Роман Глушков - Повод для паники
– Занятная философия.
– Папа, не спрашивай капитана Гроулера о чуждых ему вещах, – перебила отца Кэрри, но дядя Наум ее не послушался и терпеливо разъяснил:
– Под душевными травмами я предполагал то, что вы наблюдали у встреченных вами утром людей. Разве вы не заметили странностей в их поведении?
– Еще бы не заметил! – подтвердил я. – Так, значит, все они… травмированные душой? А я-то решил, что они просто сбрендили. Бегают, суетятся, психуют… Чего, спрашивается, психовать? Один черт, рано или поздно все образуется.
– Нет, я таки потрясен вашим самообладанием! – покачал головой Наум Исаакович. – Кстати, о нем и идет речь. Железное самообладание – редчайшее в наше время явление! Жуткий анахронизм! До встречи с вами мне еще не доводилось сталкиваться с человеком, имеющим такую выдержку. Надо полагать, это у вас профессиональное качество, без которого в спорте просто не выжить. И прекрасное качество, замечу. В ваших глазах, движениях, манерах есть что-то такое… такое…
– Звериное, – подсказал я, поскольку знал капитана Гроулера куда лучше, чем кто-либо из сидящих в комнате.
– Именно! – поднял палец Кауфман. – Но в хорошем смысле этого слова. Звериное, природное, естественное… То, что всегда помогало людям выживать в трудные времена. В вас это состояние выражено особенно сильно. Вам известно что-нибудь о войнах начала эры Сепаратизма?
– Немного. Тогда вроде бы даже порохом не пользовались.
– Верно. Огромные армии сходились на просторных полях и, бывало, сражались по нескольку суток кряду. Люди бросались на копья, мечи, стрелы и умирали тысячами. Какое безграничное самообладание надо было при этом иметь! Я часто задумываюсь над тем, сколько еще полезных качеств растеряло человечество в процессе эволюции. Когда-то люди хладнокровно рубили друг друга на куски и умывались вражеской кровью, а мы впадаем в безумие оттого, что не можем выйти из дома или определить персон-маркер собеседника. Человечество отдалилось от своей природы, капитан. И отдалилось весьма сильно. Мы научились очень достойно жить, но одновременно разучились выживать. Это плохо. Того, кого взрастили в раю, ад убьет одним своим видом.
– Ну вы-то, дядя Наум, и в аду прекрасно устроились, – заметил я. – Едите жареных курочек и попиваете горячий кофе. Маленький островок рая посреди адского хаоса. А вот я со всем своим самообладанием, чтобы не умереть с голоду, вынужден довольствоваться вашим гостеприимством. Так кто же из нас более приспособлен к жизни?
– Вы таки всерьез убеждены, что видите за окном ад? – ответил вопросом на вопрос Наум Исаакович и снова помрачнел. – Падающие здания, дым на горизонте и паника на улицах навели вас на подобные мысли? Молодой человек, уверяю вас: это еще не ад и даже не чистилище. Это пока лишь порог райских врат, где отвергнутые души остаются ни с чем. Ад ожидает нас впереди. Разумеется, если наша ситуация не выправится в ближайшие дни. Иначе… Вы себе представляете, как изменится мир уже через месяц? А через год?
– Но что же все-таки конкретно произошло, дядя Наум? – вернулся я к оставленной нами теме. – Генераторы конденс-поля в порядке, следовательно, основа основ нашего мира на месте. Одна причина отпадает. Может быть, все дело в контролерах? Что-нибудь вроде массового невыхода на работу. Знаете, как в древности, когда требовалось выразить протест или еще какое недовольство…
– Да, история знавала подобные катаклизмы, которые порой приводили к тяжким последствиям. Однако… – Наум Исаакович поморщился. – Ваша логичная на первый взгляд версия лишена главного. В ней есть только следствия, но нет причины. Назовите мне причину, по которой современный контролер должен учинять забастовку? Чем он может быть недоволен? Трехчасовым рабочим днем? Четырехдневной рабочей неделей? Изматывающим трудом? Недостойным жалованьем? Выходом в отставку в тридцать лет, когда у него еще вся жизнь впереди? Нет, конечно, недовольные Службой имеются и в наше время, но вряд ли их недовольство обретет когда-либо массовый характер. Наши забастовщики – это фиаскеры-одиночки на фоне многомиллиардной армии законопослушных контролеров, презирающих лентяев. Но если вы таки настаиваете, чтобы дядя Наум дал вам самую правдоподобную причину кризиса, я попробую. Кэрри, милая, среди вас, молодых, еще гуляет легенда о Синем Экране Смерти или она давно не популярна?
– Гуляет, папа, – ответила Каролина. – Не сказать, что она особо популярна, но по крайней мере молодым контролерам ее пока рассказывают.
– Синий Экран Смерти? – переспросил я. – Никогда не слышал такую легенду. Хотя среди реалеров тоже ходит много подобной чепухи: призраки старых полигонов, проклятое оружие, плохие знамения перед турниром… А что за Синий Экран?
– Очень древняя история… – Наум Исаакович откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы на животе. – Заря современной цивилизации, первые примитивные модули – носители искусственного интеллекта. Общаться с ними было тяжело и неудобно – очень уж медленно они работали. Только-только появился прообраз «Серебряных Врат», который был лишь небольшим пакетом рабочих и контрольных программ, что вручную устанавливались непосредственно на каждый модуль. Тогда никто еще не отождествлял «Врата» с Единым Информационным Пространством, которому на самом деле в те годы было уже больше века. Да и Единым его не называли – оно дробилось на множество видов связи, существующих параллельно и подчиненных разным ведомствам.
– Представляю, какой хаос творился тогда в виртомире, – заметил я.
– Не то слово, молодой человек, – кивнул Кауфман. – Существовали даже такие понятия, как информационные войны и киберпреступность. Это уже потом, после всеобщего упразднения границ, «Вратам» привили мощный искусственный интеллект. Они перестали быть бездушной операционной системой и превратились в несокрушимые «Серебряные Врата» – первого помощника человека во всем, передатчика информации и хранителя мировых знаний. Создатели «Серебряных Врат» обрели такое влияние, что смогли монополизировать Пространство, обратить его в Единое и в кои-то веки навести там порядок. Но на закате эры Сепаратизма, когда несовершенные модули с несовершенным искусственным интеллектом оперировались столь же несовершенными «Вратами», строптивость машин была явлением повсеместным и привычным. Сейчас уже никто не скажет вам, что доподлинно означает Синий Экран Смерти. Известно одно – тот, кто видел его перед глазами, имел дело с мертвым оборудованием. Синий Экран был этаким предсмертным вздохом наделенного искусственным интеллектом модуля и воспринимался древним контролером как катастрофа.
– Когда я только поступила на Службу, – продолжила за отцом Кэрри, – старшие коллеги рассказали мне, что, согласно старому преданию, в день наступления Конца Света пикры на терминалах контролеров будут светиться синим огнем. Якобы именно поэтому мы испокон веков носим форму красного цвета и не держим возле терминала синих вещей – мол, незачем вгонять искусственный интеллект «Серебряных Врат» в траурное настроение. По той же причине контролеры не произносят на Службе слово «синий», а ругательства наподобие «да гори оно синим пламенем» не рекомендуется употреблять даже в мыслях. Таковы неписаные правила, с которыми у нас знакомят всех новичков. Абсурд, конечно, но… прочно укоренившийся и переросший в традицию.
– Любопытная сказка, – заметил я с горькой усмешкой. – Жаль, нельзя проверить, правдива она или нет. Только почему эта легенда кажется вам самой логичной, дядя Наум? Вы не видели причины в моей теории, а я не вижу в вашей. Отказ систем жизнеобеспечения, Транс-сети, «Серебряных Врат»… С чего бы вдруг терминалам контролеров загораться синим пламенем?
– А вы таки вспомните, о чем вы с вами только что говорили: редчайшее стечение неприятных обстоятельств. Каскад причин, порождающий лавину следствий. При всем совершенстве отладочной подсистемы «Контральто Д» нашелся-таки и для ее зубов крепкий орешек. Не справлявшиеся с проблемой древние модули капитулировали, выбрасывая в таких случаях белый флаг – Синий Экран. «Серебряные Врата» поступили в аналогичной ситуации сообразно своему предку. В сущности, такое их поведение вполне логично. Как в природе – от мощного стресса организм впадает в кому. Что-то послужило для виртомира сильным источником раздражения, что и вызвало у него подобную защитную реакцию. Но меня больше волнует другой вопрос: помнят ли приемы экстренной реанимации те, кто веками только и делал, что стучал пострадавшего по спине? Вот тут я, молодой человек, жутко сомневаюсь…
Первая ночь, проведенная мной в Жестоком Новом Мире, выдалась бессонной. Я ворочался на кровати, которая впервые казалась мне такой жесткой и неуютной. Из разбитого окна тянуло холодом и страхом. От холода спасал теплый плед, а вот от страха спасения не было. Глядя на луну, взошедшую над погруженным во мрак миром, я испытал натуральное звериное желание завыть от тоски – во весь голос, протяжно и жалобно. И наверняка завыл бы, наплевав на все приличия, если бы не открытые окна в доме Кауфманов – моих новых добрых знакомых, у которых я провел весь день и даже разрешил им уговорить себя остаться на ужин.
