Андрей Ливадный - Спираль
Сила, которая еще долгое время будет оставаться за кадром исторических событий…
* * *Хабор.
Окраина космопорта.
Десять лет назад.
Туман никак не хотел рассеиваться окончательно, хотя солнце Хабора уже взошло и его лучи начали проникать в естественную котловину, окольцованную горными образованиями.
Блуждая в клочьях тумана, Антон потерял счет минутам; рыхлый песок и желтоватая мгла истощили его моральные и физические силы, повсюду он видел следы жестокого боя, ноги гудели от постоянной борьбы с коварно осыпающимся песком, а разум отказывался верить в то, что выхватывал взгляд.
Разгром. Это был разгром. На протяжении километра ему попалось пять сожженных шагающих серв-машин, среди которых оказался один «Фалангер» — шестидесятитонный исполин, несущий на себе ракетное вооружение, способное стереть с лица земли небольшой городок…
Покореженные бронескафандры он уже не считал, на это не оставалось моральных сил.
На окраину стартопосадочных полей космопорта он вышел, ориентируясь по звукам внезапно вспыхнувшей стрельбы, даже не задумываясь, что за двадцать минут, которые прошли с момента высадки, он прожил целую жизнь…
В его голове было единственное желание, которое пересиливало все иные заботы и мысли: он хотел выйти к своим, увидеть хоть одного живого бойца…
…На краю стеклобетонного поля, имевшего вид пятисотметровой вогнутой чаши, ютилось несколько складских помещений. Между ними высилось здание диспетчерской башни…
В тот момент, когда Антон поднялся на гребень пограничной дюны, песчаный язык которой, лениво шурша, стекал на уложенный руками людей стеклобетон, автоматный огонь вспыхнул с новой силой.
Он невольно пригнулся, когда над головой взвизгнул рикошет. Было абсолютно непонятно, кто и с кем вступил в огневой контакт: звук стрельбы шел со всех сторон, то утихая на несколько секунд, то вспыхивая вновь… Клочья рассеивающегося тумана ограничивали видимость, искажали направление звука, и тогда Полынин решил двигаться к группе приземистых зданий, в надежде, что разберется на месте.
Метров с пятидесяти он заметил фигуры в боевой экипировке, которые, пригибаясь, двигались вдоль невысокого бетонного ограждения в сторону диспетчерской башни.
Антон бросился к ним. Его радость была неистовой, щемящей, восторженной, он на миг даже устыдился этого чувства — как можно испытывать нечто подобное, когда твои товарищи мертвы? — но его душа уже неуловимо изменилась за те двадцать минут, пока он блуждал в тумане среди страшных свидетельств разгрома первой и второй механизированной волны десанта.
Связь не работала, и потому он просто закричал:
— Ребята, подождите!
Разномастная группа, собранная из бойцов различных подразделений, среди которых действительно было пять или шесть десантников, в этот момент залегла, прижатая огнем. Теперь Антон видел — бьют с верхних этажей башни диспетчерского контроля.
Низкий бетонный забор, призванный отделить одну складскую площадь от другой, не позволял выпрямиться, за ним можно было укрыться только сидя на корточках. Один из бойцов, услышав крик Полынина, обернулся и тут же красноречиво замахал ему рукой, давай, рывком, не останавливаясь, сюда…
Он и так бежал что есть сил.
С башни диспетчерского контроля заметили его и перенесли огонь на одинокую фигуру десантника, пытающегося пересечь открытое пространство.
Очередь впилась в землю, поднимая полуметровые султаны в двух шагах от задыхающегося Полынина. Не выдержав, он упал, машинально перекатился и вдруг понял: нет сил, чтобы снова вскочить и бежать, тело, налитое свинцом, хотело одного — врасти в этот стеклобетон, слиться с ним…
К пулеметному огню присоединились несколько автоматов, затем в общий хор включилась импульсная винтовка: титановые шарики, выпущенные из «ИМ-12», высекали искры, оставляя конические ямки в стеклобетоне, остальные пули не испарялись, как титан, а уходили в рикошет с характерным визгом, — разнокалиберная смерть плясала вокруг, ярилась, глумясь над распластавшимся телом…
— Сюда давай! — заорал один из бойцов. — Не останавливайся, снайпер прибьет!
Видя, что Антон растерялся и пытается лишь плотнее вжаться в бетон, он выругался и коротко попросил:
— Прикройте!
Четверо десантников привстали, открыв ураганный огонь по проемам окон верхнего этажа диспетчерской башни, а боец рывком преодолел десяток метров, схватил Полынина за лямку разгрузки и бесцеремонно поволок назад, под прикрытие низенького забора, заставляя ошалевшего Антона машинально переставлять ноги.
Плюхнувшись под забор, боец шумно выдохнул.
— Жить надоело? — покосившись на Полынина, спросил он. Заметив, что Антона трясет, боец безнадежно махнул рукой и вдруг хлопнул его по плечу, осведомившись с беззлобной дружеской непосредственностью, будто не рисковал секунду назад своей жизнью ради этого трясущегося увальня:
— Курить есть?
Голова у Полынина горела как в огне. Он едва ли воспринимал обращенные к нему слова, разуму казалось, что смерть по-прежнему рвет, кромсает мерзлый стеклобетон вокруг беспомощного тела. Губы тряслись, и было неистовое желание зажать их руками…
— Курить есть, балда? — Спасший его боец в форме сержанта бронепехоты повторил свой вопрос, постучав согнутыми костяшками пальцев по шлему Полынина.
— Есть… — Антон непослушными пальцами расстегнул клапан экипировки, достав пачку сигарет. К нему тотчас потянулись руки. Полынин смотрел на лица окруживших его бойцов, все еще плохо соображая, что это происходит с ним наяву… а они уже пустили пачку по кругу, сосредоточенно прикуривали, обмениваясь короткими репликами:
— Броню вызывать надо. Без поддержки не пройдем. Там метров триста голого бетона, покрошат…
— Да вызывал уже.
— Пару выстрелов для подствольника бы сейчас…
— А вон, у бойца спроси. Слышь, ты еще полный? — Антон понял, что вопрос адресован ему.
— Да. У меня есть. — Он расстегнул магнитную липучку, и сбоку на разгрузке открылась длинная прорезь подсумка, в ячейках которого тупо блестели головки гранатометных выстрелов.
— Живем! — К нему протянулось сразу несколько рук. — Давай, десантура, не жадничай.
У Антона не хватило духа протестовать, он отдал шесть гранат из десяти имевшихся в нетронутом боекомплекте.
— Свой мужик. Жить будешь, — констатировал тот боец, который выволок его минуту назад из-под огня. — Сытников Павел, можно просто Паша… — Он весело блеснул белозубой улыбкой. Его усталое лицо покрывала копоть, бронежилет в нескольких местах был порван осколками: глубокие борозды тянулись по ромбовидным пластинам из металлокевлара, словно его полоснул трехпалой лапой неведомый монстр.
— Зови его Мороком. Он у нас контуженный. Снарядом задело, когда выбирался из бронескафандра. Глюки теперь ловит, — беззлобно пошутил кто-то из бойцов. — Тебя-то как зовут?
— Антон… Полынин. Четвертый десантный взвод…
Он с трудом выдавил последнюю фразу.
— А где твой взвод?
Муть в глазах. Предательская влага, как говорят, недостойная мужчин. Пусть говорят. Значит, не были на войне, не видели, как плачут мужики…
— Положили всех, — пересилив себя, ответил Антон. — Прямо в рампе, при высадке. Модуль подбили.
— Хреново… — раздался сбоку хриплый и злой голос. — Вот и нас тоже встретили. Знали они, что мы будем высаживаться. Знали суки. Сдал нас кто-то.
— Уточни, где вы высаживались? — внезапно раздался четко сформулированный вопрос.
Антон обернулся. Оказывается, среди бойцов был офицер. Галактлейтенант, бронепехота, судя по знакам различия. Выглядел он так же, как все остальные бойцы, — грязный, осунувшийся, прокопченный, но не потерявший чувства злого оптимизма, который читался в его глазах…
Антон машинально попытался отрапортовать, но лейтенант остановил его:
— Не дергайся. — Он жестом остановил Полынина. — И не вздумай вскакивать, оставь, потом где-нибудь на палубном плацу, может, и встретимся… — Он невесело усмехнулся. — Так где вас накрыли?
— В двух километрах отсюда. У меня повредило электронику, расстояние приблизительное…
— Понятно… Сам-то как выбрался? — Лейтенант испытующе посмотрел на Полынина.
— Повезло, — скупо ответил Антон. — Высаживался одним из первых, успел уйти в сторону, на позицию. Увидел термальные всплески, открыл огонь, одного точно свалил, а остальные… — он опять почувствовал спазм в горле, — много их было… — Антон проглотил удушливый комок и внезапно для себя заговорил взахлеб: — Они наших… прямо в рампе… Я на связь, по телеметрии, а на мониторах только: мертв… мертв… мертв… Испугался. Начал отходить, когда орудия модуля замолчали. Потом пуля попала в шлем, срезало антенны. Они раздевали наших, я видел одного в окровавленной разгрузке…
