Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин
— Дня два-три и закончим, — сказал Тищенко, возясь на своем месте. — Мне зампотех сказал: наши ночью заново реку форсировали, еще раз немцев окружили. Поупираются фрицы, да и «хенде хох» сделают. Вроде за город прорываться пытались, но куда там. Крепко бьем гада. Точно, скоро закончим.
— Хорошо бы, — отозвался стрелок-радист. — Пусть сдаются, чего тут мудрить. Митрич, чего молчишь? Закончим, а?
— Определенно. Но не сразу, — пробормотал Иванов. — Чуток подзатянется с окончанием. Нужно же еще долги раздать. Но недолго осталось, это верно.
Не хотелось хлопцам настроение портить. Про «закончим» вчера упоминали — Катерина мельком намекнула. Получалось, что месяц войны, никак не меньше. И хрена с два фрицы сдадутся — группировка, отошедшая к морю и Пиллау, сильна, упорно будут огрызаться. И танки немецкие туда ушли. Странным образом именно здесь — в самом Кёнигсберге у фашиста сил оказалось пожиже. Видимо, обманули их наши генералы.
Грац всё разглядывал памятник и гадал, кому же поставили — на короля вообще не похож, худосочный такой, хотя и с шабелюкой. Остальной экипаж посмеивался, выдвигал версии. Митрич болтовню не слушал, тянуло в сон. Стрельба отдалилась — в центральных кварталах среди крепких пяти-шестиэтажных домов дрались вовсю, но это подальше.
Странно оно все складывается. Вот контрразведчики, да та же Катерина — знают много, осведомленные, куда там. А толку? Жизнь все равно полна гадского беспорядка и внезапности. Вон Земляков, пока ехали, кратко рассказал — видел, как из города немецкие танки уходили. Ценное тяжелое вооружение — прут колонной по забитому шоссе — расступись все живое. Гражданские не успели шарахнуться — головной танк подмял тележку с раненой или больной — так никто даже не крикнул. Стояли на обочине, смотрели, как тяжелые машины проходят. «Королевские тигры» — последняя надежда рейха, в количестве считанных четырех штук[3].
На старшего лейтенанта Землякова эпизод произвел впечатление. Толковый парень, хотя и интеллигент, фронтовой опыт имеет. Но проняло. Больше всего то, что немка-бабка в тележке тоже кричать даже не подумала, только собачку к себе плотнее прижала. Господи, что война делает. И ведь не кончается. Вообще не кончается. Чуть слабее, подальше, почти гаснет, потом опять разгорается. Катерина и Земляков это знают, но все равно служат. Земляков в своей контрразведке, у него вроде и жена-девчонка там служит, Катерина где-то у себя, в ином отделе.
Митрич сидел, закрыв глаза, и думал, что он всегда это и раньше знал. Война всегда останется. Будут победы, вернутся домой столяры, слесари, учителя и колхозники, а кадровые останутся. Будут вести малые войны, ловить чужих шпионов и засылать своих разведчиков, и готовиться к большой войне. Зная, что все равно пойдет поначалу коряво, не всё по плану, придется вытаскивать из запасов старые винтовки и спешно конструировать новые танки. Ну, или что там у них в будущем напридумают.
Вот же говняный мир. Нужно было спросить, что там по поводу кино в будущем предвидится? Должно же хоть что-то обнадеживающее иметься? Хотя, может лучше вообще ничего не спрашивать. Нормальные люди все же останутся и тогда, это очевидно, уже хорошо.
Между прочим, хороший человек Земляков сболтнул, что на башне ночного немецкого танка, давившего бабок с собачками, значился тактический номер 217. Знакомый, а? Неужели цел до сих пор, гадюка? Или совпадение?
— Подъем! Готовимся! — в люк соскользнули командирские сапоги, за ними остальные части тела старлея Терскова. — Получили техническую и боевую задачу…
— На связь, «шестой» требует, — перебил Хамедов…
* * *9 апреля 1945 года. Кёнигсберг.
14:05
Работали практически под огнем. Нет, внизу-то было тихо и даже вполне безопасно, но на подходах то и дело под обстрел попадали. Переждать бы, пока немцев подальше выбьют-выколотят, но видимо, не терпели промедления контрразведывательные задачи.
Танки охраняли, разок пришлось даже открывать огонь по шалой немецкой группе, пытавшейся непонятно куда и с какой целью проскочить вдоль корпуса складов. Митрич в стрельбе не участвовал по уважительной причине — был переброшен на особо тонкую профессиональную работу — платформу под опору блока лебедки сколачивал. Тросы уходили прямиком в пролом мостовой — саперы расширили взрывами. Внизу виднелась искрошенная кирпичная кладка, еще ниже угадывалась вода. Туда-то и уходили тросы.
Странное дело: оборудования и техники хватало, приполз даже мощный гусеничный трактор-тягач, изрядно битый и залатанный. А людей было мало: десяток саперов «Линды», несколько артиллеристов из батареи ОМГП, четверо моряков-инженеров, да контрразведчики из малознакомой Митричу опергруппы подполковника Коваленко. Видимо, стянули всех кого могли. Кто-то и внизу имелся, но туда, видимо, иным путем проникли, не через провал.
…— Ложись!
Попадали, пережидая свист мины. Бабахнуло у стен развалин. Опытный народ вскакивать не спешил — случайная мина или немцы накрыть пытаются?
— Дрянь топор-то, — сказал Митрич лежащему рядом саперу.
— Вот не чепляйся. Нормальный плотничий, фронтового образца, тута тебе не тама, грубо и быстро работаем, — справедливо указал сапер.
Начали спускать оборудование в надводную дыру: внизу уже были лодки — саперная-надувная и найденная на месте немецкая плоскодонка.
— Давай хоть какой причал сколотите, скользко тут! — орали снизу.
— Пойдешь, танкист?
— Отчего же не пойти. Любопытно, — сказал Митрич.
Оно и правда было интересно, прямо как в детстве, когда байки о замоскворецких подземельях слушал.
Спустили со связкой досок. Показалось, что сейчас купаться придется, нет, подхватила лодка.
Ничего себе, думалось, что канал какой узкий, вроде канализационного, а тут прямо действительно канал, хоть на прогулочных катерках катайся, хотя свод низкий и очень неуютно. Лодка двинулась к стене, там на узкой площадке работали люди.
