Владислав Жеребьёв - Я – обычный
На наше счастье, парадная дверь, ведущая ранее в банкетный зал, а теперь для порядка приваленная несколькими столиками, была закрыта. Те четверо, что оказались внутри, и остальные, уже черт знает сколько слонявшиеся по этажу мертвяки, очевидно, были при жизни ранними пташками и явились на работу пораньше. Тут-то их и накрыло. Оттащив смердящую добычу в сторону, стараясь не дотрагиваться до мертвых тел, мы закидали их скатертями, чтобы хоть как-то оградить себя от волны тошнотворного запаха начинающих разлагаться тел, потревоженных пулевыми отверстиями, и потопали в столовую. Первый холодильник разочаровал, хоть и был затарен под самый верх запасливыми хозяевами.
– Мяса много, а толку? – Я печально оглядел штабели куриных ножек и стейков, аккуратно завернутых в пленку, сейчас мирно лежащих в морозильной камере. – Готовить-то их все равно негде.
– Так тут же написано – «Мясо» – Марк ткнул пальцем в табличку на двери. – Дальше пошли, к консервам, они-то тут точно быть должны. – Второй холодильник был завален овощами, и вызвал у нас бурю энтузиазма. Сняв с крюка висевшую тут же сумку из разряда «мечта оккупанта», я принялся бросать в ее бездонные недра замороженную фасоль, брокколи и зелень во всех возможных ее проявлениях. – Овощи хорошо для желудка, – бубнил я словно мантру, отправляя в сумку одну упаковку за другой. – Овощи – это жизнь.
– А еще жизнь – это тушенка, – из-за двери третьего холодильника показался охранник, сжимая в руках здоровенную жестяную банку с нарисованной свиной головой. – Брось ты этот козий корм, тут такое, аж слюной захлебнулся, когда увидел.
Оставив холодильник с такими полезными овощами, я потащил по полу свою добычу, ориентируясь только на восклицания охранника.
– Ананасы, – вещал тот тем временем из-за приоткрытых дверей, – гусиный паштет, крабовое мясо, оливки, офигеть! Чего же мы раньше старой гречкой-то травились?
– Теперь не будем. – Высыпав на пол все содержимое сумки, я принялся наполнять ее заново, теперь уже пузатыми банками с мясом и экзотическими морепродуктами, которые мне подавал изнутри охранник.
– Икру брать будем? – поинтересовался Марк, протягивая мне большую стеклянную банку, доверху набитую красными кругляшами.
– Не сомневайся, – закивав, я бережно, будто младенца, подхватил здоровенную банку с красной икрой, а затем отправил ее в недра сумки. – Что там еще из экзоты?
– Крабовые палочки сойдут? – Из недр рефрижератора появился замерзший, но донельзя довольный Марк и кинул мне в руки упаковку. Повертев ее в руках, я не глядя послал ее в открытую сумку.
Через несколько минут судорожного перебазирования деликатесов я попытался поднять потяжелевшую сумку и, наконец, дал команду.
– Хватит, Марк, там веса уже килограммов на тридцать, не меньше, а нам ее не на лифте переть, а на собственном горбу. – Я с воодушевлением легонько постучал по надувшемуся от припасов боку торбы. – Если что, второй раз сходим, тут уже проще будет.
– Твоя правда, – Марк захлопнул створки рефрижератора. – Придумать бы еще, куда мертвяков деть, так можно и переезжать со всем скарбом. Может, в окно их и дело с концом.
– Не по-христиански как-то, – пожал я плечами, – а впрочем, черт с ним, сейчас сумку дотащим, отобедаем, а на сытую голову и думается легче.
– На сытую голову спится легче, – хмыкнул охранник и, схватив сумку за ближнюю ручку, принялся помогать мне выносить экспроприированное. – Я бы сначала придавил бы так часика три.
– Вот Леха обрадуется, – улыбнулся я. – Он-то еще не в курсе, какой будет праздник живота.
Вытащив ценный груз на лестницу, мы, кряхтя и охая, поволокли консервы вверх. Сумка была не столько тяжелой, сколько неудобной, и для подобного вида транспортировки вряд ли была предназначена. Обычно челноки, а именно они подобные вещи и использовали, забивали похожие сумки под завязку, так что молния трещала, обхватывали пузатые бока мотками изоленты и грузили ее в любое подвернувшееся транспортное средство, будь то верхняя полка плацкартного вагона или тесный салон «газели». Мы же топали так, используя исключительно собственные силы и ноги, но упорство, а самое главное – жадность, заставляли нас карабкаться все выше и выше, преодолевая один лестничный пролет за другим, пока, наконец, не показалась наша дверь.
– Открывай, – выдал я в рацию, – чисто.
Щелкнул замок, и в образовавшемся проеме показалась вихрастая голова юриста.
– Что приперли? – весело поинтересовался он. – Я тут слышал, палили вроде? Слышимость в здании чудесная, в одном конце пукнут, в другом чуть ли не запах почувствуешь.
– Вентиляция, наверное, – пожал я плечами. – А что приперли, так сам посмотри.
Спустившись по лестничному пролету, Леха расстегнул молнию на сумке и от удивления присвистнул.
– Это просто праздник какой-то, – поделился он. – А вкупе со всем тем, что произошло, так вообще песня.
– Помогай, – кивнул я и, крякнув, закинул сумку за плечо. – Что стряслось-то?
Забежав сзади, Леха подхватил дальний край сумки и принялся мне помогать.
– Дозвонился!
– Кто? – не понял Марк, на всякий случай прикрывая наш отход.
– Да снайпер этот на крыше! – послышалось из-за сумки. – Вы как ушли, ну я и вспомнил про этого, что вчера стрелял так резво. Набрал номер на шару, а он возьми да и ответь.
– Ну и что? – Затащив сумку, мы опустили ее на пол, и Марк, щелкнув дверным замком, повесил ключ на гвоздик в стене.
– Одни эмоции! – Засунув руку в сумку, Леха выудил оттуда банку с крабовым мясом и, лихо свинтив крышку, выудил оттуда двумя пальцами розоватый кусочек и, отправив в рот, продолжил: – Сначала он никак поверить не мог, что с живым человеком говорит. Радовался как ребенок. Я ему тут накидал в двух словах, что у нас тут и как, и общую обстановку обрисовал. У него там телевизора-то нет, в основном радио слушает, но в общем мы с ним пришли к одному и тому же выводу, вокруг творится черт знает что. Единственное, что могу сказать, не жилец он.
– Это ты с чего взял? – подозрительно поинтересовался я.
– А с того, – Леха отправил в рот второй кусок крабового мяса. – Он же не дурак, тоже про инфекцию слышал, которая теперь взяла моду по воздуху передаваться. Ну и признался, что симптомы у него есть. Жар, ломота в суставах, все как при переутомлении или простуде. Полный набор, в общем.
– Дела, – усевшись в первое подвернувшееся кресло, я закинул ногу на ногу, положив сверху автомат. – Ты уверен? Может, он действительно просто заболел?
– Да куда уж там, – утолив первый голод, юрист завинтил крышку и, поставив банку на пол, потянулся за следующим деликатесом. – Зовут его Семен Макаренко, шестьдесят пять лет от роду мужику, все горячие точки прошел и ни царапины. Контузии разной степени считать не будем. Застрял в отделении только из-за того, что взял его патруль за распитие спиртных напитков в общественных местах. А он осерчал и навалял патрульным по шеям, отобрал оружие да связал всех их же брючными ремнями.
– Лихо, – хохотнул Марк.
– Я тоже порадовался, – закивал Леха. – В общем, застрял он в отделении, а когда все это началось, сидел в обезьяннике и не отсвечивал, с похмелья только маялся шибко. Это-то его и спасло поначалу.
– Похмелье, что ли? – удивился я.
– Нет, конечно, – достав наконец банку здоровенных зеленых оливок, Леха взвесил ее на ладони. – Обезьянник его спас. Мертвяки сначала поломились об прутья с денек, да бросили эту затею. А он не будь дурак, подобрал ключи, что дежурный обронил, да сидел ни жив ни мертв почти сутки. Потом, правда, выбрался, оружие у одного из бешеных забрал да дырок в башках им понаделал дополнительных. Вот с тех пор и сидит внутри участка, только похмелье-то не прошло, а в какую-то другую форму перетекать начало. Он, как и мы, новости слушает, так что в курсе.
– Значит, не жилец, говоришь, – я почесал уже по-явившуюся на подбородке щетину.
– Однозначно, – вскрыв банку, Леха вытащил первую оливку и отправил ее в рот.
– Канал связи хоть пока установили?
– А то, утром мы ему делаем звонок, вечером он нам. Как звонки перестанут идти, все, приплыли.
– А если телефон вырубится?
– Мобильными обменялся.
– Молодец, – кивнул я. – У него там, небось, оружия под самую макушку да защиты разнообразной. Вот бы до нее добраться.
Подойдя к окну, Марк с минуту обозревал окрестности и под конец заявил:
– Бешеных стало меньше, как ушли куда.
– Знамо дело куда, – хмыкнул я, – к санитарным кордонам они ушли. Там и харч, и зрелище. Тут им уже через неделю делать будет нечего. Если кто и останется, так старые да хворые, типа без рук да ног, а остальные пойдут свою агрессию выливать.
– То есть у нас есть шанс? – Марк захлопнул створки и уселся на подоконник.
