Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский
— Проверочка, стало быть, такая, матить не перематить, — сказал полковник, снимая свой шлем (обычную общевойсковую каску в чехле), ставя его на макушку у ноги и извлекая из кармашка разгрузки здоровенный носовой платок. Его полковничье раздражение уже угасло, осталось лишь общечеловеческое, не мешающее работать мозгам. Испуг в Зоне необходим. Можно даже дать залпа в штаны, не западло, главное, чтобы мозга потом заработала.
— Ритуал скорее, — сказал Набис. — Что-то на вас посмотрело. И зря вы так рванули в Зону, товарищ полковник.
— Старого-то полковника, целого коменданта… подъебали, получается.
— Вы ничего не хотели слушать… Да не вы первый. Да и обстоятельства.
— Какие обстоятельства? — спросил Блинчук недобро.
Набис молчал, глядя ему в живот. Блинчук высморкался. Огляделся.
— Прапорщик Глызин! — гаркнул он и, сразу же понизив голос, спросил Набиса: — Кричать нельзя?
— Я! — глухо из кабинки откликнулся Глызин. И стукнул чем-то, видимо стволом, в стенку. — Виноват, не закончилось!
— На «нейтралке» всё можно, товарищ полковник, — ответил Набис. — На сегодняшний день. Что будет через неделю — только Беда знает. Но лучше не кричать. В Зоне всё должно быть тихо. Руки должны быть голые, а уши открыты.
— Беда — вы так называете… — Блинчук мотнул головой в сторону жилмассива «Капустин» в частности и полигона в целом. В сторону Зоны. Набис кивнул. Блинчук насупился, стал складывать платок. Рвотный прапорщик Шульцев травить закончил, полежал ещё в ожидании, сполз с кузова чуть ли не в свою лужу, но счастливо промахнулся и, нетвёрдо ступая, направился к умывальнику. Блинчук, Набис и Коростылёв смотрели, как он возится с краником.
— А вы, товарищ Набис, сами местный? Гражданский по контракту? — спросил Блинчук.
— Да, я жил в Собачьем. За улицу от вашей вышки.
Блинчук хмыкнул. Спрятал платок.
— Где служили? Ах, да…
— Я работал на полигоне, инспектор теплоцентралей. А основная профессия — браконьер. Икра.
Блинчук задрал редкие брови.
— Прошлая, значит, жизнь, — сказал он. — Так принято здесь? Признаваться?
— Да. Беда списала.
— Не люблю браконьеров, — заметил Блинчук.
Набис пожал плечами.
— А я не люблю скурмачей, но что же делать?
— Ну, хорошо. Папаша, говорите… Мне надо его вытащить и опросить. С ним же живой ребёнок! Живой же? — обратился он к майору. Коростылёв кивнул.
— Живой, ясно видел.
— Соответственно, — сказал Блинчук. — Это наша цель. Найти и вывести. Как нам поступить, товарищ Набис, как решить задачу? Что вы знаете об этом Папаше? Что посоветуете по сути?
— Скорее всего никуда нам двигаться не надо. Надо сидеть прямо здесь и ждать, — сказал Набис. — Скорей всего, он идёт к нам. Скорее всего, он специально попался в вашу телекамеру. Он хочет познакомиться. Он или Зона… Этого я не знаю. Он умеет ходить быстро, но сегодня спешить ему некуда. Ведь вы же из-за него ломанулись в Беду сломя голову, без подготовки, на личных приказах, с одним проводником. Значит и подождёте теперь, как Беда вас приостановила чуток.
— Трах-тарарах, — сказал Блинчук. — Отставить. Не трах-тарарах, а мать-перемать. Да кто он такой?!
Набис пожал плечами.
— Он местный житель. Я его помню по до Беды. Он был врачом в госпитале.
— Военврач? — после паузы спросил майор Коростылёв.
— В форме я его не видел, — ответил Набис. — В халате видел.
Полковник и майор уставились друг на друга. Майор поправил автомат на коленях. То, что майор взял на выход АК-47, Набис тоже отметил. Не генеральский «укорот», как полковник, не модные «винторезы», как прапорщики из высшего общества, а настоящий 47-й, автомат для инопланетян. Очень интересный скурмач майор Коростылёв. Спиной не поворачиваться.
Умытый влажный рвотный прапорщик вернулся к машине и взялся за пол кузова, глядя на начальство снизу вверх.
— Так кто он непосредственно сейчас? — спросил полковник. — Он опасен?
— Очень, — сказал Набис. — Он живёт внутри Беды. Там все опасны. Там и я опасен, а уж вы насколько опасны, я даже не могу вообразить.
— Ты это, что, разведчик, — сказал Шульцев авторитетно, — хорош тут тьму нагонять. Верно, Сергей Борисович?
— Помолчи, Шульцев, — сказал полковник задумчиво. — И оружие никогда не оставляй.
— Виноват! — воскликнул Шульцев, вскочил в кузов, подхватил свою винтовку, уселся и, несколько изогнув стройный стан под бронежилетом, принялся выглядеть насколько мог молодцевато.
— Товарищ прапорщик, свою рвоту надо убрать, — сказал Набис. (Шульцев вызверился на него, как прапорщик на солдата.) — За туалетом есть швабра и бочка с водой. Специально для этих целей.
— Я не понял! — сказал Шульцев.
— Так заведено, — сказал Набис. — Необходимость. Внутренний порядок. Прячь своё дерьмо от Зоны. Дерьмо в Зоне и укусить может.
— Товарищ полковник! — обратился Шульцев к товарищу полковнику как к отцу родному.
Блинчук резко почесал бритую макушку и посмотрел в сторону Земли. Вот сейчас Чингачгук и заметит, что у него свинтили вышку, подумал Набис. Самый подходящий момент. И начнётся скандал хором. И в самый разгар возникших на почве личной неприязни неуставных отношений подойдёт Папаша с Яночкой. Но как он вообще не замечает, что мы из осени попали в лето?!
— Как вас по имени, товарищ проводник? — спросил полковник. — Я слыхал… Набис?
— Это кличка. Здесь принято.
— Кличка. Хорошо. Так как же?
Сейчас я назовусь, и Шульцев скажет «Да пошёл ты на хер, Сергей!» И я его убью. И уйду жить к Папаше. И буду жить быстро и долго.
— Хорошо, не хотите — не надо, — сказал Блинчук, по итогам молчания Набиса что-то решив. — Шульцев, прибери за собой. Потом разберёмся, что здесь устав, а что подъёбка. Бегом.
— Есть, — сказал мертвец Шульцев, тоже сделав себе какую-то зарубку на памяти.
— Если Папаша показался, — сказал Набис как ни в чём не бывало, — это значит, товарищ полковник, что ему нужно поговорить.
— Он что же, прямо вот так непосредственно мне показался? — спросил Блинчук недобро. — Что вы мне, товарищ проводник, вкручиваете сказки? Откуда ему про лично меня знать? И он что, сторона переговоров? Народный депутат? Но какой народности?
— В Зоне все расчёты по результату, — сказал Набис. — А
