Алексей Колентьев - Тени чёрного пламени
– Идти можешь?
Тот только кивнул, на обмотанном бинтами лице я видел только один серый глаз и краешек обожженного рта. Не задаваясь больше вопросами о том, каков смысл в перемещении людей из одной потенциальной могилы в другую, я помог альфовцу дойти до подъезда, где его тут же подхватили Петря с Николой.
Та-та-ат-тах! Та-та-тах!
С четвертого этажа ударил пулемет Гуревича, и я сразу же посмотрел в сторону дороги. И зрелище было не из приятных. К дому на бешеной скорости мчалась скачками стая сфинксов. Вскинув автомат к плечу и глядя в прорезь прицела, удалось насчитать восемь голов. Прибежали возницы и оба охранника. Первые кинулись распрягать лошадей, хотя двери подъезда вряд ли выдержат напор стаи, но провести животных на второй этаж вполне реально. Стах пытался вызвать проводника, но тот молчал, все еще находясь в ступоре от увиденного. У каждого есть свой предел, его струна оборвалась в самый неподходящий момент.
– Антон Константиныч… уводите всех в дом, я их придержу!..
Это Гуревич, не отрываясь от пулемета, пытался взять ситуацию под контроль, хотя никто не знает, как воевать с самым быстрым зверем Зоны, от которого раньше все только убегали. Мне тоже было пока неясно, что делать. Еще раз взглянув на несущуюся во весь опор стаю, я невольно залюбовался этим табуном. Черт! А вот, кажется, и решение!.. Вынув из подсумка осколочный выстрел, я вложил гранату в дуло и, удовлетворившись знакомым щелчком, оглянулся на застывших в ожидании напарников:
– Идите на третий этаж, станьте у окон и начинайте стрелять, как скажу. Быстро парни, очень быстро.
Мои слова будто разбудили обоих, так скоро они скрылись в подъезде.
Вызвав Гуревича, я сказал, уже переходя на бег и направляясь к съезду с дороги, по которой мы приехали сюда:
– Сержант, перестань стрелять, ты их только разозлишь.
– Но…
– Послушай, есть одна идея. Но ты должен перестать стрелять, хорошо?
Вместо ответа пулемет замолчал. Стая приближалась очень быстро, и я встал у сваленных в кучу обломков столбов освещения. Три или четыре обломка образовывали неправильный полукруг, и я встал внутрь, надеясь, что план сработает. Время вдруг тоже обрело обычную в бою плотность, все движения не успевали за мыслью. Казалось, что воздух превратился в густой кисель и предметы потеряли былую четкость, все распалось на оттенки черного и белого. Получилось так, что стая шла параллельно дороге справа от места, где я сейчас сидел. Передвинув прицел гранатомета на сто метров и надежно уперев приклад в плечо, я поймал серовато-черный клубок, каким виделась сейчас стая, и выстрелил. Автомат привычно дернуло, отдало в плечо и руки. Но прицел почти не шелохнулся. Не отрывая взгляда от все еще движущейся массы, я перезарядил гранатомет и снова выстрелил, но на этот раз с еще большим упреждением. Расстояние все же приличное, и разрывы послышались как резкие глухие хлопки. Первый разрыв ушел в самый центр стаи, сбив с ритма крупную зверюгу размером с полугодовалого теленка. Сфинкс кувыркнулся через голову и попал под ноги бегущим сзади, а те сбили в полете передних. Строй распался, звери на полном ходу завертелись на месте, сбиваясь в кучу. И в этот миг вторая граната опять угодила в середину образовавшейся свалки. Не давая им опомниться и перекрывая визг раненых животных, я высунулся из-за укрытия и открыл огонь по мечущимся в припадке боли зверям.
Что есть силы вжав тангенту рации, я почти прокричал:
– Гуревич, огонь! Парни, ко мне!..
Автомат – это, конечно, не ружье и предназначен для двуногого зверя. Однако же если знать, куда стрелять, а за шкурой вы не гонитесь, то убить из него можно любого, у кого течет кровь, есть сердце, мозг и легкие. Троих сфинксов серьезно зацепило осколками гранат, остальные были контужены ударной волной, и поэтому, не обращая внимания на былую цель, звери сцепились между собой. Я выцелил голову вожака, терзавшего горло сородича, и тремя короткими очередями снес зверю верхушку черепа. Потом запятнал еще двоих, но дальше заработал пулемет сержанта, и от дома подоспели Стах с Джеем. Дальнейшее напоминало уже бойню: все восемь зверюг через пару минут были либо убиты, либо смертельно ранены. Вскоре охранники и начальник обоза уже ходили меж застывших туш, вырезая трофеи. Когти, зубы и особенно печень сфинксов высоко ценилась перекупщиками. Многие из старателей носили при себе контейнер со встроенным в него артефактом «бодяга». Этот серый, непонятного происхождения камень генерировал нуль-энтропийное поле, проще говоря, на несколько дней замедлял разложение. Продукты и особо ценные части тел мутантов практически не портились. Я как раз приметил у охранников один такой контейнер, видимо всегда возимый с собой про всякий случай.
Адреналин еще не схлынул, я озирался по сторонам, ища новые цели. Руки сами собой перезарядили автомат, выбив пустой «рог» на землю, щелкнул фиксатор подствольника, новый выстрел уже в стволе. Но вокруг опять было тихо, лишь слышались предсмертные хрипы добиваемых зверей. Я разрядил гранатомет, убрав неиспользованный выстрел в подсумок, и перевел дух. В спертом воздухе аномалии витал тяжелый запах крови и внутренностей. Присев тут же на обломок столба, сдернул с головы «душегубку» и отер ею липкий горячий пот. Подошедший Гуревич смотрел на меня с нескрываемым восхищением, в руках у него был окровавленный нож и связка нанизанных на проволочный кукан звериных когтей.
– Антон Константиныч! Мы… вы… справились. Как?!.
Во рту пересохло, но лень было достать мундштук поилки, поэтому ответить получилось только вполголоса:
– Табун…
– Что? Извините, я не понял.
– Когда-то давно я был знаком с одним парнем из Монголии. Он рассказывал, что взбесившихся лошадей можно остановить, если сбить одну во время скачки в табуне. Остальные запаникуют, и тогда ловить их легче.
Улыбка медленно сползла с лица сержанта. Он сложил дважды два и осознал: только что мы просто испытали Судьбу, даже не имея верных полшанса из тысячи, и нам сказочно подфартило. Опережая любые вопросы и возражения, я поднялся и пошел в сторону дома, руки вдруг начали мелко подрагивать, не хотелось, чтобы это кто-нибудь заметил. Успокоив девушку-фельдшера и повидав свернувшегося на матрасе в углу Семена, я поднялся на четвертый этаж и тоже сел, выбрав позицию, обращенную на юго-восток, туда, где все еще полыхало мертвенно-синее зарево неизвестного происхождения. Как я и надеялся, ни излучение, ни ударная волна внутрь «банки» не прошли. Сфинксы знали это, страх гнал животных в единственное безопасное место, и они пошли, позабыв об осторожности и тем более не предполагая, что их место уже занято. Безумие забило инстинкты, только это и некий элемент неожиданности позволили нам одолеть непобедимых до сей поры хищников. Раньше они попадали в руки ученых или простых бродяг только мертвыми, трупы объедали мелкие грызуны, наконец, они просто гнили. Теперь же, если мы опять же дойдем до Кордона, оба охранника и сержант могут вернуться домой обеспеченными людьми. Я трофеев не срезал, ожерелий из когтей душа почему-то не принимала. Опять накатило это неизбывное чувство равнодушия, хотелось просто вот так сидеть и любоваться дуговыми всполохами зарниц на горизонте.
Снова возникло ощущение паучьей сети, медленно сжимавшейся, режущей тело. Кровь вперемешку с холодным потом заливает лицо, и я вижу, как Охотник и Ждущий выводят причудливые па своего последнего танца смерти. Вот паук блокировал выпад когтистой руки, длинные лезвия высекли искры из его брони. Нити паутины режут лицо, кровь залила глаза, и я не вижу ничего, кроме размытых фигур побратима и Ждущего. Плевать на все, Даша где-то рядом. Нужно предупредить…
– Даша, беги! Беги в деревню!..
Послышались приглушенные хлопки, паук дергается и всей тушей разворачивается в другую сторону, заслоняя от меня стрелка. И вот знакомые и от этого еще более громкие щелчки бойка. Патронов больше нет.
– А-ах!..
Это даже не крик, просто бессильный вздох. Но оттого, что я узнаю голос, он становится таким громким, что, кроме него, я больше ничего не в состоянии слышать. Паутина опадает, рассыпается в тлен, и что есть силы я бегу на голос, потому что почти ничего не вижу. Кровь липкой пленкой залепила веки, их с трудом удается разлепить. Мельком вижу придавленного тушей паука Охотника. Побратим, собрав последние силы, раскроил паука от головы до закованного в броню брюха. Но сделал он это, уже будучи мертвым, его желтые глаза погасли, жизнь оставила их. Шатаясь от кровопотери и непонятного жжения в ранах, я вижу девушку. Охотник сумел заслонить ее своим телом, но было уже поздно. Два удара острыми навершиями паучьих лап пробили легкое, но второй не достиг цели, попав чуть ниже сердца.
Какая она легкая, тело словно бы совсем ничего не весит!.. Короткие волосы падают на лицо, я трясущейся рукой силюсь их убрать, кровь капает с пальцев ей на ресницы, глаза открываются.
