Юрий Корчевский - Асы. «Сталинские соколы» из будущего

М-да, когда же бортмеханик спит?

Иван встал, размял затекшие мышцы, умылся. Прошел к столу, поел холодного супа, макароны по-флотски, запил все это жиденьким чаем. Зато увидел на куске хлеба – белого! – кусочек масла.

Он не успел доесть, как снаружи послышались звуки музыки.

Иван пробыл на войне год и два месяца, но музыку слышал впервые. Нет, конечно, когда он слушал по радио сводки Совинформбюро, передавали песню «Вставай, страна огромная…». Как-то раз духовой оркестр играл «Прощание славянки» – это в Ваенге было. А тут – вальс «На сопках Маньчжурии».

Иван вышел из дома, как был, в нательной рубахе и кальсонах, потому как ни одной женщины он здесь ранее не видел. И попал впросак: за углом дома, на табуретке, стоял патефон. Там же были девушки, молодые женщины – аж четверо. Они разбились на две пары и кружились в танце. Все в форме – юбках, гимнастерках, сапогах. А тут – явление Христа народу, Иван в исподнем. Немая сцена!

Женщины перестали танцевать.

– Вот и кавалер, девчата!

– Хоть бы ремень надел, а то кальсоны спадут!

– И хорошо! Поглядим, если есть на что!

Они бы еще продолжили подначивать Ивана и насмехаться над ним, да он не дослушал и опрометью кинулся в дом. Оделся-обулся по форме, но, чувствуя некую неловкость, стыд, выйти не смог, щеки полыхали огнем.

В комнату вошел Илья:

– Чего сиднем сидишь? Сегодня полетов не будет. К девушкам шел бы, потанцевал…

– Откуда тут женскому полу взяться?

– Так летчицы же! Экипаж Ли-2, рядом с нами на стоянке стоит.

– Весь экипаж женский?

– А ты не знал?

– Так они и в немецкий тыл летают?

– Так же, наравне с мужиками. А командиром у них боевитая такая, палец в рот не клади. До войны на пассажирских самолетах летала, в гражданском флоте. А остальные – кто откуда. Второй пилот летчиком-инструктором была, Галиной зовут, бортмеханик – Ирина Мячина, курсы в Горьком закончила. Олеся, борт-стрелок, – из-под Харь-кова.

– Ты, как я посмотрю, со всеми знаком.

– А то! Да ведь они в соседней комнате квартируют. Так что не удивляйся, ежели на веревке за домом белье женское увидишь после стирки.

– Белья не видел. Музыку услышал и вышел, как был, – в исподнем. Обсмеяли только.

– А ты не ходи как чучело.

– Так предупреждать надо!

– И клинья не подбивай. Нюра, командир ихний, за девчатами как мамаша смотрит. В случае чего и в глаз засветить может, были прецеденты.

– И в мыслях не было! – помотал головой Иван.

– Правильно. Девкам-то на войне тяжелее, чем нам. А тут еще каждый норовит под юбку заглянуть. А сходить потанцевать можно, не возбраняется.

Но Иван не пошел, а открыл окно и стал слушать музыку. Господи, как, оказывается, давно он ее не слушал! Увлекался раньше роком, Макаревича слушал, Шевчука, Цоя, а о вальсах-мазурках слышать не хотел. А тут услышал вальс, и сердце растаяло, душа музыки запросила. Да не Цоя или Гребенщикова, а напевное что-нибудь, вроде «Вьется в тесной печурке огонь…».

Патефон смолк, и девушки начали петь. Голоса у них были хорошие, звонкие. Спели «Синий платочек», потом уже военную, про танкистов – «Моторы пламенем объяты, а башню лижут языки…».

Иван слушал-слушал и потихоньку сам начал им подпевать.

Вдруг снаружи раздался голос:

– Что же это вы один сиднем сидите? Голос у вас хороший, присоединяйтесь.

В окно заглянула девушка, одна из тех, кто танцевал вальс.

Иван смутился и замолчал. Он зачастую пел у себя раньше, в свое время. Пел в полете, когда летал один – на штурмовике, возвращаясь с задания. А вот в «Бостоне» молчал, не один в салоне был.

– Меня Ириной зовут, – представилась де-вушка.

– Скворцов Алексей, старшина! – Иван встал в полный рост.

Девушка засмеялась:

– Фу, как официально! Мы не в строю.

Ивану было неудобно за выход в кальсонах, и он подумал, что, если выйдет сейчас, его снова засмеют.

Но девушка не отставала:

– А вы какие песни знаете?

– Военные, какие же еще? Я на войну с института попал, со второго курса, – начал Иван и тут же, как говорится, прикусил язык. Не стоит о себе рассказывать. Ведь старшина Скворцов в институте не учился, как бы не спалиться.

– Я до войны тоже училась, в библиотечном техникуме. Я горьковчанка. А вы новенький? Я раньше вас не видела.

– Раньше меня здесь не было. Я на Севере служил, на американских «Бостонах» летал. Когда сбили, сюда направили, в ЗАП. Тут меня капитан присмотрел, сказал – у второго пилота язва открылась, в госпитале он.

– На Севере? Ой, как интересно! Только страшно.

– Война везде одинакова.

– А если над морем собьют?

– Нас и сбили над морем. Бортстрелка еще в воздухе с «худого» расстреляли, а мы со штурма-ном выпрыгнули. Он в воде замерз, буквально несколько минут помощи не дождался. А я – вот он.

– Насмерть замерз? – поразилась девушка.

– Ну да. При тех температурах человек может продержаться в воде минут пятнадцать-двадцать, и все.

– Вам повезло.

– Наша подлодка рядом всплыла, случайно, для подзарядки аккумуляторов. Меня на палубу подняли. Немного припоздали бы – и все, конец.

– Ужас какой! Над землей летать лучше.

– Лучше, не спорю. Я службу подводников вблизи, изнутри увидел. Вот где сложно! Я на Ил-2, на «Бостоне» возвращался: на одном двигателе, фюзеляж в дырах – но до аэродрома дотягивал. А представь себе подлодку! Глубинная бомба рядом разорвется – и весь экипаж гибнет. Там парашютов нет. Вот кто герои!

– А у вас почему наград нет? – полюбопытствовала Ирина.

– Не сподобился. На штурмовиках летал – в госпиталь попал. На «Бостонах» – сбили, в ЗАП отправили. А для начальства с глаз долой – из сердца вон. Не исключено – не лучше других летал, потому и не отметили.

– Обидно?

– Нет, я обиды не держу. Не за награды воюю – за страну.

– Я тоже добровольно пошла – на курсы. Хотела в снайперы – не взяли, на медсестру опоздала, курсы уже половину программы прошли.

Из-за окна, совсем рядом раздался голос – женский, властный:

– Ирина, вот ты где. Опять кавалера нашла?

– И поговорить нельзя! – Ирина насупилась. – До свиданья, увидимся еще.

Девушка ушла. Сколько их таких – милых, домашних, не изведавших любви – воюют сейчас на фронтах и в партизанских отрядах? Обидно и жалко, что не все вернутся домой. Ладно – мужчины, это их святая обязанность – защищать дом, семью, страну.

Вечером в комнате собрался весь экипаж. Командир выглядел сумрачным. Он разостлал на столе полетную карту, что-то измерял курвиметром и вздыхал. Экипаж его не беспокоил, человек занят подготовкой к полетам.