Настоящая фантастика – 2011 - Александр Николаевич Громов
– Да!!! – ору во весь голос, потрясая винтовкой.
Оранжевый шар взрыва, черный дым столбом в небо. Хорошо чуть в стороне упал, за пределами части. Тройка «юнкерсов» уходит на север. Слышу приглушенные расстоянием, радостные крики «ура!» и ловлю себя на том, что счастливо улыбаюсь. Вот так вот. Уничтожил страшного врага – и счастлив. А потом еще удивляемся, почему воюем. Ой-ой-ой. Философ хренов. Готовься, философ. Вон уже со стороны дороги доносится шум моторов. Так, смотрим. Около десятка танков, грузовики, полные солдат, мотоциклы, легковушка, полугусеничный тягач с пушкой на прицепе. Не слабо. Подкрепление к немцам прибыло, кто бы сомневался. Ну, сейчас начнется. Держитесь, ребята.
Патроны кончились как раз в тот момент, когда немецкие танки и пехота, несмотря на тяжелые потери, все-таки ворвались на территорию обороняемой воинской части и там, внизу, завязался рукопашный бой. У меня оставалось еще три бронебойных, и все их я выпустил по танкам. Безрезультатно.
И что теперь делать?
Бросить винтарь, спуститься с западной стороны холма или даже, чтобы уж наверняка не заметили, с обрывистой южной и уходить берегом моря? Но там, внизу, в полуподвале казармы, – Ксюша, медсестра, раненый сержант и другие раненые, которых наверняка стало гораздо больше. И Ксюшин папа Иван Сергеевич, я еще десять минут назад видел его в прицел винтовки, он сменил убитого пулеметчика и вел огонь по наступающим немцам. И старший лейтенант Артемьев, и морячок с «Бесстрашного», и старшина Кивенко, и все остальные – живые и мертвые. Наши.
Я подхватил винтовку, выскочил из ячейки и побежал вниз по склону. Мне были нужны патроны. Или хотя бы винтовка с примкнутым штыком.
Мобильник в кармане запел дурным голосом, когда до подножия холма оставалось шагов двадцать – двадцать пять. От неожиданности я оступился, чуть не загремел по склону, но в последний момент сумел удержать равновесие и затормозить. Телефон подал голос снова. Громко и настойчиво. Черт, давно хотел сменить рингтон, уж больно наглый, да все руки не доходили.
Я выхватил устройство связи двадцать первого века из кармана и уставился на дисплей. Галина. Моя, как бы это сказать помягче, полулюбовь. Красивая мордашка, сексуальная фигура и явный недовес мозга в голове. Только вечное мое нежелание обидеть человека до сих пор мешает нам окончательно разбежаться. Это если не считать хорошего секса.
Телефон не умолкал. Было что-то абсолютно нереальное в этих электронных звуках, накладывающихся на звуки близкого боя.
Я нажал соединение.
– Слушаю!
– Димочка, привет, это я!
Звонкий радостный голос из будущего. Ничего не понимаю.
– Ты почему не звонишь? Как ты там? Я скучаю! И что это за шум? Петарды, что ли, запускаете? Фейерверк? Так день же вроде на дворе!
Видела бы ты эти петарды…
– Галь, все хорошо, извини, мне сейчас не совсем удобно с тобой говорить. Давай я тебе перезвоню через полчасика.
– А не обманешь? Слушай, хочешь, я к тебе приеду? У меня как раз свободная неделя будет. Начальник, представляешь, вдруг подобрел ни с того ни с сего и согласился…
Я стоял как столб. Очень плохо соображающий столб. Возле уха – мобильник, в правой руке – снайперская трехлинейная винтовка системы Мосина, в голове – полный бардак, столпотворение и салат оливье из мыслей и эмоций.
Черт, надо бы укрыться, что ли. Хотя на фига? Если все это ненастоящее, то… Погоди. Как это – ненастоящее? Ты же все видел, слышал и ощущал. Снимков понаделал. И сейчас все видишь, слышишь и ощущаешь. Там, в сотне метров, на территорию части прорвались немцы, идет бой, а ты стоишь тут, как последний трус и…
И тут в меня попали.
Я выронил винтовку с мобильником и с размаха сел на землю. Не удержался, повалился набок. Ох, как же больно… Провел рукой по груди, поднес ладонь к глазам. Кровь. Надо же. Вот тебе и ненастоящее… День стремительно мерк, превращаясь в черную и глухую – ни проблеска, ни звука – непобедимую и бесконечную ночь.
Кто-то лил мне на лицо холодную воду. Эй, да хватит уже! Я закрылся рукой и открыл глаза. Надо мной склонились двое – Ксюша и ее папа Иван Сергеевич.
– Живой, – удовлетворенно констатировал папа. – А ты боялась.
Я сел и первым делом ощупал и осмотрел грудь. Все цело, ничего болит. Только майка мокрая. Надо понимать, от воды, которую на меня только что лили.
– Где мы?
Но я уже и сам видел где. Тот же берег, где вчера заночевали у костра. А вот и сам костер, уже погасший. Достал мобильник, глянул на часы. Значит, все-таки сон? Или что-то было подмешано в вино, которое я пил, или еду, которую я ел. Но вино-то в магазине покупалось, а вот еду Иван Сергеевич принес из дома. Так. Хорошо здесь шутят над приезжими, нечего сказать. Ясно теперь, почему их так мало в самый разгар сезона. Но какой смысл? А по фигу, какой. Вот не нравятся им отдыхающие, и все. Меньше народа – больше кислорода.
Я вскочил на ноги.
– Ладно, – говорю. – Спасибо, что называется, за компанию. Больше мы вряд ли увидимся, так что прощайте.
– Подожди, Митя, – сказала Ксюша. – Мы догадываемся, о чем ты думаешь, но все было по-честному, без обмана. Ты и правда видел то, что видел, и делал то, что делал. Хочешь, подробно расскажу? Как раненого сержанта тащили. Как лейтенант Артемьев умер у меня на руках?
– Как старшина Кивенко дал тебе снайперскую винтовку и отправил на гору, – добавил Иван Сергеевич. – Ты отлично стрелял, я видел. Без тебя мы бы не отбили вторую атаку. Мы ее никогда не отбиваем.
– То есть? – не удержался я от вопроса.
– Я переживал новолуние одиннадцать раз, – сказал Иван Сергеевич. – Ксюша – четыре. Это было двенадцатое для меня и пятое для нее.
– И впервые все закончилось по-другому, – сказала Ксюша. – Мы отбили вторую атаку. С очень большими потерями, дошло до рукопашной, но отбили.
– А потом с моря подошел наш крейсер, – продолжил Иван Сергеевич. – Выслал шлюпки, и под прикрытием огня из корабельных пушек всех эвакуировали. Кроме мертвых. Мертвых оставили здесь.
– И вас?
– Что – нас?
– Вас, говорю, тоже оставили здесь?
– Мы сами остались, – сказала Ксюша. – Новолуние же не вечно продолжается. Наше время вернулось,
