Чемпион. Второй пояс - Михаил Павлович Игнатов
Вернее, не очень простой, а необычного круглого плетения толщиной в половину мизинца. На жетоне серебряной эмалью на чёрном фоне изображён цзянь. Один в один, как на флаге Ордена.
Магистр уже тише, только для меня добавил:
— Прости. Это, конечно, не более чем пустой символ, а не награда. Прихоть старика, который не может тебе дать ничего ценного для тех мест, куда ты отправляешься. Но раз основной Орден уничтожен, то мне будет приятно знать, что жетон магистра с тобой в Империи. Словно… — голос старика прервался. Справившись с собой, он глухо сказал совсем другое. — Для Ордена наступают тяжёлые времена, а я не уверен, что план Шандри приведёт к успеху. Не хочу, чтобы жетон достался в итоге Дизир.
— Магистр, — я ухватил его за руку. — Вы оставьте эти мысли. Я не самый талантливый, не самый упорный и не самый лучших из молодого поколения. Я лишь удачливый и дерзкий безголовый искатель. Я оставляю вам Виликор, которая уже была комтуром другого Ордена, которая знает и умеет в разы больше, чем я. Уверен, что она намного лучше, чем я, покажет себя в деле управления Орденом.
Магистр кивнул:
— Я услышал тебя.
Страж недовольно напомнил:
— Время. Или я должен держать Путь открытым до ночи?
Магистр стиснул зубы, я же лишь хмыкнул, не став ничего говорить. Кивнул магистру, кивнул Стражу и шагнул, натягивая маску, в овал Пути. И лишь шагнув туда, вспомнил, что по оговоркам Стража этот Путь на «общих основаниях» вёл куда угодно, но явно не в Третий пояс.
Нужно было хотя бы спросить, в какой дыре мне предстоит жить эти его пятьдесят лет.
Эпилог
Бородач Джалат, вцепившись в камень, ограждавший их трибуну, изумлённо наблюдал за тем, что происходило внизу, в центре Арены. Хотя правильней будет сказать, что изумление слабо передавало те эмоции, которые он испытывал. Впрочем, верно и достаточно сильно передать их без площадной брани всё равно бы не вышло.
Сначала орденец невысокой силы, каким ему представлялся Атрий, превратился в личного ученика комтура Ловера, которого многие вольные идущие уважали.
Джалат потом обливался, вспоминая, что эти два придурка, Кирт и Гавал, тут в присутствии ученика Ловера говорили. Особенно, конечно, старался Гавал.
Нет, он, Джалат, разумеется, показал себя достойно, осадил Гавала. Но…
Что-то Джалату стало казаться, что всё это было не более чем игра со стороны Гавала. Особенно если вспомнить ухмылки всей этой троицы. Атрия, Кирта и Гавала.
Стоило ему успокоиться по этому поводу, как Атрий превратился в Римило, затем и вовсе в какого-то Леграда. Безумного, между прочим, парня, который говорил такие вещи, что за меньшее могли стереть в порошок.
Все, правда, считали, что он говорил старшему по Возвышению как обезумевший младший, но теперь, когда Римило всем показал, что он сам Предводитель, Джалат уже не был уверен, что старейшины Гарой могли бы так уж легко стереть его в порошок.
А ещё, Джалат уже совсем не был уверен в том, кто такие его, вроде бы, хорошие знакомые и собутыльники Кирт и Гавал. Они называли Римило-Мясника господином.
Всё ещё находящийся в состоянии полного изумления Джалат повернулся к Кирту и не нашёл ничего умней, чем спросить прямо:
— Да вы кто такие? Тайный отряд комтура Лове… Крх…
Звуки застряли в горле у Джалата, потому что некрасивая женщина, о которой он уже как-то забыл, почему-то стояла рядом с ним и сжимала не руку Кирта, а его плечи. И горло.
В ужасе он услышал над ухом спокойный и негромкий вопрос:
— Брат, мне убить его?
* * *
Кирт улыбнулся и помахал рукой:
— Амма, не пугай Джалата, — едва она отступила от бородача, нажал. — Джалат, ты такое выдумаешь, что нам вечером понадобится десяток кувшинов, чтобы перестать смеяться. Не смеши людей.
Джалат осторожно глотнул, потянулся помять горло, но замер, косясь на женщину. Кивнул:
— Я всё понял. Правда.
— Ну и отлично, — улыбнулся Кирт, а затем, как ни в чём не бывало, сказал. — Давай дальше любоваться, как Римило разносит этих Дизир.
И хотя на губах Кирта улыбка так и осталась, это была лишь маска. Вытянув руку, он дождался, когда сестра снова ухватится за неё, а сам напряжённо думал.
Что это сейчас было? Возможно, он слишком легкомысленно принял слова господина о том, что он должен следить за сестрой? Она сказала, что её учили быть убийцей, но разве её ещё не учили думать? Что за «убить его, брат» в этой полной людей ложе? С другой стороны, никто и не заметил, как она придавила Джалата, никто не услышал, что она сказала. Возможно, сестра отлично знала, как убивать в толпе, но для чего она сделала это так нарочито?
Господин внизу буквально разделал очередного противника, и Кирт перевёл взгляд на сестру.
Амма тоже повернула голову, помедлив, спросила:
— Ты всё равно меня любишь, Кирт?
Он с облегчением выдохнул и покачал головой:
— Конечно, глупая старшая сестра. И не надо больше меня так пугать.
* * *
А в это время на совсем другой трибуне сквозь толпу галдящих зрителей ловко пробиралась мелкая девочка.
Аледо.
Последний ряд тех, кто столпился перед самым парапетом, встал перед ней непреодолимой стеной — уж больно плотно они там набились. Да и если бы даже протолкнулась, толку? Это взрослая ложа и каменное ограждение выше её роста.
Мгновение Аледо размышляла, закусив губу, а затем принялась оглядываться.
Многие месяцы на улице научили её не только чутко понимать, когда можно наглеть, а когда нет, не только отточили уже имевшиеся навыки бегства от наседок-слуг, но и научили кое-что читать по лицам.
Не этот, не этот, не этот…
Вот этот.
Аледо змеёй ввинтилась между парнем с мечом и скуластой женщиной, оказалась вплотную к хмурому здоровяку.
— Дядя!
Тот с недоумением опустил взгляд:
— Чего тебе?
— Дядя, подсадите, пожалуйста, вон туда, — Аледо ткнула пальцем и пожаловалась. — Ничего не видно.
— Кхм.
Здоровяк оглянулся. Аледо указывала на небольшую, каменную полку, скорее даже, выступ на стене, что отделяла одну трибуну от другой. Сидеть на нём бы не вышло ни
