Время жить. Сопряжение миров - Мила и Виктор Тарнавские
Нет, этот опыт не может быть бесполезным. Человечество уже открыло для себя звезды. Как бы ни ворчали ретрограды, но оно больше не замкнется снова в своей раковине, словно улитка. Даже если Первая Звездная не найдет ничего интересного на планетах Хары, люди все равно на этом не остановятся. Будут новые экспедиции, новые корабли, а значит, им понадобятся новые двигатели…
Да, ему известны результаты опросов общественного мнения и дискуссий в инфорсети. Но кому как ни вам, герр корреспондент, должно быть известно, какими переменчивыми могут быть настроения? Человек земной неизбежно станет человеком космическим. Может быть, именно в этом и заключается божий промысел, на который так любят ссылаться противники продолжения космических исследований…
Возможно, будь я настоящим Константином Пашкевичем, уроженцем конца двадцать второго века, я бы ему аплодировал.
Но я-то родился в двадцатом! И слишком привык к тому, что за громкими словами и напыщенными манифестами всегда скрываются чьи-то конкретные корыстные интересы. Марк Брайтон открывал для человечества звезды, его двоюродный брат делал на этом бизнес… А за ними ощущалась рука кого-то третьего, преследующего какие-то свои цели…
От невеселых мыслей мне помог отвлечься вид на обзорном экране. Как и говорил Лёшка Лобанов, далеко впереди по курсу самолета появилась светло-оранжевая черта. Она на глазах расширялась, становилась все ярче и красочнее, затем посветлела, внезапно развернулась во все небо, а чуть сбоку, на западе, из-за далекого края земли выставило свой ослепительный диск солнце. Поднявшись в воздух поздно вечером, мы догнали зарю и должны были прибыть на место еще до заката. Всего за два часа мы преодолели треть окружности Земного шара на нашей широте и заходили на посадку на дальнем краю Американского континента, почти на старой границе с некогда независимой Калифорнией.
Аэродром Неллис, на который мы прибыли, оказался неожиданно большим. Казалось, он занимал всю обширную и очень плоскую равнину, протянувшуюся до желтовато-бурых голых склонов невысоких гор, окружавших ее неровной дугой. Широкие и оттого казавшиеся низкими ангары отбрасывали длинные тени в свете заходящего солнца. Забетонированные полосы и площадки практически не оставляли места для голой, серо-песчаного цвета, бесплодной земли.
Вокруг были видны десятки летательных аппаратов – дозвуковых пассажирских лайнеров и авиеток, грузовых дирижаблей с двигателями на водородных топливных элементах, гиперзвуковиков, уже водруженных на спины массивных носителей. Та часть меня, что представляла собой слепок личности Константина, немедленно определила, что некоторые из этих аппаратов имеют военное назначение и представляют собой многоцелевые ударные бомбардировщики типа Global Strike.
Все вокруг было блеклым, серым или металлически-блестящим, и только в одной стороне были заметны яркие пятна зелени. Там, в промежутке между горными грядами, на фоне закатного неба виднелись высокие башни небоскребов Лас-Вегаса, до которого было не больше двадцати километров. В отличие от Москвы, где предпочитали плавные криволинейные поверхности, в Америке по-прежнему сохраняли верность традиционной угловатой четкости форм.
И как вы думаете, с чего началось наше пребывание на американской земле?! С пресс-конференции!
Если в прежние времена американцы испытывали прямо-таки религиозное преклонение перед понятием свободы, то сейчас они были буквально помешаны на идее свободы информации. Считалось, что в этой стране совершенно невозможно сохранять какие-либо секреты, и будь я действительно настоящим Константином, а не пришельцем из прошлого, я бы наверняка отнесся с куда большим сомнением к словам Ивана Александровича.
Причем, в Штатах одновременно действовали очень жесткие законы по охране личного пространства, того самого «прайвеси». Как американцы ухитрялись проводить черту между этими двумя противоположными установками, знали, наверное, только они сами.
Так или иначе, в обширном ангаре с высоким потолком, превращенном в импровизированный пресс-центр, собралось, наверное, с полтысячи репортеров, представлявших все возможные национальные и расовые типы – от рыжеволосых веснушчатых ирландцев до китайцев и чернокожих. Америка и в двадцать третьем веке продолжала оставаться самым многонациональным государством мира.
Интересно, что и в нашем, и в дублирующем экипаже все представители США были белыми, хоть и не обязательно WASPами. Возможно, двести лет назад в их число обязательно включили бы представителей национальных (и не будем говорить, каких еще) меньшинств, однако в современной Америке слово «политкорректность» было давно и прочно забыто. Его даже уже не считали ругательством.
Зато умению сделать шоу из любого события американцы отнюдь не разучились. Нас вывели на высокую сцену, залитую яркими лучами разноцветных прожекторов, и ведущая – красивая темнокожая женщина в переливающемся блестками длинном платье – начала представлять каждого собравшейся публике.
– Начальник экспедиции Марк Брайтон! Соединенные! Штаты! Америки!
Гром аплодисментов. Марк делает шаг вперед.
Сейчас он без очков-инфора и поэтому совершенно не похож на профессора Селезнева. Лицо бесстрастно-отмороженное. Да, не умеет Марк улыбаться широкой американской улыбкой, не умеет… И вообще, как и все мы, человек достаточно замкнутый. Даже странно, как ему так долго удавалось играть роль публичной персоны?
– Капитан звездного корабля «Одиссей» (а звучит-то «Starship Odysseus», почти как «Enterprise») Анатолий Коржевский, Евразийский Союз!
Кэп приветственно машет рукой, улыбаясь своей немного страшноватенькой улыбкой. Да, маршал Жуков есть маршал Жуков. Но сегодня он выглядит довольным – не так, конечно, как после взятия Берлина, но после завершения Висло-Одерской операции – точно.
– Первый пилот Константин Пашкевич, Евразийский Союз!
Вот и моя очередь получать аплодисменты. Да, в официальной иерархии я – третий человек на корабле. Извини, Костя, что занял твое место. Я обязательно оправдаю, не подведу!
Делаю шаг назад и возвращаюсь на свое место в шеренге.
За мной представляют всех остальных - второго пилота серьезного японца Мичиёши Симокаву и его соотечественника Кэнджи, инженеров, врача Мартина, научников. Их в нашей экспедиции пятеро. Помимо геолога Сергея Сухины, это астроном француз Ив Рош, астрофизик американец Джон Ханна и биолог Жоаким Альберто Перейра да Силва. Впрочем, так длинно и пышно его никто не называет. Как и все уроженцы солнечной Бразилии, в дополнение к куче имен (то, что назвала ведущая, это сокращенный вариант) он имеет прозвище Брату (уж не знаю, что оно означает, но ни к братьям, ни к браткам явно не
