Павел Нечаев - Цена жизни
Грин стал ждать продолжения, равнодушно глядя в потолок. Комендант лежал рядом с ним, Грин слышал его ровное дыхание. Ничего не происходило. Грин сел, оперся на локоть, и посмотрел коменданту в лицо. Глаза коменданта были закрыты, волосатая грудь мерно опускалась и подымалась. Комендант спал. Грин немного полежал рядом с ним, боясь шевельнуться, чтобы не дай бог, не разбудить. Спустя некоторое время ему наскучило лежать. В голове у него прояснилось. Грин осторожно сполз с постели, и на цыпочках пошел к выходу. Громкий смешок, нарушивший сонную тишину комнаты, заставил его замереть. Сердце у него ушло в пятки, он оглянулся на кровать, но там ничего не изменилось, комендант по-прежнему спал. Грин осторожно шагнул в сторону кровати, и тут краем глаза уловил какое-то движение. Он повернулся в ту сторону, и увидел, что из большого зеркала в бронзовой раме, висящего на стене, на него кто-то смотрит. Грин машинально сделал несколько шагов в ту сторону, и оказался перед зеркалом. В зеркале, вместо отражения комнаты и Грина, была другая картинка. На заднем плане росли какие-то деревья, текла горная речка — Грину даже показалось, то он слышит, как журчит на камнях быстрый поток. У реки стояла круглая палатка из шкур, точно как в фильмах про Дикий Запад. Но не это было самым главным. На переднем плане, занимая половину зеркала, стоял какой-то человек. Одет он был в куртку из грубо выделанной кожи, и такие же штаны. По швам штанов и куртки сбегала бахрома. Кожа у человека была красная, лицо покрыто морщинами, в волосах торчали перья. Все точно как в фильмах. В руке у человека была трубка. (более подробно о Шамане можно прочитать в «Цене свободы»)Он посмотрел Грину в глаза, как тому показалось, оценивающе. Он точно просветил его насквозь. Очевидно, Грин его не разочаровал, потому что старик кивнул, и отсалютовал Грину трубкой.
— Быстро одевайся и уходи, — зашипел кто-то сбоку. Грин от неожиданности вздрогнул, и картинка в зеркале исчезла, осталось только отражение самого Грина. Он повернул голову, и увидел, что у двери стоит давешний мальчик. — Давай, быстро, я сказал! — повторил тот, и подошел к Грину, сжимая кулаки.
— А…? — Грин показал глазами на кровать.
— Он до утра не проснется. Ну, одевайся же!
— Но? — промычал Грин вопросительно.
— Ничего тебе не будет. Он утром и не вспомнит ни о чем, я знаю. А если вспомнит, я что-нибудь придумаю.
Грин, поняв, что другого шанса не будет, быстро оделся. Мальчик подтолкнул его к двери: — Иди. — Они пошли по коридору. У ведущей в прихожую двери мальчик неожиданно потянул Грина за рукав, и развернул к себе.
— Слушай, ты! — зашипел мальчик, сверля Грина горящими глазами. — Я никому его не отдам, ты понял? Он мой, только мой! — Грин вначале не понял, о чем говорит мальчик, потом до него дошло. Мальчик боялся, что Грин отобьет у него коменданта! Грин согласно кивнул. — Вот и хорошо, — резюмировал мальчик, и вытолкнул его в прихожую. Спящий на диване Аронович поднял голову, и сонным голосом произнес:
— Что, все?
— Да, — выдавил из себя Грин.
— Э, стоп! — Аронович взглянул на часы, и сон слетел с него. — Не может быть, чтоб так быстро!
— Да все в порядке, Аронович, — вступился за Грина мальчик. — Хозяин устал, спать лег. А этого в другой раз вызовет.
— Ну, если так… — Аронович вылез из-под одеяла, и принялся обуваться. Грин тоже натянул свои ботинки. Аронович отвел его в барак. Время уже было после отбойное, и все спали. Или делали вид, что спят. Грин разулся, и втиснулся на свое место. Эрик не спал. Он приподнялся на локте, и насмешливо спросил:
— Ну как, чпокнул тебя комендант?
— Ннет, — выдавил Грин.
— Верю, — ответил Эрик. — Иначе бы ты до утра там тусовался. У господина коменданта по утрам самый стояк. Странно…
— Да тебе-то что? — вскинулся Грин. — Своими делами занимайся.
— Непростой ты человек, Грин. Загадочный, — губы Эрика растянулись в улыбке. В этот момент Грина стала бить дрожь, до него наконец-то дошло, чего он только что избежал. Он отвернулся от Эрика, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Эрик хмыкнул, и лег. Было слышно, как он о чем-то перешептывался с лежащим справа от него Стасиком.
Комендант больше Грина к себе не вызывал, точно забыл про него. Возможно, что старик с трубкой, который ему привиделся, имел к этому какое-то отношение. Наверняка Грин не знал. Случившееся очень сильно на него повлияло. Трещинка, которую сделал в его сознании Илья Вишневецкий, превратилась в широкую расселину. То, что комендант не смог (или ему не дали?) сделать с ним то, что собирался, значения не имело. Главное, Грин был готов, чтобы с ним это делали, он с этим внутренне согласился. Решение, которое он принял под влиянием страха, жгло его изнутри. Грин надломился.
После этого случая Эрик стал отдаляться от Грина. Он по-прежнему спал рядом с ним на нарах, но посвящать в свои дела перестал. В свете того, что случилось с помощником старосты, Грин даже был этому рад.
То, что Эрик собирает вокруг себя команду, старосте не нравилось. Он не трогал Эрика, и не трогал его подопечных. Что затишье временное, было ясно, как ясно и то, что староста предпримет какие-то действия, чтоб вернуть себе прежнюю власть. В один прекрасный день староста услал Грина с Эриком и всей командой уборщиков в параллельный туннель, сортировать вещи. В соседнем туннеле рядами, один на другом, стояли контейнеры. Часть из них была помечена, содержимое описано. Но о содержимом большинства осталось только догадываться. В последнюю неделю перед тем, как уйти в туннель, люди Фраймана тащили все, что попадалось под руку. Теперь эти контейнеры понемногу разбирали. Обычно этим занимались взрослые. Но иногда ставили и ребятню, выдавая на время работы рукавицы, чтобы руки не поотмораживали. Соседний туннель не отапливался, и продувался ветром насквозь. Работать там было нелегко. Когда, закончив работу, озябшие и голодные, они вернулись в барак, и все стали строиться, чтобы получить обед, они обнаружили, что Стасика нет.
— Где Стасик? — спросил Эрик у одного из малышей в очереди.
— Его староста побил, — ответил тот.
— Так он в бараке?!
— Не, его унесли в медпункт. Он сильно его побил…
Вскоре они узнали подробности. Оказалось, то, только Эрик скрылся из виду, староста вызвал к себе Стасика, который в тот день был дежурным. Придравшись к неубранному полу, и вечной луже вокруг параши, староста принялся избивать Стасика на глазах у всех. Сначала он бил его кулаками, потом, когда тот упал, принялся остервенело пинать ногами. Остановился он лишь тогда, когда Стасик перестал стонать и шевелиться. Кто-то позвал охранников, те принесли носилки, и двое пацанов покрепче унесли Стасика в медпункт.
— Ну, падла! — взъярился Эрик. Староста ходил по площадке, помахивая дубинкой, и покрикивал на сидящих тут и там с тарелками подданных. В сторону Эрика он демонстративно не смотрел.
— Надо узнать, как у Стасика дела, — вставил свои пять копеек Грин.
— Ну, вот ты и узнай. Ты же у нас любимчик коменданта. Тебе точно не откажут, — скривился Эрик. Грин сделал вид, что не заметил скрытого подтекста в словах Эрика, и подошел к старосте. На удивление, тот с легкостью отпустил Грина в медпункт. Грин с деловым видом прошел через все посты. Один раз его спросили куда он идет, но, когда он сказал, что ему разрешили, то задерживать не стали. Он дошел до медпункта, и постучал в дверь. Голос доктора тети Любы пригласил его войти.
— Тебе чего? — по обыкновению недружелюбно спросила тетя Люба. Грин не смутился, тетя Люба, несмотря на свою показную свирепость, детей любила. Он объяснил цель своего визита.
— Умер ваш Стасик. Сломанное ребро проткнуло легкое, — тетя Люба раздраженно отшвырнула журнал, который читала. Грин потрясенно охнул. Не то, чтобы у них в бараке не умирали — за те три месяца, что он провел в туннеле, от болезней умерло три мальчика, все не старше двенадцати. Но чтоб вот так — от побоев?
— Что у вас там творится? А? Вы что, дети, совсем с ума посходили? Кто его так? — тетя Люба схватила Грина за плечи, и стала трясти.
— Сттарроста, — ответил Грин, чуть не прикусив язык.
— Как староста? — тетя Люба отпустила Грина, и уставилась на него, не веря своим ушам. — У меня записано — драка.
— Обыкновенно, за грязь, — ответил Грин, и рассказал тете Любе все, что услышал от свидетелей.
— Нет, этому надо положить конец! — забегала по комнате доктор. — Это же черт знает что! Что ни день, кто-то с побоями поступает, а мне говорят — упал, поскользнулся. Теперь он вообще ребенка насмерть забил. Я положу этому конец! Все!
Грин посидел у тети Любы, и вернулся в барак. В тот день на работу их больше не гоняли. Все время перед ужином барак тихо гудел, обсуждая принесенную Грином новость.
— С тобой опасно дружить, Эрик, — бросил, проходя мимо лежащего на нарах Эрика Ашер.
