нужно?
— Ты же сам сказал, досточтимый, что Митониды — одна из самых уважаемых семей в Гадесе, — напомнил я, — Сегодня мы объявили его вне закона и успокоили этим людей, а завтра Ратаб попросит тебя, раз инцидент исчерпан, походатайствовать об амнистии для племянника. Он же прекрасно знает, что ТЕБЕ в царстве Миликона не откажет никто. И как нам тогда быть?
— Ну и в чём проблема? Изобразите дополнительное расследование и «выясните» на нём, что «на самом деле» Абдалоним не виновен.
— Вся Оссоноба знает, что это не так, досточтимый.
— Я говорю не о полном оправдании, а о смягчении обвинения. Пусть его присудят к уплате виры семьям убитых простолюдинов и к штрафу в городскую казну Оссонобы. Для Митонидов это деньги небольшие, и я заставлю Ратаба заплатить их.
— В Оссонобе не привыкли измерять пролитую кровь деньгами.
— Знаю и это. Значит, Ратабу придётся заплатить побольше, чем он привык. Но не могу же я требовать от него выдачи его родного племянника для казни, когда мы уже во всём разобрались и всё уладили. Если бы по его ПРЯМОМУ наущению случилось что-то с кем-то из ВАС — тогда другое дело, но этого ведь не произошло, а так, из-за каких-то обычных простолюдинов, которые мне вообще никто, даже на службе у меня не состоят — меня в Совете не поймут.
— Несчастный случай с ним мог бы решить проблему…
— ЧЬЮ проблему? ТВОЮ?
— Ну, можно сказать и так, — вешать лапшу на уши главе клана я бы не порекомендовал никому, — Нам бы только найти его, досточтимый, а там уж мы и сами, — до трёх способов достаточно «чистого» для античной криминалистики устранения Абдалонима я допетрил и сам, ещё парочку придумал и подсказал Володя и ещё один, хоть и морщась при этом, Васькин.
— Этого нам только ещё не хватало! — возмутился старик, — Фуфлунс! Ты слыхал наш разговор?
— Слыхал, досточтимый, — этруск-бригадир невозмутимо кивнул.
— Вот и займись этим. Но так, чтобы всё было аккуратно и чисто — новая война с Митонидами нам не нужна.