Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский
Дело было дрянь. Три дарга… Три дарга… Даже если бы он был абсолютно здоров и у него было бы всё его оружие и гранаты… Даже тогда три готовых драться дарга было бы для него многовато. А сейчас, когда он с трудом ходит, и у него всего один револьвер… Горохов достал оптический прицел и загнал его в пазы на револьвере.
А огонь вроде как утихал, топливо на двигателе прогорело, и теперь горел пластик. Ему стало немного, совсем немного обидно. У него ведь почти получилось то, что он задумал. Он хотел просто уничтожить сыновей и вернуться живым. До реки всего триста метров. Ему отсюда уже видно крытую парковку перед пристанью.
«И ведь всё, как говорится, срасталось. Всё шло нормально, даже неплохо, пока не появились вот эти трое…». Горохов вздохнул.
– Кажется, наше мимолетное знакомство подходит к концу, – он взглянул на лежащего рядом блондина, а тот просто глядел в небо и продолжал хранить спокойствие. То ли он не понимал слов инженера, то ли не придавал им значения.
Инженер приподнял голову над бортом кузова. Поднёс оптику к глазу. Ну, одного-то из дикарей он точно убьёт. Должен, должен…
«А река так близко, что уже запах чувствуются».
Инженер смотрит в оптику и видит дарга на гребне одного из барханов. Тот замер, замер всего на одну секунду и смотрел на горящий квадроцикл. Практически на Горохова.
Можно стрелять! Нужно пару секунд, нельзя тропиться… Всего пару секунд… Нет, его конёк – это бой на ближней дистанции, а тут он только себя выдаст, если промахнётся. И тут Горохов вспомнил про желто-голубую нарукавную повязку. Но повязки на его рукаве не было. Где-то соскочила.
«Интересно, она помогла бы? Жаль, что не удастся выяснить. Ну да и Бог с нею…».
Он не успел додумать эту мысль. Дарг, стоящий на бархане, вдруг вскинул руки, отбрасывая оружие, и картинно, плашмя, рухнул с песчаного гребня. И лишь тогда до инженера долетел знакомый щелчок выстрела. Так била знаменитая армейская «тэшка».
«Кто это? Кто помогает? Палыч? Не может быть, ему по уставу запрещено покидать средство эвакуации. Кто тогда? Может кто-то из людей Люсички. Да, скорее всего. Это они, я им ещё нужен. Я им нужен!».
От усталости, от подкрадывающейся безнадёги и бессилия и следа не осталось. Один точный выстрел невидимого стрелка и… инженер снова готов продолжить свой путь. Он быстро лезет в карман, выхватывает рацию:
– Первый! Прием!
– Странник, первый слушает! Приём!
– Кто ведёт огонь? Приём!
– Не знаю. Я на точке. Жду тебя. Приём!
– Иду. Конец связи! – Горохов прячет рацию в карман.
Треснул другой выстрел. Это стрелял дарг. Большая винтовка, не автоматическая.
И тут же в ответ короткая очередь, три пули. Это «тэшка».
Он глядит на блондина.
– А у них там дело завязалось, – инженер вздыхает. Ему очень, очень, очень хочется пить. И ещё очень жаль потерянной фляги. Он собирается с силами. – Везёт тебе, блондинчик, может, мы и проскочим. Ладно, тут уже недалеко, попытаюсь доволочь тебя.
Он встаёт и здоровой рукой хватает Тесея за шиворот, тянет его по дороге, тот молчит и даже не стонет:
– Ох, и тяжёлый ты, зараза, – хрипит инженер. – Если не дотащу, прострелю тебя на хрен.
Горохову хочется пить, невыносимо хочется пить. Кажется, что в животе что-то рвётся, но он тянет и тянет Тесея по разбитой дороге.
Пам…
Пам…
Это винтовки даргов.
Та-та-та… Как щелчки. Это «тэшка» в ответ.
У Горохова темнеет в глазах. Он останавливается перевести дух.
И снова слышит:
Пам…
Та-та-та…
А человек-то отчаянный, не побоялся один ввязаться в бой с тремя даргами. Или сумасшедший.
Горохов снова тянет блондина по дорогое.
Пам…
Та-та-та…
«Как говорили в древности… Помоги тебе Бог, добрый человек».
Инженер уже много прошёл. Но ему снова нужно остановиться. День уже катится к вечеру, но с Горохова льётся пот, ему нужно отдышаться.
Та-та-та… Выстрелы «тэшки» уже едва слышатся.
Пам… А вот винтовки даргов ещё слышатся отчётливо. Пам…
А Горохов снова тянет и тянет блондина по разбитому асфальту.
– Ты только не сдохни, а то я, что, зря надрываюсь, что ли?
Та-та-та… доносится издалека.
«Молодец, кто бы ты ни был, спасибо тебе, только не части, ты патронов не напасёшься».
Он оборачивается, он уже слышит, как тарахтит дизель на малых оборотах, он видит лодку Палыча. Она в двух метрах от берега. Палыч стоит на носу.
– Палыч, помогай, – Горохову кажется, что он кричит, но он едва сипит, – помогай, а то сдохну.
Он подтягивает блондина к самой воде.
– Это ещё кто?
– Пленный, – хрипит инженер. – Он очень ценный, помогай…
Палыч сразу кидает верёвку с петлёй:
– Накинь на него.
Горохов даже уже и не понимает, что он делает и как он это делает, но заскрипела лебёдка на носу лодки, он, придерживая Тесея, заходит в воду почти по пояс. У него не осталось сил, и когда Палыч его втягивает на палубу, инженер почти не помогает ему.
А старый товарищ затягивает его в рубку, туда, где прохладно, кладёт его под кондиционер на лежанку, осматривает, ощупывает и всё время что-то спрашивает про раны.
– Ну, руку зацепили, куда ещё попали? Ну не молчи… Куда ещё попали? Горохов, слышишь меня?! Да ты есь в крови, куда ещё тебе попали? Слышишь меня?
Горохов слышит, но сейчас он ничего не может ему сказать. Только просит тихо:
– Воды дай.
Палыч сразу даёт ему открытую флягу:
– Много не пей, я знаю, что тебя сейчас жажда изводит. Это от кровопотери, но не пей больше пяти глотков.
Горохов и сам всё знает, но удержаться не может, жадно пьёт.
– Не пей, говорю, много, – орёт на него Палыч, а сам уже встаёт к штурвалу.
Сразу взревел мощный двигатель, лодка с большим креном легла в разворот.
– Потерпи, браток, – через шум двигателя до инженера доносится голос капитана, – сейчас отскочим от этой Полазны, а то там эти гниды уже зашевелились, ещё полоснут из пулемёта, пробьют ещё борта… А отойдём, так я тебя залатаю… До Соликамска довезу, не волнуйся. И этого…, – он кивает на Тесея, что лежит на полу, – тоже посмотрю.
Горохов и не волнуется. Старик в медицине разбирается лучше его самого.
– Палыч, – негромко говорит инженер.
Негромко, но старик оборачивается:
– Чего?
– А кто ж там на берегу бой затеял?
– Да откуда
